Ночью я долго не могла уснуть – все думала, как же помочь Верке. Я знала, что мать ее, само собой, не убьет. Однако заставит все каникулы учить физику. Факт. Веркина мама насчет оценок строгая.
Я представила: Вера сидит на подоконнике в звенящей тишине комнаты и смотрит тоскливым взглядом на улицу. Она думает о том, что ее одноклассники вовсю наслаждаются каникулами —ходят на свидания, гуляют по Почтовому бульвару, зависают в парке. И только она, Вера, торчит дома, потому что учебник физики держит ее там, словно кандалы на ногах опасного преступника.
Душераздирающая картина, нарисовавшаяся в воображении, чуть не заставила меня расплакаться. Только слезы высохли, не успев пролиться, потому что я вдруг поняла, что нужно делать. В тот момент идея казалась мне блестящей.
– Верка, мы подставим тебе задним числом ма-а-аленькую такую, скромненькую пятерку. Физик наверняка не помнит, сколько раз за четверть тебя вызывал, – объявила я подруге, вызвав ее на перемене в коридор.
– Как это подставим?
– Спрячемся после уроков в раздевалке, а потом прокрадемся в учительскую и возьмем журнал.
Вера как-то странно на меня посмотрела и на минуту задумалась.
– А если кто-нибудь увидит? – спросила она.
– Кто? Наши все по домам разойдутся, а если кого чужого встретим, скажем, Марина Викторовна попросила журнал принести. Да и не спросит никто. Вот ты что бы подумала, если бы ученика с журналом в руках в коридоре встретила?
– Что он его тащит в класс по просьбе училки.
– Вот, видишь. Все будет путем, не раскисай!
Я вся такая из себя смелая и уверенная была, пока Верку убеждала. Однако стоило мне взяться за дверную ручку учительской, как я превратилась в зайца. Нет, у меня не выросли длинные уши, и маленький кокетливый хвостик не отрос. Только сердце вдруг заячьим сделалось: забилось, затрепетало.
Я бы, разумеется, предпочла постоять у окна рядом с учительской. Если бы какой-нибудь педагог появился в коридоре, я бы начала надсадно кашлять. Вера бы быстренько покинула учительскую без журнала, и спросила бы у некстати появившегося учителя: «Вы не видели Марину Викторовну?». Притворилась бы, что классную ищет.
– Светочка, сходи ты. Ну, пожалуйста. Это ведь твой план, ты лучше знаешь, как это все провернуть.
Веркин аргумент, конечно, никуда не годился, однако я вспомнила, как здорово я выгляжу на подправленной подругой аватарке, и согласилась.
В учительской никого не оказалось. Я прикрыла за собой дверь и потрусила на цыпочках к шкафу с журналами. На внутренней боковине шкафа были наклеены бумажки с цифрами, обозначающими классы, так что долго рыться не пришлось. Я в два счета нашла нужный журнал. Книга судеб 8 «Б» стояла на второй полке сверху.
Ты-дыщ! – раздалось за моей спиной.
Я развернулась в прыжке, прямо-таки как заяц, испуганный выстрелом охотника. При этом резко дернула журнал, и он потянул за собой несколько собратьев. Журналы сыпались на пол, а я стояла и смотрела на них, замороженная ужасом.
Я всегда знала, что не получится из меня толковая женщина-кошка. А вот женщина-росомаха – запросто. Или женщина-слониха в посудной лавке.
Способность соображать все-таки ко мне вернулась (ну, надо же!), и я поняла, что раз из-за двери не доносится надсадный Веркин кашель, значит, никто в ближайшие секунды в учительскую не войдет. Я быстро собрала журналы и запихнула их на полку. Размышлять над тем, в каком порядке они стояли там раньше, было некогда.
По пути к выходу из учительской я заметила, что на полу под вешалкой валяется черное пальто. Вот оно-то и напугало меня до полусмерти, свалившись с вешалки в самый неподходящий момент. Я подняла пальто, повесила его на крючок и степенно вышла в коридор. Мол, что вы, что вы – я по делу заходила. Зрителей, чтобы оценить мое актерское мастерство, не нашлось. Только Верка стояла у окна и смотрела на меня как на привидение.
Мы молча направились к лестнице и спустились на первый этаж. Оставалось миновать холл, войти в раздевалку и спрятаться в самом дальнем ее углу – там, где у стены стоит скамейка из спортзала. Я уже даже почувствовала себя в безопасности. И тут в холл вплыли они – Людка и Наташка из нашего класса. Вот про дежурных-то я как раз и не подумала, когда операцию планировала.
– А чего вы все еще в школе? – задала резонный вопрос Людмила, не отрывая взгляда от журнала, который торчал у меня под мышкой.
– Ой, девчонки, мы спешим, нас в учительскую вызвали, – скороговоркой протараторила Вера и потянула меня дальше по коридору – мимо раздевалки.
Мы завернули за угол раньше, чем Люда и Наташка успели открыть рот.
– Молодец, Вер, вроде и про журнал объяснила, но и ничего конкретного не сказала – мало ли кто и зачем нас в учительскую вызвал. Может, у нас оценки спорные, и нас поспрашивать хотят дополнительно.
– Если только этих мымр любопытство не замучает, и они не пойдут в учительскую разузнавать подробности.
Мы присели на корточки возле стены и высунулись из-за угла, как два суслика из-за кочки. Долго ждать не пришлось. Девчонки явно спешили – уже через пару минут они устремились к выходу из школы, застегивая на ходу куртки.
– Уфф, ушли, – выдохнула Вера.
Мы сломя голову понеслись к раздевалке. Наконец можно было забиться в полутемный уголок и не опасаться, что нас застукают.
Я достала из сумки сотовый – до конца первого урока второй смены оставалось 15 минут. Всего четверть часа, чтобы завершить авантюру, прежде чем школьные коридоры наводнятся потенциальными свидетелями. Да глупо было бы рассчитывать на то, что на перемене никто не зайдет в учительскую.
Я судорожно листала журнал, пытаясь найти нужную страницу. Желтоватые листы мелькали перед глазами, как осенние листья при порывистом ветре. Страница с оценками по физике все никак не находилась.
– Дай сюда, – сердито рявкнула Верка и забрала журнал.
Нервы.
Вера отыскала нужную страницу и положила журнал мне на колени. Ручку я держала наготове. Пара секунд – и в журнале уже красовалась пузатая и приземистая пятерка, похожая на Григория Ивановича и цифры, написанные его рукой. Оценка скромненько устроилась в клеточке, относящейся к сентябрю, как будто все время там и стояла. Я захлопнула журнал, и мы снова пошли на второй этаж, поминутно озираясь и вздрагивая от каждого шороха. Я хихикнула:
– Мы похожи на лисиц, которые обчистили курятник и теперь пробираются через деревню в лес.
Верку почему-то моя шутка не рассмешила.
Нам снова повезло – в учительской никого не оказалось. Я вернула журнал на полку, и вскоре мы с подругой уже вдыхали полной грудью холодный осенний воздух.
– Здорово мы это провернули!
– Здорово, – согласилась я.
Мы недавно на МХК античный период проходили. Оказывается в то время жил мужик, Квинт Гораций Флакк, который любил повторять: «Мера должна быть во всем!» «Ну и зануда», – подумала я. Однако жизнь-то показывает: он прав. Вот, например, как только почувствуешь щенячий восторг и желание стоять на ушах – знай, облом близко. Я давно заметила, что фонтанирующее через край ликование чаще всего сменяется отчаянием. Почему так? Если верить древним эллинам, то получается, что мироздание не терпит асимметрии и дисбаланса. Равновесие ему подавай.
Мне стоило об этом вспомнить, когда в последний день первой четверти я, захлебываясь от удовольствия, делилась с Веркой планами на каникулы.
– Мы с Русланом поедем на целый день за город: будем жарить шашлыки, гулять по лесу, играть в бадминтон. А еще собираемся в боулинг-клуб и в кино. Мы вчера весь вечер список развлечений составляли.
Верка скривилась, как от зубной боли. Я, наверное, слишком истошно визжала ей на ухо.
– А еще! А еще Руслан захотел познакомиться с бабулей. Сам предложил. Мы купим тортик и пойдем к ней прямо завтра.
– С чего это он? – удивилась Вера.
– Руслан хочет подружиться с бабулей, потому что понял: я ее люблю больше всех.
– Больше, чем родителей, что ли?
– Экая ты, Вер. Это все равно, что спросить, кого ты больше любишь: мороженное или котят. Родители – это родители. Я их, понятное дело, люблю. Только любовь ведь разная бывает. Бабушка – это мой островок безопасности. Она всегда за меня. Ей не важно, права я или виновата. Знаешь, как приятно знать: для кого-то ты хорошая, что бы ни произошло.
Верка пожала плечами. Наверное, она меня не поняла.
До самого классного часа отличное настроение оставалось со мной. Даже Вероника со своими подпевалами не смогли его мне испортить.
– Светка сегодня сияет, как начищенный медный таз, – громко, так чтобы услышали все в классе, сказала Танька на большой перемене.
– Рада, что в столовке суп на себя не вывернула в кои-то веки, – откликнулась задавала-Вероника.
Я сделала вид, что ничего не слышала. Зачем обращать внимание на тех, кто того не стоит? Тем более, когда «и жизнь хороша, и жить хорошо».
Я и не подозревала, что хорошо жить мне оставалось недолго.
Тучи начали надо мной сгущаться во время классного часа. Выходило, что я закончила первую четверть с тремя тройками. Тройки бывали и раньше – случайные, как мы их с бабулей нарекли. Однако тогда речь шла об одной-двух четвертных троечках по алгебре, физике или химии за год. А тут я умудрилась схлопотать все три в первой же четверти. И главное, у меня совсем не было времени, чтобы убедить маму в том, что я их непременно исправлю к Новому году – мать должна была пойти на родительское собрание в тот же день сразу после работы. А по телефону такие разговоры не ведут – бесполезно просить прощения, если твоих честных глаз не видно.
Во время классного часа темные тучи застлали мой сияющий лазурью небосклон. Гроза же разразилась вечером. Мама метала громы и молнии. Я давно не слышала, чтобы она так орала – пожалуй, с того самого дня, когда я впустила в квартиру цыган, и они утащили все, что плохо лежало. А как я могла не впустить? Я услышала звонок, открыла дверь и увидела двух женщин, одна из которых едва стояла на ногах – глаза ее были закрыты, голова безжизненно склонилась на плечо товарки, руки висели, как плети.
– Доченька, пособи. Голодный обморок у нее.
Я помогла довести страдалицу до дивана и хотела уже бежать к телефону, чтобы вызвать скорую. Однако цыганка – та, которая выглядела бодрой и здоровой, – сказала:
– Ой, касатка, ты лучше накорми-ка ее, она враз-то и оживет.
Я ринулась в кухню разогревать суп, котлеты, рагу – все, что нашла в холодильнике. Только когда я пришла в зал, чтобы позвать гостей к столу, их там уже не было. Новенького плоского телевизора, за который папа продолжал в то время выплачивать кредит, там тоже не было. Позже выяснилось, что пропало еще много чего, просто я сразу не заметила.
Вернувшись с родительского собрания, мама орала так, словно нас опять обчистили цыгане. Я сначала решила, что она из-за злосчастных троек расстроилась. Однако одна из произнесенных с надрывом фраз заставила меня вздрогнуть:
– Я и подумать не могла, что моя дочь способна без спроса рыться в чужих вещах.
Я испугалась, решив, что мама сошла с ума. Наверное, глаза у меня сделались, как чайные блюдца. Мама даже кричать перестала и объяснила, наконец, в чем дело. Оказалось, Марина Викторовна попросила ее остаться после собрания для приватного разговора. Она поделилась своим беспокойством по поводу снижения моей успеваемости, а потом заявила, что неуда по поведению я избежала лишь потому, что она, Марина Викторовна, только перед собранием узнала, что я без спроса брала журнал из учительской.
– Я волновалась по поводу четвертных оценок, поэтому решила взять журнал и посмотреть, что у меня по физике и химии выходит, – соврала я, не моргнув глазом.
– Посмотрела и успокоилась? – съехидничала мама.
Я опустила голову.
– Да ты вообще не имела права без спроса в учительскую входить, – закричала мама, как будто кто-то вновь завел пружину гнева у нее внутри. – Марина Викторовна сказала, что ты все журналы местами поменяла. Учителя на следующий день на уроки опаздывали – журналы искали.
Я опустила голову еще ниже. Только мне мое раскаяние ни капельки не помогло – мама решила, что я качусь по наклонной, что меня интересуют только мальчики (несправедливо! только один мальчик – Руслан), и что меня нужно безотлагательно спасать.
Домашний арест на все каникулы – таков был приговор. Вовсе не Вера (которая, кстати, благополучно получила в четверть четверку по физике), а я сидела в квартире, как пригвожденная. Папа нашел в интернете кучу задач по алгебре, физике и химии, чтобы я на каникулах не скучала. Здорово меня эти задачки развлекали, ага. Прям до зубовного скрежета. Пришлось решать, куда деваться то – папа каждый вечер проверял, как я поработала.
Только большую часть дня я все-таки бездельничала – сидела на подоконнике, обхватив колени руками, и смотрела в окно. Как назло, солнце светило ярко и задорно, словно к нам пожаловал не ноябрь, а сентябрь. Рыжие лучи, как будто дразнили меня: «Выходи, ну, выходи же! Смотри, как тут у нас весело!»
А мне было совсем не весело. Мама и слышать не хотела о Руслане.
– Эта романтическая история тебя до такой жизни и довела, – утверждала она.
Приходилось довольствоваться телефонными разговорами.
О проекте
О подписке