Таганрог, 2007 год

Все они врали про своих родителей. Это был негласный закон, нерушимая детдомовская традиция, основа основ.

– Моя мама работала воздушной гимнасткой! Она разбилась, выполняя сложный трюк под куполом цирка без страховки.

– А мой отец – личный телохранитель президента. Он не может приехать за мной, потому что находится при исполнении служебных обязанностей двадцать четыре часа в сутки без выходных.

– Мой папа был пожарником. Он погиб, когда спасал семью из горящего дома…

За годы своей работы директор таганрогского детского дома номер девять Татьяна Васильевна Высоцкая выслушала миллион подобных историй. Разумеется, она знала, какая неприглядная правда стоит практически за каждой из них, но никогда не препятствовала детям в подобных выдумках.

Самая буйная фантазия была, конечно же, у Милы Елисеевой. Девчонка сочинила целый остросюжетный триллер и надрывно, с подобающим случаю драматическим выражением лица вновь и вновь рассказывала всем желающим душераздирающую историю о том, как её маму – победительницу конкурса красоты – случайно увидел арабский шейх, влюбился в неё без памяти, похитил и увёз в свой гарем, где назначил любимой женой и заставил исполнять перед ним танец живота.

– Когда-нибудь она сбежит оттуда, – убеждённо и мечтательно говорила Милка, – и вернётся в Россию, чтобы забрать меня домой.

Излагала она так складно и убедительно, что ни у кого из сверстников и мысли не возникало усомниться в правдивости этой сказки. Даже старшие ребята не поднимали её на смех и не кричали: «А-а-а, ты всё врёшь!», относясь к выдуманной легенде с почтительным уважением – как минимум за красоту слога.

А вот Пашке Калинину не приходилось специально выдумывать ничего героического: его мама погибла под колёсами автомобиля, которым управлял пьяный водитель. За секунду до того, как случилось непоправимое, женщина умудрилась инстинктивно отшвырнуть прочь маленького сына. Она спасла Пашке жизнь, одновременно оставив его сиротой. Малыш отделался переломом руки и страшной психологической травмой, поскольку собственными глазами видел гибель матери, прочувствовал весь её ужас, боль и беспомощность. Эта сцена затем на долгие годы стала его ночным кошмаром…

На мамины похороны явились только её знакомые и сослуживцы, ни одного родственника замечено не было. Где-то в далёком Владивостоке в смутных воспоминаниях Пашки существовали бабушка и тётя, но они не пожелали приехать в Таганрог, чтобы оформить опеку над крохой: бабушка была слишком стара и слаба для длительного перелёта и последующей бумажной волокиты, а у тёти, маминой сестры, имелась своя счастливая семья, куда малолетний племянник совершенно не вписывался. В свидетельстве же о рождении в графе «отец» стоял прочерк…

Пять лет назад, когда Пашку впервые привезли в детский дом, это место показалось ему настоящим адом. Его познакомили с другими ребятами, но он поначалу не видел никого вокруг, ничего не запоминал и ни на что не реагировал. Глаза его застилали слёзы, он безостановочно плакал и просился домой, не понимая, что «дома» как такового у него больше нет.

– Фу, какой-то нюня, – в итоге вынесли вердикт мальчишки из его группы. – Ноет и ноет, как девчонка…

Наконец директриса велела оставить Пашку в покое, чтобы дать ему время прийти в себя и освоиться. Остальные дети быстро забыли о нём, занимаясь привычными повседневными делами: ходили в столовую, в игровую комнату и на прогулку, играли, ссорились и даже дрались, а Пашка ничком лежал на кровати и продолжал заливаться слезами.

Ему не показали сразу, где здесь туалет, а сам спросить он постеснялся. В конце концов мальчишка описался, и вернувшиеся с прогулки пацаны подняли его на смех за мокрые шортики.

– А-а-а, смотрите, такой большой – и в штаны ссытся! – весело кричали они, покатываясь со смеху и тыча в него пальцами. – Фу, позор!

В этот момент в комнату мальчиков и заглянула Милка.

Это была бойкая лохматая девчонка с хорошеньким кукольным личиком и круглыми карими глазами, напоминающими спелую черешню.

– Чего орёте? – спросила она недовольно, сдувая со лба длинную отросшую чёлку. – Тамара Сергеевна ругается, что вы мешаете ей смотреть сериал.

Тамара Сергеевна работала в детдоме сестрой-хозяйкой и редкие минуты досуга обычно проводила за просмотром очередной душещипательной мыльной оперы.

– Милка, позырь, какой прикол! – радостно загоготал самый рослый пацан в компании, приглашая её присоединиться к всеобщему веселью. – Новенький обоссался!

Девочка внимательно взглянула на Пашку – жалкого, испуганного, дрожащего, а затем перевела взгляд с его лица на загипсованное предплечье.

– Он с бандитами дрался и руку себе сломал, – сказала она серьёзно. – Они банк ограбить хотели. А вы над ним смеётесь, придурки!

Пацаны изумлённо притихли и уставились на Пашку, в то время как сам он не спешил ни подтверждать, ни опровергать эту неожиданную версию.

– Правда, что ли, с бандитами? – с сомнением переспросил кто-то из компании. – А чего тогда такой зассыха?..

– Отстаньте от него, – Милка по-королевски повела подбородком. – Вы бы на его месте вообще три кучи навалили бы. Ему просто помыться нужно. И вообще человек только приехал, устал, а вы…

Она уверенно, никого не стесняясь, взяла Пашку за здоровую руку, заставила подняться с кровати и повела за собой.

– Попросишь у Тамары Сергеевны новые штаны для себя. И в душ тебе надо… – говорила она ему по дороге. Пашка послушно шёл за ней, никак не реагируя и не ввязываясь в диалог, но уже не рыдал безудержно, как раньше, а только изредка судорожно всхлипывал, скорее по инерции.

– Меня зовут Мила Елисеева, – сообщила она ему. – А тебя как?

Он молчал.

– Ты немой, что ли? – она бесцеремонно схватила его пальцами за подбородок и развернула лицом к себе.

– Я… не твой, – хрипло и удивлённо ответил Пашка. Это были первые слова, которые он произнёс в детском доме.

– Дурак, – Милка беззаботно рассмеялась. – Немой – значит тот, кто не умеет разговаривать. Человек, у которого нет языка.

– У меня есть, – Пашка озадаченно высунул язык, продемонстрировав его этой странной девчонке.

– Ну вот, – удовлетворённо кивнула она. – Значит, говорить ты умеешь. Так как тебя зовут?

– Паша.

– А фамилия?

– Калинин.

– Красиво, – милостиво признала она. – Но «Милана Елисеева» всё-таки звучит красивее, да же?

Пашка, в общем, не возражал.

– А сколько тебе лет? – не унималась Милка.

– Четыре. Скоро будет пять, у меня двадцать восьмого октября день рождения, – тут Пашка совершенно некстати вспомнил, что больше у него не будет весёлых празднований с подарками, воздушными шарами, походами в детское кафе, цирк или парк аттракционов вместе с мамой и дворовыми приятелями. Его нижняя губа снова оттопырилась и предательски задрожала.

– Только не реви опять, – поморщившись, сказала Милка. – А у меня день рождения тридцать первого декабря. Мне тоже будет пять. Представляешь, какой ужас?!

– Почему? – не понял Пашка. Нижняя губа как-то сама собой перестала дрожать.

– Почему?! Да потому что все встречают Новый год и никто не помнит о том, что вообще-то у меня тоже праздник!

Пашка действительно даже не подумал об этом.

– И… тебе не дарят подарки? – спросил он неуверенно.

– Дарят, но не на день рождения, а на Новый год. Как и всем остальным! В этот день все и так получают подарки! – возмущённо воскликнула она. – Это нечестно! И дед Мороз заставляет меня рассказывать стихи под ёлкой, хотя я вообще ничего не должна делать в свой день рождения!

Пашка задумался, как бы он себя чувствовал, если бы ему ради подарка на собственный день рождения пришлось учить какие-то дурацкие стихи. Да ещё и подарок вручили бы не только ему, а всем его друзьям и знакомым. Выходило как-то не очень весело, и он ощутил нечто вроде сочувствия по отношению к Милке.

– Ну вот, мы пришли, – девчонка кивнула в сторону двери, за которой обитала сестра-хозяйка. – Попроси у Тамары Сергеевны сухие штаны и трусы. Да иди, иди, нечего стесняться! А то так и будешь ходить мокрый и грязный.

Он послушно сделал шаг вперёд, но, уже взявшись за ручку двери, вдруг нерешительно обернулся:

– А ты меня подождёшь?

– Сейчас мне некогда, – деловито отозвалась она. – Но ты не переживай, Паша Калинин. Я тебя найду.

***

Ночью Пашка долго ворочался на своей чистой и удобной, но всё-таки казённой постели, прислушиваясь к сопению остальных мальчишек, которые уже давным-давно мирно спали. Сам он никак не мог заснуть. Было неуютно, одиноко и немного страшно – новое место, чужие люди, страшные бесформенные тени по углам, таинственные шорохи и звуки…

Мама обычно читала ему книжки перед сном, рассказывала сказки или пела песенки, брала за руку и целовала в щёку. Как же ему её не хватало! На глаза вновь навернулись слёзы. Вот если бы здесь сейчас была хотя бы Милка… Он ждал её весь день до самого вечера, высматривал в столовой во время ужина, но в глазах рябило от пёстрой и разношёрстной ребячьей толпы, сложно было разыскать в этой куче свою новую знакомую.

Почему-то его тянуло к Милке. То ли потому, что она первой протянула ему руку помощи, не насмешничала и не дразнила, то ли потому, что с ней… было интересно и спокойно. Её голос обладал какой-то особой магией, которая усмиряла страх и позволяла чувствовать себя легче.

Наволочка быстро вымокла от слёз, и Пашка перевернул подушку на другую сторону, стараясь не слишком громко всхлипывать. В этот миг дверь тихонько скрипнула и отворилась. Узкая полоска света из коридора пересекла спальню мальчиков и тут же исчезла. По полу уверенно зашлёпали чьи-то босые ноги.

– Подвинься, – услышал он шёпот и чуть не рассмеялся от облегчения: это была Мила.

Пашка послушно подвинулся, освобождая ей место на своей кровати. Девчонка юркнула рядом, как змейка, обняла и положила голову ему на плечо, а затем быстро провела пальчиком по Пашкиной мокрой щеке.

– Ревёшь? – спросила она.

– Немножко…

– Я так и знала. Прекращай ныть и давай спи! – приказала она ему сердитым шёпотом.

– А ты останешься здесь? – робко поинтересовался он.

– Да, я побуду с тобой, пока ты не уснёшь, – пообещала она.

– Спасибо… – пробормотал Пашка, почти моментально проваливаясь в сон. Напряжение отпустило – и ему на смену явилась дикая, нечеловеческая усталость от переизбытка эмоций и впечатлений, так что отрубился бедняга за считанные секунды.

***

Утром их так и нашли – спящих в обнимку в мальчишеской спальне на одной постели. Дежурная воспитательница, проворонившая вопиющий инцидент, ахала и демонстративно хваталась за сердце, а директриса, внимательно разглядывая заспанные лица обоих «преступников», которые непонимающе жались друг к другу и тёрли кулачками ещё сонные глаза, успокоила:

– Ничего страшного. Они всего лишь дети. Наверное, Паше было страшно в первую ночь на новом месте и ты, Милочка, решила его поддержать, ведь так?

– Так, – кивнула Мила. – Он всё время плакал, а когда я пришла – сразу успокоился.

– Ну вот и славненько. Надеюсь, что впредь, Паша, ты будешь засыпать самостоятельно. А с Милой вы можете общаться и играть днём. Спать вместе всё же не надо, – поколебавшись, добавила Татьяна Васильевна. – У мальчиков и девочек должны быть разные спальни и собственная отдельная кровать у каждого.