Глава 4

Я таки уснула. Проснулась около девяти утра, мы въехали в нашу область. Вскоре свернули на заправку, Самохин, заправившись, скрылся в магазине, я с тоской подумала, что неплохо бы поесть, но денег не было, так что пришлось сидеть и пялиться на людей. Вскоре появился Тимофей. Имя-то какое дурацкое, совершенно ему не идет. Хотя если сокращенно… Тима. Вполне. Только он должен быть веселым балагуром, а не хмурым злюкой. В руках у Самохина был бумажный пакет и два кофе в переноске. Я чуть не присвистнула от такой заботы, неужто мне? Или сам оба выхлебает? Сев в машину, Тимофей протянул мне пакет и переноску, предварительно забрав один стакан. При этом даже не взглянул. Ладно, парень, я уже поняла, что тебе нравятся добропорядочные дамы, к коим ты меня не причисляешь. Нарываться не буду. Сказав спасибо, принялась за хот-дог и кофе. Это было почти блаженство. За окном распогодилось, питерская весна не шла ни в какое сравнение с нашей, там серость и ветра с дождем, а тут не май – лето. Солнце жарит, но в машине прохладно, так что вообще кайф. Еще немного поглазев на дорогу, я снова уснула, а проснулась уже на въезде в город. Скользила взглядом по проносящимся мимо улицам и думала: что дальше? Маленькие городки напоминают собой замкнутые пространства. Здесь ты или живешь по их правилам, или убегаешь. Убежать у меня не получается. Пытаюсь, пытаюсь, а все равно выносит к родному берегу.

– Я на Шоссейной живу, – сказала Самохину, – но вы можете высадить, где удобно.

– Подвезу, – коротко бросил он, закуривая, я последовала его примеру. Осталась ещё одна сигарета, прекрасный повод бросить курить, как шутит Пашка. Бросить, а потом снова начать.

Через двадцать минут мы тормозили во дворе моей старой пятиэтажки.

– Спасибо, – сказала я, вылезая, он кивнул.

После прохладного салона на улице показалось совсем жарко, чуть отойдя, я бросила рюкзак на землю, стягивая свитер и оставаясь в одной майке. Подумала, закурить или нет, решила, лучше дома, и тут, как по заказу, открылась дверь подъезда и появилась Катька. Сестра, увидев меня, обалдела, замерла, открыв рот, я клоунски улыбнулась.

– Вика! – бросившись, обняла меня. – Вернулась. А у меня окно в школе, забежала домой вот. Как раз ухожу.

Самохин, выйдя из машины, закурил, поглядывая на нас. Вот чего бы просто не уехать? Катька рассматривала меня так, словно я год отсутствовала. А потом заявила:

– Я так рада, что Тима уговорил тебя вернуться.

Я часто заморгала, хмурясь. Не успела ничего сказать, как сестра прильнула к Самохину, быстро целуя в губы. Он ответил, отстранившись, посмотрел на меня и, затянувшись, выдохнул дым, отворачиваясь. Ну и гад.

– Я поеду, Кать, – сказал сестре, погладив ее волосы, – всю ночь в дороге.

– Да, конечно, – она закивала, снова целуя. Наконец, он сел в машину и стал выезжать со двора, Катька встала рядом со мной, мы провожали машину взглядами.

– И кто же у нас Тима? – спросила я. Сестра неуверенно улыбнулась.

– Прости, наверное, я должна была тебе рассказать…

– С чего бы, – хмыкнула я, тем самым ее смутив. Ну надо же, вроде совсем большая девочка, тридцать пять в этом году, а вечно наивный ребенок. Как еще училкой работает?

– Мы случайно столкнулись, – начала рассказывать Катька. Я все-таки закурила. – Я шла домой, груженная тетрадками и продуктами, он выходил из банка. Предложил помочь. Через пару недель опять столкнулись. Тима предложил выпить кофе, я согласилась, напротив же кофейня… И как-то само собой вышло.

– И сколько это само собой продолжается?

– Около трех месяцев.

Я только головой покачала, а сестра умеет быть скрытной, когда ей это нужно.

– Прости, я боялась, что ничего не получится, старалась не афишировать… Да еще и мама… Как-то неловко… И Тима он такой… Ну не нашего круга, что ли.

Это точно, тачка у него дорогая, шмотки тоже. Явно не бедствует, а встречается с обычной школьной училкой, которая чуть ли не колготки себе штопает. Уж явно мог найти кого получше. Я невольно окинула сестру взглядом, отмечая, что она хороша собой. Высокая, худая, точеной фигуру не назовешь, но вполне себе. Немного острые, но все же правильные черты лица, чуть раскосые глаза, пухлые губы. Копна темных, почти черных волос. Вроде все при ней, а с мужиками по жизни не везет. Даже замуж по дурости или молодости не выскочила, как это принято у нас в городке. Так и кукует одна. Точнее, куковала, пока этот Самохин не вылез.

– Он очень хороший, – продолжила тем временем Катька, – уверена, вы подружитесь. Мне бежать пора, опаздываю уже.

Чмокнув в щеку, Катька легкой походкой пошла в сторону школы. Надо же, а ведь она впрямь расцвела, как же я этого раньше не замечала? Можно подумать, я хоть на что-то обращаю внимание… Зато одно знаю точно: с Самохиным мы подружимся вряд ли.

Запустив окурок в урну, стоящую на приличном расстоянии, и попав, я, усмехнувшись, взяла свои пожитки и потопала к подъезду. Квартира встретила меня тишиной и духотой, несмотря на открытые окна. Я замерла у двери, оглядывая узкий коридорчик, вдоль которого по одну сторону расположились две комнаты, по другую совмещенный санузел и крошечная прихожая. Упирался коридор в кухню. Эта квартира всегда была маленькой, а теперь казалась совсем крошечной, стены давили, не хватало воздуха. Комнаты казались темными, сколько света в них не включи. А может, так казалось только мне. Открыв дверь в мою комнатушку, я бросила рюкзак и кенгуруху на кровать. Катька, по ходу, сюда даже не заглядывала. Пройдя в кухню, я поставила чайник на огонь, задумчиво глядя в окно. Значит, сестра обзавелась кавалером и попросила его о помощи. И он согласился, притом даже в Питер сам поехал меня искать. Кирилл, выходит, неспроста появился? С Самохиным они знакомы, вот тот и попросил помочь. Сам не хотел со мной связываться. Чувствую, недолюбливает он меня серьезно. Катька поди делилась переживаниями, а он услышал то, что захотел. Впрочем, я и впрямь не идеал семьи, тут не поспоришь. Теперь Самохин для Катьки рыцарь втройне, а меня бесит в три раза больше. Гад он, вот и все. Даже интересно, если бы не Влад, как бы он меня стал выманить из северной столицы? Связал бы и привез?

Я усмехнулась, чайник засвистел, выдергивая из мыслей. Налив чай, села за маленький стол. Пар поднимался над кружкой тонкой струйкой, которую хотелось потрогать. Я разрезала ее пальцем, струйка, колыхнувшись в разные стороны, разлетелась мелкими пятнами. Выглянув в окно, я лицезрела Витьку, мальчишку лет пяти, из соседнего подъезда. Он одиноко пинал футбольный мяч в столб. Поглазев на него минут пять, я, оставив чай, поплелась к дверям, по пути наскребая мелочь. Делать все равно нечего.

Витька мне обрадовался, мы понимали друг друга без слов. Если я на улице, значит, всегда с ним поиграю. Сделал мне пас, я остановила мяч ногой, наблюдая, как мальчишка расчерчивает границы поля. Красивый, даже непонятно, в кого. Родители у него не особенно симпатичные. Хотя если бы отец столько не пил, может, и лучше бы выглядел. Сейчас он сидел на балконе с банкой пива и телефоном, делая вид, что наблюдает за Витькой. К вечеру подтянется на улицу вместе со своими собутыльниками. Балконы первого этажа тоже не пустовали: в одном тетя Лида, в другом баба Шура, любительницы гулять не выходя из дома. Мы с Витькой начали играть, а дамы, конечно, вступили в разговор.

– Вернулась, Вика, – констатировала мне тетя Лида, я молча кивнула, продолжая пинать мяч, – Катька уж тут вся извелась. Телефон не отвечает, говорит, где ты, неизвестно. Пожалела бы сестру.

– А она и мать не жалела, – влезла баба Шура, старушка по жизни вредная, да и меня всегда недолюбливала, – та больная была, а сестра здоровая, так что можно творить, что угодно.

Они делали вид, что меня нет, хотя и следили за реакцией на их слова, я отвечала тем же, стараясь представить, что в этой вселенной вообще ничего не существует кроме очерченного квадрата поля, мяча и Витьки.

– Хоть бы позвонила, Вик, – поддакнула тетя Лида, – имей совесть. Катька тебя любит, пусть ты и непутевая.

– Любит, – хмыкнула баба Шура, – только вот Вика за порог, а та уже и хахаля привела, причем видно, не из бедных. Где она его захомутать успела?

Уверена, подобный разговор происходил у них не раз за время моего отсутствия, но теперь они пытались подключить к нему меня, надеясь одновременно и задеть, и выудить информацию. Я усердно отбивала мяч, Витька что-то кричал, он-то поди вообще не слышал разговора на балконе, фильтруя неинтересную ему информацию. Вот бы и мне так. Впрочем, в чем-то она интересная.

– Глядишь, замуж выйдет, – выдохнула тетя Лида, – уж засиделась в девках, тридцать пять скоро, рожать пора, а то поздно будет.

Я остановилась, держа под ногой мяч и дуя на челку. Побыстрей бы уже дошли до президента и что мир катится к апокалипсису.

– Скорей уж Вика нагуляет, – съехидничала бабка Шура, – хотя хахаль Катькин тут чуть ли не жил, может, и ей повезет.

Значит, Самохин все это время ночевал у нас. Катька, видимо, не хотела уезжать из квартиры, надеясь, что я появлюсь, а он ее утешал. С усердием и страстью. Я пнула мяч сильнее обычного, он улетел далеко за пределы поля. Витька бросился за ним, я повернулась к бабулям, лучезарно улыбаясь.

– Как Сашка поживает? – спросила тетю Лиду, ее малость перекосило. Сашка ее сын, на год меня старше и со школьных лет влюблен. Матушка, конечно, такой партии сыночку не желает, и мой отказ восприняла чуть ли не со слезами счастья, но каждый раз, когда я завожу разговор о парне, бледнеет.

– Нормально, – ответила сухо.

– Мишка пить не бросил? – спросила бабу Шуру о ее старшем внуке, он запойный, семью бросил, шатается по району в поисках выпивки.

– Тьфу, – сплюнула та в ответ, – стервоза Царева, – и хлопнув створкой, скрылась в квартире. Тетя Лида осталась сидеть, но нарочито смотрела в другую сторону.

Скоро Витьку позвали домой, я потопала в магазин за сигаретами. Надо на работу устроиться, что ли. У Катьки денег кот наплакал. Хотя она теперь встречается с богатым Буратино… Интересно, он на нее раскошеливается? Она ведь добрая душа, ничего сама не попросит, постесняется. И все-таки странная пара, хоть убей. Ну что он в ней нашел?

Дома я поела, завалившись на диван, закурила, выпуская дым в потолок. После высоких питерских моя комнатушка выглядела непривычно, словно коробка. Диван, письменный стол, над ним полка, в углу шкаф. Вот и все убранство. Впрочем, меня никогда не тянуло на обустройство жилища. Да и сейчас все же проще, несколько месяцев назад диван приходилось делить с Катькой. Затушив окурок, я уставилась в потолок, надо мной желтело пятно от сигаретного дыма. Мысли лениво проскальзывали в голове, тут же исчезая. В конце концов, я заснула. Проснувшись около пяти, поняла, что срочно нуждаюсь в душе после дневных тренировок с Витькой. Заглянув в кухню, выпила остывший чай, включая телефон. Я его вырубила, как только мы с Кириллом покинули мое питерское пристанище. Почти сразу пришло смс-оповещение, Влад звонил девять раз. И через мгновенье позвонил в десятый.

Я смотрела на вибрирующий телефон и размышляла, как поступить. Ответила, решив, что лучше знать, как он воспринял побег.

– А ты молодец, Царева, – услышала насмешливый голос на свое «алло», – не ожидал. Научилась сквозь стены ходить?

«С тобой научишься», – подумала я, но вслух сказала другое:

– Слушай, Влад, давай забудем о случившемся. Больше я в Питере не появлюсь.

Он рассмеялся.

– Шутишь, Царева? Твой побег только вдохновляет на свершения.

– Следом подашься? – вроде бы съязвила, но напряглась.

– А ты ждешь?

– Я жду, что ты сквозь землю провалишься, – все-таки не удержалась. Влад снова рассмеялся.

– Если и провалюсь, Царева, тебя с собой захвачу.

– Значит, пора стол накрывать? – эта игра давалась мне тяжело. Я уже и впрямь начала думать, что Влад может появиться в нашем городе, но он весело ответил:

– Не торопись. Я не собираюсь бросаться в погоню. Подожду лучшего случая.

– Он не представится, будь уверен.

– А вот это мы еще посмотрим, Царева. Развлекайся.

И повесил трубку. Выругавшись, я пнула ногой кухонный гарнитур. Ведь не приедет, совершенно точно знаю, а все равно в душе появилось неприятное чувство. Теперь буду ждать, сама не пойми чего. Влад умеет играть на моих чувствах, даже когда находится далеко. Не сумел добиться любви, или чего он там хотел, так пытается вызвать хоть какие-то эмоции. В этом весь он.

Главное, не поддаваться на провокации. Вычеркнуть, как и полгода назад. Тогда я ведь тоже не сразу поверила, что он меня отпустил, пару месяцев ждала, шарахаясь от звонков в дверь. А потом ничего, забылось.

Протопав в ванную, я скинула шмотки, разглядывая свое отражение в маленьком зеркале с трещиной по краю. Мы с Катькой совсем не похожи, ни в жизни не скажешь, что сестры. Мать говорила, я в отца, может и так, его я никогда не видела, разве что на фотографиях, коих сохранилось немного. Отец к своему супружескому долгу относился весьма посредственно. Женился на матери, когда та забеременела Катькой, но потом его и след простыл. Так она и жила, вроде замужем, а вроде и нет. Пару раз в год он появлялся, несколько раз даже возвращался с намерением начать новую жизнь. Мать его принимала, но потом он снова исчезал. В один из таких визитов успел и меня заделать, а почитай их браку было тогда уже двенадцать лет. После этого канул, вскоре мать узнала, что он погиб, попал по-пьяни под электричку в соседней области. Вот и вся история. Мать больше никого не встретила. Думаю, отца она не шибко любила, по крайней мере, после первых пяти лет совместной жизни, и тот факт, что я на него похожа, не доставлял радости. Я всегда была нелюбимым ребенком, мать жила, кажется, принципиально не замечая моего существования. Зато Катьке доставалась вся любовь. Сестра, чувствуя себя из-за этого неловко, старалась восполнить мамин пробел, постоянно со мной возясь. Только легче от этого не было, чем взрослее я становилась, тем больше была пропасть между мной и матерью. Иногда мне казалось, она меня ненавидит, но я давила эти мысли, все-таки она мама.

Катька похожа на нее, очень, темноволосая, высокая, худая. А вот я совсем другая. Невысокая, волосы светлые, глаза голубые, худая, но, в отличие от сестры, не плоская. На отца я, кстати, не особенно похожа, как мне кажется, хотя мать утверждает обратное. Может, она просто не хотела ребенка, вот и придумала отмазку, чтобы меня не любить.

К черту эти мысли, мамы уже нет, а остальное неважно.

Я долго стояла под прохладным душем, слушая шум воды, отключая голову. Вот бы научиться жить совсем без мыслей, чтобы в голове было пусто. Не думать, не чувствовать. Постигать гребанный дзен. Ни хрена в этом не разбираюсь, но что-то подсказывает: не так там все весело. Выбравшись из душа, я вытерлась, завернувшись в полотенце, вышла. И тут же замерла в коридоре, увидев напротив себя Самохина, сидящего в кухне за столом.

Он как раз прикуривал, потому голова была наклонена к зажигалке, и потому меня обозрел снизу вверх. Я стояла столбом и думала о двух вещах: хорошо, что вообще полотенце нацепила, и почему от его взгляда по телу бегут мурашки?

Когда он наконец посмотрел мне в глаза, оцепенение спало, и я почти бросилась в комнату. Закрыв дверь, выдохнула. Вот какого хрена ему тут надо? Зачем пришел? Нагнетать обстановку? Или не терпится трахнуть мою сестрицу? Так увез бы ее к себе, нет же, сидит, глаза мозолит. В нашей квартире одному тесно, а уж втроем и подавно.

Зло выдохнув, я натянула трусики и шорты с майкой, тут, постучав, заглянула Катька. Вид виноватый.

– Я думала, тебя нет, – шепнула, войдя и замерев у прикрытой двери, – свет нигде не горел.

– Я могу уйти.

– Нет, ты что, выходи, чаю выпьем… Слушай, Тима рассказал, что ты не знала правду… Он просто подумал, ты не захочешь ехать, если узнаешь…

– И правильно подумал, – буркнула я, суша волосы полотенцем, Катька не услышала.

– Не держи на него зла, он, правда, хороший, – еще раз неуверенно улыбнувшись, она вышла, добавив, – мы тебя ждем.

Я скривилась, правда, мысленно. У Катьки всегда все просто, агнец наш божий. Хороший, хороший, заладила, как попугай. Да меня от одного вида Самохина воротит. Хороший… Слабо в такое верится.

Я все же вышла к ним. За нашим столом в принципе больше трех человек не поместится, и то одному придется сидеть, загораживая выход. А именно, мне, так как Тимофей и Катька расположились друг напротив друга. Я плюхнулась на табуретку, случайно соприкоснувшись коленями с Самохиным, он бросил быстрый взгляд, я поджала ноги. Катька захлопотала с чаем, вскоре напротив меня стояла чашка с все той же струйкой пара, я уставилась на нее, сдерживая желание разрубить. Царила неловкая тишина, только слышно было, как ставят на стол чашки. Семейная идиллия. Бросила тайком взгляд на Катьку: губы кусает, нервничает. Тут в ее комнате зазвонил телефон.

– Я на секунду, – вскочила она, мне пришлось пройти к раковине, чтобы пропустить ее, стул задвинули под стол. Там ему и место. А мне – в моей комнате. Сунув в рот сигарету, я наклонилась к плите, не обнаружив в пачке зажигалку. Вечно они куда-то теряются, словно живут своей собственной жизнью, которую не хотят ограничивать узким миром сигаретной пачки. Прикурив, выдохнула дым, услышав движение за спиной, обернулась и почти уткнулась носом в грудь Самохина. Подняв на него взгляд, промолчала, ожидая продолжения. Катька трещала с какой-то училкой, стены здесь картонные, все слышно.

– Вот что, Вика, – сказал Самохин тихо, – давай кое о чем договоримся.

Я только вопросительно вздернула бровь, выдыхая в сторону дым. Вдохнула вместе с воздухом аромат его туалетной воды, подумав мимолетно: приятный запах.

– Катя тебя любит, она себе места не находит, так что возьмись за ум и начинай жить нормально.

– С чего это я должна слушать нравоучения парня, который спит с моей сестрой? Кстати, не так уж и долго, чтобы начать считать тебя членом семьи.

– Ты будешь о семье говорить? Не сильно ты о сестре думала, раздвигая ноги перед своими дружками.

Рука дернулась инстинктивно, хотела дать ему пощечину, но сдержалась.

– Да пошел ты, – прошипела, отталкивая, сделав шаг к выходу, наткнулась на появившуюся Катьку, тревожно на нас глядевшую.

– А чай? – спросила она растерянно.

– Напилась досыта, спасибо.

Хлопнув дверью, рухнула на кровать, успокаиваясь. Да пошел он, тоже мне, моралист выискался. И ведь считает, что имеет право так себя вести. Они с Катькой всего без году неделя вместе. Да я даже в одной квартире находиться с ним не могу и не буду. Пусть сестре проповеди читает. Затушив окурок, я натянула наспех кенгуруху, и как была, в шортах, выскочила в прихожую. Обув кеды, быстро юркнула за дверь, успев избежать встречи с сестрой.