Спала я плохо. Снился мне Павлик в белом длинном балахоне, он печально качал головой, пока Светка целовалась с его братом. Я пыталась их разнять, но они отпихивали меня, а потом принялись срывать друг с друга одежду… И тут зазвенел спасительный звонок. Часы показывали девять утра, и я подумала: Светка, черти бы ее побрали. Прошлепав до входной двери, распахнула ее со словами:
– Некоторые люди по утрам спят, – но тут же замерла, встретившись с насмешливым взглядом голубых глаз.
– Какими судьбами? – быстро пришла в себя. Петя широко улыбнулся, окинув меня быстрым взглядом.
– Соскучился.
– А я нет, – я решительно стала закрывать дверь, но этот гад успел втиснуть кроссовок, а за ним и сам втиснулся. В прихожей и так места мало, а тут вовсе дышать стало нечем. Петя снова улыбнулся. По всей видимости, считает свою улыбку сокрушительной. И наверное, я могла бы повестись на нее, если бы за вчерашний вечер не успела понять: Петр Смолов – наглый, хамоватый, самовлюбленный эгоист, которому наплевать на весь остальной мир. Однако зачем-то он ко мне приперся, и самое простое – дать ему высказаться и выставить.
– У тебя пять минут, – заметила, скрестив руки на груди, и прошествовала в кухню.
Скорее всего, он будет просить, чтобы Павлику ничего не рассказывала. Наверное, надумал, что я побегу, пользуясь случаем, разбивать Светкино счастье, дабы потом пригреть ее мужа на своей груди. Он бы, наверное, в аналогичной ситуации так и поступил, не мучаясь угрызениями совести. Я уселась на стул, Петя, оглядевшись, замер у кухонного гарнитура и, вытащив из пачки сигарету, сунул ее в рот. Вот такой наглости я точно не ожидала.
– А спросить, можно ли у меня курить? – поинтересовалась обманчиво ласково.
– Не будь ханжой.
Расплывшись в улыбке, я подошла к нему. Потянулась, чтобы вырвать сигарету, но этот гад поднял руку. Учитывая разницу нашего роста, происходящее начинало напоминать игру в собачку. Короче, он меня разозлил. Я вообще-то девушка терпеливая, но этот парень перешел все границы. Подпрыгнув, я резко уцепилась за его плечи, он, хоть и растерялся, но подхватил меня, а я стала дубасить его кулаками по спине.
– Угомонись, бешеная, – рявкнул Петя, пытаясь оторвать меня от себя, но не тут-то было. Я продолжала его дубасить, пока он не догадался усадить меня на стол. Так и оказалось, что я его вроде как обнимаю, а он стоит у меня между ног.
Я замерла, тяжело дыша (между прочим, побои отнимают много сил), он качал головой, видимо, мысленно проговаривая все знакомые ему проклятья. Через пару мгновений ситуация стала выглядеть слишком двусмысленно, к тому же я осознала, что на мне только пижамные короткие шорты и майка, и мое тело в общем-то открыто для обозрения более чем. Петя, кстати, глаза таки опустил, но тут же вернулся взглядом ко мне. А потом наклонился ближе, еще ближе, вроде как неуверенно. Боялся, видать, я опять дубасить начну. Но я только тяжело выдохнула, сглотнув. А он был уже непозволительно близко своими губами к моим…
И вот тут я схватила его за ухо, выворачивая таким образом, что Петя, вскрикнув от боли, согнулся в три погибели, дабы хоть как-то ее облегчить. Я победно усмехнулась. Меня еще дед этому захвату научил. Наш фирменный, семейства Волковых.
– Отпусти, – рявкнул Петя, но впечатления не произвел, сила-то на моей стороне. Спрыгнув со стола, я потащила этого хама к дверям.
– Стой, чокнутая, – продолжал он, – давай поговорим.
– Мне не о чем с тобой разговаривать, – я подтолкнула его ботинки к дверям, планируя выкинуть их вместе с владельцем на лестничную клетку.
– Это касается источника вечной жизни.
Я замерла в узкой прихожей, Петя вместе со мной в причудливой позе. Сердце пропустило один ход. Блефует? Или… Ответа не было, и я чуть не зарычала, потому что желание выпихнуть Смолова было велико, но его слова, если это не пустой звук, задели за живое. В конце концов, я его нехотя отпустила. Выпрямившись, он начал потирать покрасневшее ухо.
– Еще немного, пришлось бы делать пересадку, – пошутил невесело.
– У тебя по-прежнему пять минут, – хмуро ответила я, проходя в кухню. Мы заняли исходные позиции, в этот раз обошлось без сигареты.
– А ты, я смотрю, боевая девка, – рассмеялся вдруг Петя, качая головой, – хотя немного сумасбродная.
– Ага, слабоумие и отвага, – отозвалась я, – четыре минуты двадцать секунд.
Петя молча сверлил меня взглядом. Невозможный человек.
– Четыре минуты, – напомнила я, добавив, – и я еще приемы знаю, учти.
– Та сказка, что ты рассказала Анюте, – заявил он, – это ведь не сказка?
– Сказка-сказка, ты просто продолжение не слышал, там феи, драконы и слонопотамы.
– Там мальчик, – сказал Петя вдруг вкрадчивым голосом, заставившим сердце замереть. Я уставилась на него. – Которого девочка встретила во время своего путешествия. С которым они отправились вместе на поиски источника. И мальчик пропал, так и не вернувшись в родной дом.
Я нервно сглотнула.
– Откуда ты знаешь?.. – спросила осторожно. Петя усмехнулся.
– Не так скоро, Маруся.
– Еще раз меня так назовешь, я ухо тебе откушу, – ласково пообещала я.
– У меня к тебе предложение, Мария Федоровна, – посерьезнел он вдруг, – как насчет того, чтобы отправиться в путешествие?
– Не поняла?..
Петя приблизился, вновь склоняясь надо мной, ставя руки на стол, стоящий позади меня. Снова его лицо было близко, но ни в одном из нас точно не было ни грамма романтики.
– Я предлагаю тебе отправиться на поиски источника вечной жизни, – сказал он, – того самого.
Немного поглазев, я усмехнулась.
– И как же ты планируешь найти туда дорогу?
– Я думаю, у тебя есть карта, – снова улыбнулся он, я на мгновенье сощурилась.
– Так ты хочешь стать бессмертным? – поинтересовалась у него, Петя усмехнулся.
– Значит, карта есть?
– Может быть.
Мы еще посмотрели друг на друга, а потом он, медленно выпрямившись, отошел обратно к гарнитуру.
– Подумай над моим предложением, – сказал серьезно, – одной тебе в любом случае не справиться. Надумаешь, позвони, – выложив на стол визитку, Смолов направился к выходу, больше ничего не сказав.
Я слышала, как он обулся и вышел, прикрыв дверь, а сама смотрела на визитку, думая: что это сейчас было?
Если откинуть моменты наших взаимоотношений, то вывод прост: услышав вчера сказку, Петя тут же провел аналогии и решил попытать удачи, а именно найти тот самый источник вечной жизни. Ладно, я о нем знаю, потому что эта история касается напрямую моего рода, но он-то откуда? А в том, что знает, я не сомневалась, уж больно уверенно рассказывал.
Я взяла в руки визитку: «Смолов Петр Игоревич», – значилось на ней, ниже номер телефона, и на этом все. Никаких данных. Закусив губу, продолжала думать. Вообще-то, предложение было заманчивое. Сама я мысленно много раз порывалась отправиться на поиски, но каждый раз одергивала себя, вспоминая, чем эта история закончилась для папы.
А закончилась она банально: он просто исчез. Как и тот мальчик, о котором говорил Петя. Только, конечно, на самом деле, никакой он был не мальчик, и героиня сказки не девочка, а вполне себе взрослые люди.
Вместе с визиткой я вернулась в комнату, достав записную книжку отца в старом кожаном переплете, потертую, но такую родную, открыла ее на первой попавшейся странице.
«Возможно, здесь я найду свою смерть, а не источник вечной жизни, – писал он в заметках, – но в любом случае, именно сейчас я чувствую себя живым на сто процентов».
Эта записная книжка осталась после первого неудачного похода. Тогда отец прошел часть пути, но то ли запутался, то ли просто все шло не так, и он вернулся, поплутав в горах больше двух месяцев.
– Источник жизни, – проговорила я вслух, ложась на кровать и глядя в потолок. В моем роду он куда больше напоминал источник смерти.
Эта история случилась с моей прапрабабкой Ольгой Дмитриевной Рогожинской. Родилась она незадолго до начала 20-го века, а выросла в эпоху двух революций. Если коротко: ей было не до браков. В суровые времена прапрабабка потеряла семью, в живых остался только отец. Они перебирались с места на место, чтобы хоть как-то избежать гражданской войны и беспредела вокруг.
И вот, в двадцатом году отец слег. Ольга Дмитриевна искала любые возможности спасти его, но врачи обещали только облегчить боль. Каким-то чудом или роком, тут уж точно не скажешь, молодая женщина наткнулась на старого лекаря. Не знаю, почему он рассказал ей этот миф об источнике вечной жизни, исцеляющем любые болезни, откуда он его вообще выкопал, но Рогожинская ухватилась за эту сказку и решила отправиться на поиски.
Затея для женщины в принципе так себе, а тем более, если учесть времена. Но Ольга Дмитриевна была особой бесстрашной и отправилась в путь. Путешествие к источнику заняло около десяти месяцев. За это время отец благополучно скончался. Вернулась Рогожинская обратно без целебной воды, но… беременная. Про свой поход не распространялась, приютили женщину те же люди, у которых жил ее отец.
Рогожинская родила девочку, спустя несколько лет вышла замуж и тихо-мирно дожила остаток дней. История источника, похороненная вместе с ее возвращением на родину, всплыла после смерти, когда в бумагах дочь Ольги Дмитриевны, Антонина Климова, нашла дневники, которые вела ее мать во время путешествия.
В них были заметки о пути и мысли Рогожинской. Оттуда можно было узнать, что женщина встретила мужчину, которого попросила о помощи, потому как путь был труден. Дневники обрывались на самом интересном месте: когда конец маршрута был уже виден, никакой информации об источнике, о мужчине, никаких рассказов, мыслей – ничего.
Антонина не сильно заинтересовалась дневниками матери, сохранив их как семейную реликвию. Она рано выскочила замуж и принялась рожать детей. Мою бабулю Ирину родила последней, шестой. Когда прабабка умерла, документы перекочевали к бабуле и тоже осели мертвым грузом в коробке, стоящей в серванте. Пока однажды их не нашел мой отец: Федор Волков.
Отец был историком, неутомимо влюбленным в науку. И дневники Рогожинской посчитал знаком судьбы, я бы даже сказала, руководством к действию. Мать не оценила его порывов. Они были очень молоды, поженились на пятом курсе, мама тогда уже ждала меня.
Заниматься чем-то кроме истории отец не хотел, получал копейки, мать довольно скоро тоже вышла на работу. Кое-как сводили концы с концами, о любви не вспоминали. А тут как снег на голову: папа вдруг сообщает, что собирается в экспедицию искать источник вечной жизни.
Это был первый серьезный скандал, который однако не остановил папу. Промотавшись несколько месяцев, он вернулся ни с чем к жене с маленьким ребенком. Но продолжал бредить этой мыслью. Только считал, что нужно подготовиться получше.
Мать поставила ультиматум: или он прекращает свои поиски, или она от него уходит. Бросить нас отец не мог. Продержался восемь лет, потом состоялся второй поход, тоже не принесший результата. Точнее, он был: мать таки от него ушла. А он не особенно рвался ее возвращать. Правда, меня любил и постоянно забирал к себе при первой возможности. Жил он тогда с бабулей и дедом, который умер, когда мне было двенадцать.
Отца я любила. Его суетливые движения, горящие глаза, черную вихрастую шевелюру и большие очки, которые он постоянно поправлял пальцем, когда что-то рассказывал. А рассказывал он много и интересно. Впервые о Рогожинской и источнике я узнала подробней, когда мне было пятнадцать. Тогда отец начал подготовку к третьему походу. Он показывал мне карту, описывая, что к чему, где он был, что там обнаружил. Давал читать свои старые записные книжки. В каждую была вклеена копия карты, на всякий случай, как он говорил.
Отец не вернулся из третьего похода, но одна из самых первых записных книжек осталась у меня. И карта, как верно заметил Петя, тоже. И не только копия, оригинал карты и дневников Рогожинской папа хранил, как сокровище, с собой брал копии. Во время экспедиции отец периодически высылал весточки. После последней мы прождали три месяца, прежде чем подали в розыск. Отца не нашли.
Не скажу, что мать сильно горевала, она успела выйти замуж второй раз и родить ребенка, а вот я была потрясена, разбита. Мне хотелось понять, что же случилось. Он погиб? Разбился в горах? Утонул? Его разорвали звери в лесу? Или он нашел источник вечной жизни? И не захотел возвращаться?
И почему-то сразу вспоминался мужчина из дневников Рогожинской. Что, если они тогда дошли до источника, и он тоже не захотел вернуться? Я логично полагала, что он мог стать отцом ребенка, которого носила Ольга Дмитриевна, но знал ли вообще об этом? А если знал и все равно не захотел вернуться?
И мысли об источнике вечной жизни окрашивались в таинственные и мистические тона, заставляя представлять что-то невероятно прекрасное, отчего вся предыдущая и последующая жизнь кажется бессмысленной.
В конце концов, я переехала жить к бабушке. Жили мы душа в душу, но внутри меня съедала одна и та же идея: найти источник и понять, что случилось с отцом. Я гасила ее и никому не рассказывала, но она зрела там, разрастаясь причудливой манией, на воплощение которой никогда не решишься, но избавиться от нее не можешь.
И вот теперь у этой мании появился союзник: Петр Игоревич Смолов.
О проекте
О подписке