Глава 7

Подписание бумаг о неразглашении прошло гладко. Александрина даже не поморщилась, когда ей пришлось проколоть палец, чтобы оставить на бумаге отпечаток ауры, магии и крови. После Кавендиш вызвал ординарца и приказал:

– Михель, проводишь госпожу Роден в Кадетский Корпус, проследишь, чтобы ее удобно устроили, а потом съездишь в Школу для юных леди за вещами. Вот распоряжение на довольствие, жалование и обмундирование…

– Обмундирование? – сознание Лины зацепилось за смутно знакомое слово.

– Преподавателям Корпуса положена форма. В Вашем случае мундирное платье. Оно было заказано заранее, плюс три пары белья, обувь, плащ, треуголка, и все, что положено к женскому мундиру.

Последнее лорд выдал торопливо, словно смущаясь, а Михель и вовсе покраснел. Александрине стало любопытно, что же такое интересное положено к женскому мундиру? Не возражая, девушка последовала за ординарцем, но едва за ними закрылась дверь в кабинет лорда, честно предупредила:

– Снова будете кружить по коридорам, и Ваши сны станут кошмарами на ближайший год.

Молодой человек содрогнулся и вывел ее из здания-ловушки самым коротким путем.

Коляски с гербом Школы уже не было. Вместо нее стоял довольно обшарпанный экипаж, похожий на почтовые кареты, которыми Лина прежде ездила в поместье на каникулы. Ее усадили внутрь и дали краткие инструкции:

– Госпожа Роден, лорд Кавендиш желает скрыть Вашу службу в Школе для юных леди, поэтому предлагает Вам сказать, что Вы приехали из провинции. Скажете, что служили там в частном пансионе мадам Сорго, преподавали этикет и рукоделие.

– Я очень плохо вышиваю, – с улыбкой ответила на это девушка, – а в Корпусе меня знают, ведь я часто сопровождала девочек на совместные балы.

– В Кадетском Корпусе Вас никто не попросит вышивать, – уверил ее Михель. – И, думаю, Вас никто не вспомнит, поскольку на таких балах принято пользоваться легким мороком.

Александрина нахмурилась на мгновение, припомнив, что директриса лично прикалывала каждой воспитаннице розетку в цветах Школы. Сопровождающим такое украшение тоже полагалось. Странно, что она не заметила маскирующих чар.

– Для чего это делается? – удивилась она.

– Во избежание некоторых… недоразумений, которые случались раньше. Молодые люди склонны увлекаться…внешним, не учитывая интересы рода, карьеры или простой осторожности.

Лина на миг задумалась и поняла, что в чем-то согласна с директрисой. Для юного впечатлительного сердца встреч раз в месяц вполне достаточно, чтобы потерять голову, наделать глупостей, о которых придется сожалеть всю жизнь. Помнится, она удивлялась во время учебы, почему на балу каждый раз танцуют другие кавалеры. Потом это забылось, навалились собственные проблемы, а преподаватели не имеют привычки рассматривать «чужих» детей, когда нужен пригляд за своими.

– Значит, я для всех буду незнакомкой? Это радует, – улыбнулась девушка.

Под обсуждение некоторых деталей ее «прошлого», карета довезла их до здания Корпуса. Длинное, приземистое, оно было выстроено в виде угловатой буквы «О». Отдельным длинным крылом тянулись конюшни. Они отделяли от улицы просторный плац, тренировочные площадки и сад. Михель велел кучеру подъехать к центральному входу:

– Сейчас у воспитанников подготовка к занятиям и некоторые тренировки, – пояснил он Лине, – будет лучше, если на Вас не обратят внимание.

– Мы войдем через парадный вход, и нас не заметят? – удивилась она.

– Сюда выходят окна больших залов, аудиторий и кабинетов преподавателей, обычные классы и спортивные залы, с другой стороны.

Сойдя с подножки на мостовую, девушка с интересом осмотрела здание, так непохожее на Школу для юных леди. Солнце уже мягко опустилось к горизонту, так что темная фея чувствовала себя гораздо лучше. А еще внутри бурлила масса противоречивых чувств: хотелось щелкнуть по носу самодовольного лорда Кавендиша, было желание действительно отыскать того, кто покушался на короля, погубив для своей цели ребенка, был страх, ведь жизнь Александрины поменялась внезапно и очень сильно. И где-то в самой глубине ее души разгорался азарт. Сумеет ли она, Темная фея, провести время с интересом, с пользой и… с удовольствием?

Ординарец не спешил. Дал девушке постоять, полюбоваться окрестностями, потом склонился предлагая руку:

– Нас уже ждут, госпожа Роден.

Через минуту они очутились в просторном холле. Там их уже ждал седовласый, но еще крепкий мужчина в зеленом полевом мундире. Ординарец отдал честь и сказал:

– Госпожа Роден, позвольте Вам представить старшего унтер-офицера Пауля Могга! Он сегодня выполняет обязанности дневного дежурного.

– Очень приятно, – девушка сдержанно наклонила голову исподтишка рассматривая полутемное помещение, лишенное каких-либо украшений, кроме мозаики на каменном полу и витражных стекол в больших окнах, расположенных высоко под потолком.

Здесь царила совсем другая атмосфера. Пахло кожей, табаком, лошадьми и ваксой для сапог. Откуда-то чуть-чуть тянуло супом, чернилами и старыми бумагами. Где-то хлопнула дверь, и вскоре на лестнице показался высокий представительный мужчина в генеральском мундире. Пауль Могг и Михель сразу отдали честь, Александрина, поразмыслив, выполнила книксен.

– Добрый день, господин генерал! По приказу лорда Кавендиша встретил и доставил к Вам госпожу Александрину Роден, Вашего нового преподавателя этикета.

Генерал вперил в девушку тяжелый взгляд, как бы спрашивая: на кой черт ему сдалась эта бледная девица, нервно комкающая в руках сумочку? Будь Лина простой преподавательницей, даже с некоторым магическим потенциалом, она бы совсем пала духом, но… возле мужчины крутилась парочка таких откормленных тварей, что она позабыла свой страх перед ним, просто протянула руку, позволила ее облизать, а потом коротким жестом отдала команду и монстры, ростом доходящие до плеча генералу, смирно улеглись у ее ног.

Начальник Кадетского Корпуса нахмурился. Его строгие голубые глаза явно что-то разглядели в новенькой, поэтому он подержал паузу еще мгновение, а потом оттаял:

– Очень хорошо, Пауль, проводи даму к господину Либнехту, пусть он выдаст обмундирование, довольствие и найдет подходящую комнату. Я пока приму бумаги. Госпожа Роден, как устроитесь, жду Вас в своем кабинете, Пауль Вас проводит.

Выполнив ещё один безупречный книксен, Александрина последовала за унтер-офицером. Они молча пересекли холл, вышли к лестнице, поднялись на два этажа, потом спустились на три, прошли по коридору, поднялись на один этаж, снова спустились и, наконец, оказались в малюсеньком кабинете, остро пахнущем лежалым сукном, расплавленным сургучом и пеньковыми веревками.

– Господин штабс-капитан! – козырнул унтер, – по распоряжению генерала Ишимова привел к Вам нового преподавателя по этикету!

Довольно молодой бледный и очень худой мужчина поднял голову от толстого гроссбуха, мельком глянул на Лину, выпрямился, встал, щелкнул каблуками:

– Сударыня, позвольте представиться: Доуль Либнехт, местный хранитель сокровищ!

– Очень приятно, Александрина Роден, новый преподаватель этикета.

Девушка постаралась улыбнуться полюбезнее, понимая, что перед ней аналог школьной экономки. Именно мистрис Шурх ведала выдачей белья, мыла, ароматных масел и сладостей к чаю. От нее зависело насколько приятно будет заходить в ванную, ложиться в постель и пить пятичасовой чай в своей комнате.

Очевидно, женщины в Кадетском Корпусе были такой редкостью, что местный эконом, или как там на языке военных называлась его должность, совершенно не знал, как вести себя с дамой, пришедшей получать довольствие. Впрочем, заведя «новенькую» на склад и открыв сразу три разных отчетных книги капитан Либнехт вошел в колею:

– Вам положено платье мундирное летнее, плащ форменный, треуголка, три пары белья, – тут мужчина чуть смутился и признал: – пришлось для Вас все заказывать отдельно, для дам в армейских мастерских форму не шьют. Сапоги две пары… – бормотал себе под нос эконом, выкладывая на отдельный стол все, что перечислял.

Александрина рассматривала «довольствие» с интересом. В Кадетском Корпусе служили военные из разных родов войск, и чтобы не вызывать конфликтов всем полагалась одинаковая черная форма с перенесением погонов, нашивок и наград. Поскольку девушке присвоили самое младшее офицерское звание, ее черное платье было украшено лишь узкой алой полоской с единственной звездочкой на воротнике и обшлагах. Таким же образом украшалась треуголка, а плащ был просто черным.

Перчатки – черные повседневные, алые парадные, так же два шарфа – черный и алый, два ремня для плаща и два пояса для платья.

– Парадное платье Вам заказано, и будет пошито к окончанию учебного курса, – продолжал объяснять штабс-капитан. – Традиционно торжественный выпуск проходит в день летнего солнцестояния. Все преподаватели обязательно участвуют в параде. Затем идет награждение особенно отличившихся кадетов, вручение премий офицерскому составу. Вечером после церемонии непременно устраивают бал, – глаза мужчины интересно блеснули, а на губах появилась легкая улыбка. – Надеюсь, Вы успеете подготовиться.

– У нас в Школе проводился выпускной бал, – Лина невольно улыбнулась своим воспоминаниям. – Белые платья, музыка, родственники и друзья…

Мужчина улыбнулся в ответ и заверил девушку, что кадетский бал так же прекрасен:

– У многих выпускников есть сестры, невесты, так что белых платьев у нас тоже хватает, – добавил он, выкладывая на стол очередные свертки.

Белье было деликатно упаковано в бумагу с изящным вензелем столичного дамского ателье. Сапоги внешне выглядели точным подобием офицерских сапог штабс-капитана, но явно были пошиты из мягкой кожи и в целом выглядели более изящно и женственно. К обуви полагалось шесть отрезов ткани: четыре полотняных и два шерстяных. Пока девушка недоуменно их рассматривала, господин Доуль нашел нужным пояснить:

– Это портянки, госпожа Роден, их наматывают на ноги вместо чулок.

Девушка удивленно рассмотрела ткань, ничего не поняла и жалобно спросила:

– Надеюсь, никто не заметит, если я буду ходить в чулках?

– Заметят! – решительно отверг ее попытку штабс-капитан, – Вам следует научится наматывать портянки, ведь Вы теперь состоите в военном ведомстве.

– Но кто сможет меня научить? – щеки Александрины слегка зарумянились.

Смотреть на голые мужские ноги было крайне неприлично, а уж демонстрировать свои… Эконом тоже, кажется, растерялся, но тут за их спинами тихонько прокашлялся унтер-офицер:

– Так господин штабс-капитан, Магда показать может, прачка наша, она в молодости при полку была.

Эконом странно хмыкнул, но идею одобрил:

– Вот видите, госпожа Роден, выход есть. Пауль к Вам Магду пришлет, чтобы к завтрашнему дню Вы были готовы и одеты по всей форме.

Лина только тихонько вздохнула. Последним офицер выложил на стол небольшой сверток и, низко склонившись над гроссбухом, пробормотал:

– Это…кхм… для Ваших женских дел.

Девушка в недоумении взяла пакет, попыталась развернуть, поняла, что мужчины страшно конфузятся и просто сунула его под мышку:

– Спасибо, господин штабс-капитан. Это все?

– Денежное довольствие получите в конце месяца, дополнительный паек тоже, распишитесь вот тут, тут и тут…

Александрина легко подмахнула строчки в гроссбухе, посмотрела, как терпеливый Пауль собирает ее «довольствие» в большую корзину и вышла в коридор, чтобы не мешать.

Она так увлеклась изучением одежды, что совсем позабыла про своих призрачных друзей. Зверюшки были тут как тут: толпились в коридоре, ползали по стенам, свисали с потолка. Многие из них были маленькими и нестабильными – колыхались, лопались, как мыльные пузыри, распадались на кусочки и собирались вновь, но были и пугающие своим обликом матерые страхи, «украшенные» иглами внутренней боли, рогами настойчивости, окутанные липкой паутиной навязчивости. Таких крупных порождений ночи девушка еще не встречала.

Ей впервые стала так остро понятна разница между мужским и женским миром: в Школе кошмары прогоняли, испуганной девочке давали успокоительные травы или теплое молоко с медом. Ночная няня могла и посидеть с зареванной малышкой, гладя мокрые от пота кудри, прогоняя даже мелкий, но болезненный страх. В Корпусе страхи скрывали. Очень уж много крутилось вокруг мелких монстров, способных вызвать опасение, что кто-то узнает о дурных снах, или о мучительных воспоминаниях.

Александрине понадобилось немало сил, чтобы усмирить их, заставить повиноваться или, хотя бы, не рычать угрожающе в ее сторону. Ее сумрачный шлейф бессильно повис, отдав почти все скопленные силы. Поняв, что уже едва держится на ногах, девушка двинулась по коридору к маленькой табуретке в углу. Не дошла, сползла на пол, пачкая платье кровью из носа. Когда унтер-офицер, собрав все свертки и пакеты в корзину, вышел наконец в коридор, Лина успела прислониться к стене и поднести к губам флакончик настойки восстанавливающей силы, радуясь тому, что директриса убедила ее носить это средство с собой вместо флакона с нюхательной солью.

– Ох, ты ж! – выронил корзину Пауль, бросаясь барышне на помощь, – неужто, нам хворую прислали? – бормотал он себе под нос, пытаясь усадить девушку на ту самую злосчастную табуретку.

– Не волнуйтесь, господин Пауль, – бледная как смерть девица слабо отмахивалась от его попыток помочь, – я не больна, просто устала. Мне бы горячего бульона или крепкого сладкого чая и снова все будет хорошо. Твари у вас тут, – девушка поежилась, – матерые! Как вы с ними только живете?

Старик непонимающе покрутил головой, разглядывая абсолютно пустой коридор. Неизвестно, что он подумал, но, к счастью, на шум в коридор выглянул подтянутый молодой человек из другой двери. Увидев женщину в крови, сначала растерялся, но, получив короткое четкое объяснение от старого служаки, быстро вернулся с кувшином воды, помог Лине встать, утереть кровь и уже вместе с Паулем довел девушку до ее нового жилища.

Идти пришлось далеко. К счастью, по дороге им никто больше не встретился. Незнакомец представился корнетом Ивиным:

– Я служу здесь писарем, – чуть смущаясь, добавил он, – если Вам потребуется переписать ноты, или стихи, обращайтесь.

Пауль Могг необидно хмыкнул, но подтвердил, что «господин корнет точно лучше всех в Корпусе пером владеет и книжки умные почитывает». Лине трудно было идти, но пару любезных слов для нового знакомца она нашла, радуясь тому, что воспитание в Школе приучило ее быть вежливой даже теряя сознание.

Наконец, их странная компания добралась до беленого коридора, расположенного на первом этаже, неподалеку от хозяйственной части Корпуса. Тут и выяснилось, что в попытке избежать кривотолков, единственную на весь Корпус преподавательницу поселили около лазарета.

– Там у нас сестрички милосердные дежурят, из обители сестер-помощниц. Они себя блюдут и про Вас не забудут. Вокруг-то все парни молодые, да офицеры, как бы греха не вышло, а пуще того, навета, – объяснял пожилой унтер, заводя Лину в квадратную комнатку с белеными стенами.

Наверное, прежде здесь была палата для пациентов, или что-то подобное, потому что запах карболки, лекарств и мази для перевязок намертво въелся в свежепобеленные стены.

– Вот госпожа, хоромина Ваша, – мужчины с облегчением усадили девушку в кресло, одиноко стоящее у камина. – Магду я к Вам сейчас пришлю. Она и подскажет, и поможет. Ну, а если вдруг не угодит чем, так не знаю… Наймете тогда кого-нибудь себе из города. У нас тут, сами понимаете, женской прислуги нету, – объяснял Пауль, – только вот прачка, да сестры милосердные.

– Спасибо за все, господа, – слабо отозвалась Александрина, пытаясь в самый коротки срок справиться с головокружением, – если не трудно, принесите мой саквояж, я оставила его на складе у господина Либнехта. Там есть средство, которое поможет мне восстановить силы.

Мужчины щелкнули каблуками и вышли. Только тогда девушка позволила себе упасть в темноту.