Она фотографировала еду, делала селфи – сольные и с коллегами, выбегала наружу и, сексуально изгибаясь, позировала на берегу, а затем на фоне таёжного леса. Асе всё это казалось жутко пошлым, вульгарным и… неуместным, что ли. Тупые, якобы соблазнительные позы, выпяченные губки и томные взгляды с поволокой так дёшево смотрелись на контрасте со сдержанной красотой местной природы… Впрочем, все остальные взирали на резвящуюся Аурику снисходительно, а кое-кто – как, к примеру, Андрей Исаев – и вовсе с откровенным восхищением. Ася покопалась в себе, выискивая истинную причину своего смутного раздражения, и с удивлением и стыдом осознала, что, пожалуй, просто ревнует. Завидует свежести, юности и красоте этой девочки… Да уж, понять и принять такой факт о самой себе было неприятно. Как-то мелко и недостойно.

Узнав, что Ася будет делать репортаж о будущем фильме, за столом все сразу как-то притихли, приосанились и подобрались. Кто-то даже перестал с аппетитом чавкать и опасливо втянул живот. Её это и рассмешило, и расстроило. Ну вот, как она и предсказывала… Слово «журналист» действует на них всех просто уничтожающе. Белецкий так и вовсе взглянул на неё неприязненно, чуть ли не с отвращением, как на какую-нибудь омерзительную бородавчатую жабу. Асю это задело: она не привыкла к подобной мужской реакции на себя и почувствовала, что глубоко уязвлена.

Выглядел он, конечно, потрясающе. Асе с её богатым опытом по части мужчин редко встречались подобные чистопородные красавцы. Правда, она услышала краем уха, как Валентина – художник по гриму – ворчала на него:

– Что за пошлый пролетарский загар, граф? Где ваша благородная бледность?

Белецкий смущённо оправдывался тем, что буквально пару дней назад вернулся из Сочи, где проходил фестиваль «Кинотавр». Жаркое южное солнце, расслабляющая курортная атмосфера черноморского побережья… он и сам не заметил, когда успел загореть.

– Ладно, – махнула рукой Валентина, – замаскируем как-нибудь… Но завтра ты сядешь ко мне на грим первым. Придётся немало повозиться.

Как и все остальные женщины съёмочной группы, она была чуточку влюблена в Белецкого – самую малость, не до сумасшествия, а до приятной истомы, и потому не могла на него долго сердиться.

Впрочем, не только представительницы прекрасного пола кидали на артиста пламенные взоры. Исполнительный продюсер фильма Владимир Юлдашев, которого, умиротворяя его бешеный норов, все ласково называли Вовочкой, был геем и даже не скрывал того, что Белецкий ему симпатичен. Впрочем, границы он соблюдал: не позволял себе явных ухаживаний и домогательств, уважая и традиционную ориентацию актёра, и его семейное положение. Вовочке было около сорока пяти лет – симпатичный, ухоженный, с модной стрижкой и одетый с иголочки, он являлся неформальным руководителем данного проекта, поскольку спонсировал фильм и занимался его продвижением. С его мнением, хочешь не хочешь, вынуждены были считаться все, включая самого режиссёра.

Да, режиссёр… Ася с любопытством разглядывала эту живую легенду современного российского кинематографа. Семёну Горевому было всего пятьдесят лет, но эпитеты «великий» и «культовый» приклеились к нему давно и прочно. Это был невысокий, усатый как таракан, шумный, подвижный и вспыльчивый, но, как она поняла позже, в целом ужасно добрый и порядочный человек. Он так талантливо и ловко дирижировал всем этим огромным сумасшедшим оркестром – киногруппой, придавая звучанию слаженность, единство и целостность, что невозможно было не восхищаться его мастерством.

Ну, и ещё один член их команды, который выделялся и запоминался сразу – главный оператор Артём Раков. Он был довольно молод, примерно Асин ровесник. Явный фанат своего дела, готовый часами рассуждать об особенностях и приёмах ведения съёмки, Артём выглядел и вёл себя немного манерно, даже женственно, но, в отличие от Вовочки-продюсера, геем не являлся, хоть невольно и производил именно такое впечатление.

Остальные участники съёмочного процесса пока что сливались в Асиных глазах в сплошную бесформенную массу, и она почти никого не выделила и не запомнила. Что удивительно, даже главная звезда проекта – Вероника Мендес – вела себя скромно, практически незаметно. Она сидела рядом с Белецким и время от времени о чём-то с ним тихо переговаривалась. Ася обратила внимание, что на Мендес не было ни грамма косметики. Выглядела она, в общем, и так довольно неплохо, но ей бы не помешало распустить свои шикарные волосы, сейчас собранные в скромный пучок на затылке, да и одеться желательно поярче, попривлекательнее…

Стоп, осадила себя Ася. Только что ты так же осуждала юную Аурику за её слишком явное стремление покрасоваться, быть для всех притягательной и желанной, за её соблазнительные позы на фотографиях. И что теперь? Вот перед тобой сидит знаменитая певица – такая, какая есть, без украшений и прочих уловок, и ты снова недовольно бурчишь из-за того, что она недостаточно сексапильна? Да Вероника, должно быть, настолько самодостаточный человек, что её совершенно не заботит, как она выглядит в глазах окружающих: ей самой вполне комфортно и спокойно, она не собирается никого пленять.

«Пора мне завязывать с критиканством, – подумала Ася, – и впрямь как бабка-сплетница на лавочке у подъезда: лишь бы осудить да ярлыков навешать».

Она заставила себя отвлечься от изучения коллектива и сосредоточиться на угощении.

Потчевали их, как и было обещано, традиционными поморскими кушаньями, в которых, конечно же, преобладала рыба. Отведали они и знаменитой тресковой ухи с лимоном, лавровым листом и чёрным перцем, и красного «рыбника» (пирога с начинкой из мезенской сёмги), и блинов с той же сёмгой… Были и солёные грузди, и помидоры в желе, и шаньги с лесными ягодами, и поморский кёж – горячий ягодный кисель…

Асю немного удивило, что праздничное застолье обошлось без крепких алкогольных напитков – только немного вина. Оказалось, это было личным распоряжением Семёна Горевого. Он не желал, чтобы накануне первого съёмочного дня члены его съёмочной группы перепились, как свиньи. Работа – прежде всего; это было его нерушимым правилом, которому он неуклонно следовал.

Примерно к середине застолья, когда все окончательно расслабились, перезнакомились и размякли от обилия вкусных блюд и напитков, Ася поняла, что нестерпимо хочет курить. Она не знала, распространялся ли на эту деревушку запрет на курение в общественных местах, но решила рискнуть и тихонько выскользнула наружу. Спустившись с крыльца, она остановилась и принялась копаться в сумочке в поисках зажигалки. Чёрт!.. Неужели забыла в гостинице? На всякий случай она похлопала себя по карманам – пусто.

Вообще-то, Ася бросала эту пагубную привычку, когда они с Димой пытались зачать ребёнка. Но, поняв, что забеременеть всё равно не получится, она снова принялась дымить. Не так часто, чтобы это нервировало окружающих, но три-четыре сигареты в день были ей необходимы. Ну и что теперь делать?!

Она уже принялась всерьёз размышлять о том, как бы незаметно оставить всю эту милейшую компанию в ресторане и улизнуть обратно в гостиницу, но побоялась, что заблудится. Хоть Романовка была и не очень крупной деревней, Ася здесь пока совершенно не ориентировалась. Вполне можно заплутать – не самая весёлая перспектива, если учесть, что с одной стороны подкрадывается густой мрачный лес, а другая половина деревни занята цыганами (эту её часть все местные называли исключительно «Цыгановкой» – сначала в шутку, а потом привыкли).

Она некоторое время растерянно топталась на месте, оглушённая звенящим комарьём, от укусов которого приходилось беспрестанно отмахиваться. В это время на крыльцо вышел Белецкий. Ася решила отбросить былые обиды (она всё ещё помнила, как искривилось его лицо, когда он узнал об Асиной профессии) и обратиться к нему за помощью.

– Александр, не одолжите ли вы мне зажигалку? – спросила она с приветливой и располагающей улыбкой.

– Не курю, – бросил он отрывисто, мельком взглянув в её сторону, и тут же демонстративно отвернулся.

Ася опешила от этого тона и поведения, моментально разозлившись.

– Спасибо, что не ударили, – вкладывая в интонацию как можно больше яда, произнесла она. – Я всего лишь попросила зажигалку, мать вашу!..

Он снова нехотя обратил на неё взгляд («Чванливый напыщенный мудак со звёздной болезнью!» – пронеслось у Аси в голове) и слегка приподнял брови.

– Не понял… при чём здесь моя мать?

– А при чём здесь ваш тон, как будто разговаривать со мной – ниже вашего достоинства? Мы не в Индии, и я не из касты неприкасаемых…

– То есть, вы предлагаете мне преодолеть предрассудки и всё-таки потрогать вас? – похоже, он конкретно издевался над ней, и Асю это нервировало.

– За что вы на меня так взъелись? – с искренним недоумением спросила она. – В ответ на мою невинную просьбу так посмотрели, будто я у вас миллион украла.

– Просто не выношу курящих женщин и журналистов, – буркнул он. – Поэтому вы – живое воплощение моих самых страшных кошмаров.

– Ну, знаете ли! – возмутилась она подобному заявлению. – С какой стати и по какому праву вы всё это мне сейчас предъявляете?

– Просто хочу дать понять, чтобы вы держались от меня подальше, – холодно отозвался он, смерив её очередным уничтожающим взглядом.

– Я и не думала… – начала было Ася, но он перебил:

– Правильно, не думали. Журналисты вообще привыкли никогда ни о чём не думать, кроме как о том, чтобы залезть к нам в постель – и в прямом, и в переносном смысле, – его губы презрительно искривились.

Хам. Он просто банальный хам, поняла Ася. От этой догадки у неё даже злость прошла – впору было пожалеть бедолагу, не отягощённого избытком воспитания.

– Ну, это вечная песня всех, прости господи, знаменитостей на пике осознания собственного величия, – заметила она ехидно. – Какие вы бедненькие-несчастненькие, и какие бяки журналисты, что пишут про вас всякую каку. Уж вам ли жаловаться?! – Ася рассмеялась. – Мы своими статьями делаем вам славу. Кем бы вы были без этих публикаций? Вы отчаянно в нас нуждаетесь, но при этом продолжаете делать хорошую мину при плохой игре – ах, утомили, ой, оболгали… А на самом-то деле рады любому пиару, хоть чёрному, хоть белому. Вам всё – реклама, кроме некролога! Сами ведь от ужаса рыдаете, если про вас перестают писать…

– Вы закончили читать мне мораль? – мрачно поинтересовался Белецкий. – Так вот, зарубите себе на носу: мне вашего пиара и даром не надо. Если вы не напишете обо мне ни строчки – вранья ли, правды ли – я буду одинаково счастлив, уверяю вас, – пообещал он.

– Господи, как с вами трудно… – вздохнула Ася. – Я не папарацци, не охотница за сенсациями и грязными сплетнями, а официальный представитель кинокомпании, которая вас снимает, – бросила она чуточку высокомерно. – Неужели вы не видите разницы? В моих интересах писать о съёмках только хорошее…

– Знаю я вашу породу, – недоверчиво хмыкнул он. – Вы все одинаковы.

– Ну, хватит, – снова разозлилась Ася, хотя ещё минуту назад была уверена, что ему больше не удастся её задеть. – Я вовсе не намерена выслушивать эти грубости!

Она взбежала по крыльцу и потянула на себя ручку двери, пылая от возмущения и досады. Отличный перекур у неё получился, ничего не скажешь… Но всё-таки, какой неприятный, отталкивающий и самовлюблённый тип! Не зря она опасалась, что с ним будет непросто найти общий язык… Какой ещё «общий язык», боже мой, подумала Ася. Она предпочла бы и вовсе никогда с ним больше не пересекаться.

Вновь очутившись в зале ресторана, Ася заметила, что в её отсутствие все уже перешли, что называется, от хлеба к зрелищам. Внимание собравшихся было сосредоточено на Веронике Мендес, которая сидела, небрежно закинув одну стройную ногу на другую, и держала в руках гитару. «Гитара-то у неё откуда?» – мимолётно удивилась Ася, чётко помнившая, что в ресторан певица явилась без всяких музыкальных инструментов.

Оказалось, это хозяин ресторана подсуетился – притащил свою, очень уж ему хотелось послушать пение Мендес вживую. Та не стала ломаться или отнекиваться, ссылаясь на усталость – просто отхлебнула воды из стакана и объявила:

– Цыганская таборная песня «Ты ветер».

Затем она поднесла руку к волосам и одним неуловимым движением вытащила оттуда шпильку. Миг – и её прекрасные волосы рассыпались по плечам. Мендес встряхнула головой, предоставляя этим шёлковым волнам ещё больше свободы. «Вошла в образ», – поняла Ася, невольно зачарованная зрелищем. Чёрт, это было красиво! Очень естественно, без капли рисовки и позёрства, но при этом завораживающе и волнительно. Ася даже позавидовала этой непринуждённой грации: сейчас от Мендес никто не мог отвести глаз, все жадно следили за каждым её жестом и уже не обращали внимания на то, что одета она в простые джинсы со свитером, а на лице её совершенно нет косметики. Она была прекрасна.

Тронув струны, Мендес запела глубоким чувственным голосом:

 
– Ту, балвал, ту, балвал,
Со на воинэса?
Умардян мирэ ромэс,
Со на ракирэса?*
 

«Она и цыганский знает? – поразилась Ася. – Или специально выучила текст перед съёмками, готовилась?» Впрочем, через секунду она уже вообще забыла, что её волновал этот вопрос: Мендес не просто исполняла таборную песню – в данный момент она была самой настоящей цыганкой. И у Аси ещё имелись сомнения, что певица не справится с ролью?! Ей стало стыдно за те ничтожные мысли.

Переливы дивного голоса Вероники гипнотизировали слушателей, которые боялись шелохнуться или вздохнуть, чтобы не разрушить это волшебное очарование. Даже молодая официанточка, подошедшая к столу, чтобы забрать грязные тарелки, на несколько минут забыла о своих прямых обязанностях – так и застыла с подносом, чуть приоткрыв в восхищении полные розовые губы.

Краем глаза Ася ухватила, что в зал вернулся Белецкий, и сразу же напряглась. Но, к счастью, он не обратил на неё никакого внимания. Судя по всему, его тоже захватило пение своей партнёрши по фильму. Он смотрел на Мендес с изумлением и восторгом. Ну надо же, умеет ведь и восхищаться кем-то, а не только хамить, подумала Ася с некоторой обидой. Хотя, может быть, он просто поклонник цыганщины, или в принципе ценитель красивого вокала… А ведь его нынешняя жена – тоже певица, вспомнила вдруг Ася. Вдруг это его тайный фетиш – поющие женщины? Ха-ха, а что, если у них с Мендес завяжется роман вне съёмочной площадки? Про него же говорят, что он ни одного смазливенького личика не пропускает, а тут такая красивая и интересная во всех отношениях особа…

Как оказалось позже, Ася снова ошиблась.

___________________________

*Ту, балвал, ту, балвал, со на воинэса? Умардян мирэ ромэс, со на ракирэса? – Ветер ты, ветер, что же не воешь? Мой муж убит, отчего же не расскажешь об этом? (цыг.)

После импровизированного концерта и искренних восторженных аплодисментов режиссёр намекнул собравшимся, что пора бы и честь знать: время перевалило за полночь. Завтра им всем предстоял длинный и напряжённый съёмочный день, самый первый и оттого самый ответственный и нервный. Ведь именно начало рабочего процесса во многом определяет весь дальнейший настрой, ритм и эффективность съёмок.

Владелец ресторана уговаривал их ещё и на бонус – посещение самой настоящей русской бани, обещая организовать всё по высшему разряду. Но было действительно уже очень поздно. Хотя Ася, положа руку на сердце, не отказалась бы попариться в баньке, поскольку мысль о холодном гостиничном номере без какого-либо намёка на уют нагоняла на неё тоску… Впрочем, с завтрашнего дня им всем было обещано по одному обогревателю на номер. Может, будет ещё и не так страшно.

Она вдруг обратила внимание, что юная официантка, уже давно закончившая свою работу, всё равно продолжает вертеться возле их съёмочной группы. Ася, имеющая особый нюх на такие вещи, моментально просекла её сердечный интерес: девушке явно запал в душу Андрей Исаев. Она так и косила в сторону молодого актёра очами – звёздными, ясными, словно промытыми чистейшей мезенской водой. Официантка вообще была на диво хороша собой. Этакое живое воплощение старинного представления о настоящей русской красавице: рослая, статная, фигуристая, с румянцем во всю щёку и льняной косой толщиной в руку. Типаж, давно вышедший из моды, но, тем не менее, приковывающий к себе восхищённые взгляды. Правда, сам Андрей, к сожалению, едва ли замечал присутствие официантки. В её сторону он даже ни разу не взглянул, порабощённый красотой другой девушки – Аурики. Зато хозяин ресторана вычислил горячую симпатию своей работницы к заезжему столичному молодцу и под шумок, незаметно от посторонних глаз, влепил ей смачного шлепка по заднице. Ася округлила глаза, но тут же поспешно отвернулась, чтобы не выдать себя. Спит, что ли, эта красотка со своим работодателем?.. Он же ей в отцы годится.

Не успела приехать, как уже угодила в какую-то Санта-Барбару, шутливо посетовала Ася про себя. Владельцу ресторана нравится официантка, официантке импонирует Андрей, Андрей запал на Аурику, а вот Аурика – ха-ха-ха! – кажется, положила глаз на Белецкого, несмотря на тоже довольно значительную разницу в возрасте. Но кто же нравится Белецкому – вот в чём вопрос! Интересно, кстати, было бы взглянуть на его жену, кто она такая и что из себя представляет, подумала Ася. С его-то внешностью да темпераментом по части женского пола супругу он должен был выбрать либо себе под стать – ослепительную красотку, кружащую головы и разбивающую сердца, либо наоборот – серую мышку-тихоню, призванную терпеть его многочисленные измены, обеспечивать крепкий тыл и поддерживать тепло домашнего очага, регулярно рожая наследников.

«Вернусь в гостиницу и поищу в инете информацию о ней», – решила Ася, не совсем, впрочем, отдавая себе отчёт, зачем ей это в принципе надо и какое отношение имеет к работе.

Компания дружно вывалилась из ресторана на свежий воздух – шумная, разгорячённая и весёлая. Но все сразу же невольно замерли, онемев от открывающейся перед ними фантастической картины.

Белая северная ночь раскинула свои широкие крылья над великой студёной рекой, бескрайними луговыми просторами и верхушками сосен. Горизонт был освещён ярко-оранжевым солнечным светом, словно на закате. На самом деле, конечно же, солнце в этих краях и вовсе не достигало горизонта в июне: остановившись чуть выше линии слияния земли и неба, вскоре после полуночи оно начинало медленно возвращаться наверх.

Многие тут же схватились за свои телефоны, чтобы попытаться запечатлеть эти прекрасные мгновения.

– Ой, какая красота! – всплеснула руками Аурика. Затем, обведя взглядом всех присутствующих, она остановилась на Асе, которая (единственная из них) держала в руках профессиональную фотокамеру. Работа – прежде всего, поэтому Ася не забывала снимать членов съёмочной группы даже во время застолья: вдруг пригодится в будущем материале о фильме? Так сказать, киношники в непринуждённой обстановке…

– Простите, я забыла, как вас зовут… Анна?

– Анастасия, можно просто Ася, – улыбнулась она в ответ.

– Ася? Супер. Не могли бы вы сделать несколько моих фото на фоне этого чудненького заката? – защебетала Аурика.

– Это не закат, а уже, скорее, рассвет, – усмехнулась Ася. – Но почему бы и нет… Где вы хотите встать?

Аурика оживилась:

– О, вот тут – чтобы было видно реку позади меня!.. А потом вот здесь, на фоне этого роскошного дерева…

Они вдвоём двинулись к «роскошному дереву».

– Скинете мне потом эти фотки? – живо поинтересовалась Аурика. – Я вам в гостинице флешку дам.

– Да без проблем. Только уже утром, наверное.

– Класс! Спасибо.

– Аурика, – негромко сказала Ася, – если позволите, я дам вам маленький совет. Не надо позировать в вашем излюбленном стиле. Он, безусловно, очень секси, но здесь другая атмосфера, поэтому от вас требуется иной посыл. Не нужно откляченной попы, выпяченных губ и прочих женских штучек, хоть они у вас – честное слово – получаются просто прекрасно!

Аурика притихла, признавая Асины правоту и авторитет.

– Попробуйте просто приложить ладонь к стволу, – предложила Ася, вовсю входя в роль фотографа. – Погладьте его, почувствуйте жизнь внутри… Чуть-чуть обернитесь в мою сторону, вот так, достаточно… и думайте о том, что чувствуете, прикасаясь к кусочку природы. Забудьте о камере. Слушайте тишину ночи и своё сердце…

Аурика расслабилась. Лицо её без навязчивого сексуального призыва стало по-детски доверчивым и милым. Она распахнула свои огромные глаза и благоговейно застыла у могучего шершавого ствола…