Шуршали, как мыши, приборы, в воздухе над командным столом сновали кривые и числа, у человека за столом были белые волосы с черными кончиками и глаза с характерным фиолетовым просверком, выдававшем уроженца столичной Митры. На белом кителе сверкали серебряные погоны, на груди – алый трилистник. Медаль «За доблесть и принца Севира», – выпущенная в считанных экземплярах после войны. По официальной формулировке, медаль вручалась «не токмо за героизм и храбрость, но ежели отличившийся совершил нечто, приблизившее час победы над чудовищами, или действиями своими способствовал устранению смертельной для человечества угрозы». Всего медалей было роздано двести тринадцать штук, к каждой полагались сорок тысяч гектаров земли на планете рождения. Если присмотреться, было видно, что ровные полоски погон слегка шевелятся: параживая ткань. Технология локров.

Но не человек приковал к себе внимание ван Эрлика.

Вдоль левой стены медотсека, отражаясь в гроздьях экранов и слепя глаза зеркальными гранями, стояли тринадцать саркофагов с включенной системой искусственного жизнеобеспечения. Посверкивали зеленые огоньки, свидетельствуя исправную работу оборудования, и время от времени над командным столом вместо цифр и кривых возникало чье-то запрокинутое, без кровинки, лицо.

Тринадцать саркофагов, которые в любой момент могут превратиться в тринадцать гробов. Тринадцать выживших членов его команды.

Позвоночник ван Эрлика заледенел.

Стажер усадил ван Эрлика в кресло напротив командного пульта и захлопнул тяжелые захваты на руках и ногах. В грудь впились присоски датчиков. Напоследок курсант снял нейронаручники, повернул правую руку ван Эрлика ладонью кверху и всадил в вену тонкий волос детектора.

В ходе допроса сотни датчиков проанализируют реакции пленника; прочтут все, что можно прочесть, и часть того, что прочесть невозможно. Ван Эрлик не сомневался, что запись допроса будут изучать снова и снова, хотя основные данные сидящий перед ним человек мог видеть уже сейчас. Ван Эрлик не думал, что изучение записи много добавит сидящему перед ним человеку. Он наверняка читал приборы в реальном времени.

С его опытом он мог бы обойтись и без приборов.

Коренастый сержант отдал честь и вышел. Шестнадцатилетний курсант повертелся, как кошка, в поисках удобного места, и сел на крышку одного из саркофагов.

– Мне надо представиться? – спросил человек с серебряным трилистником.

– Нет, полковник Трастамара, – ответил пират.

Глава оперативного штаба Службы Опеки генерал полковник Станис Александр Рашид Трастамара охотился за ван Эрликом уже три года. Охота стоила ван Эрлику двух уничтоженных корветов, а Трастамаре – трех выговоров от императора. Полковник Трастамара не любил публичности. Ван Эрлику пришлось выложить полтора миллиона эргталеров за его видеоснимок.

В сложной системе званий и иерархий «полковник» было собственным чином Станиса Трастамары, а «генерал» – наследственным званием одного из древнейших родов империи, восходящих к ближайшему сподвижнику императора Чеслава. Кроме титула император, сам не склонный к сентиментальности, наградил соратника нежным прозвищем «Живоглот», под которым тот и вошел в историю.

Потомок легендарного Живоглота, генерал и полковник Станис Трастамара чуть улыбнулся глазами цвета стратосферы.

– Почему ты решил угнать «Эдем»?

– Ностальгия.

– Ты не удивлен, что тебя еще не убили?

– Я не думаю, что хоть один палач из СО расстреляет меня до того, как узнает номера моих счетов.

Вместо ответа полковник Трастамара щелкнул по одной из сенсорных кнопок, и на саркофаге за его спиной потухли огоньки. Тревожно запищало, над столом заметались оражневые кривые.

– Еще есть удачные шутки в запасе? – спросил Трастамара.

Ван Эрлику показалось, что у него обесточили сердце.

– Включи! – заорал он, – что ты делаешь! Сукин сын! Подонок! Ты…

Полковник улыбнулся и развел руками. Первую минуту ван Эрлик кричал и ругался. Вторую хрипел. На третьей минуте заплакал.

На четвертой минуте, когда оранжевые кривые превратились в красные, сенсор щелкнул снова.

– Или ты разговариваешь, или они умирают, – сказал Станис Трастамара.

Ван Эрлик молча кивнул. Горло его пересохло. Молоденький курсант подошел к нему сзади и поднес к его губам стакан с прозрачной жидкостью, которая с равным успехом могла быть водой, антифризом или сывороткой правды. Ван Эрлик пил, пока вода не потекла за ворот.

– Скажи «да».

– Да.

– Скажи – «да, сэр».

Ван Эрлик молчал. Полковник чуть усмехнулся. Его волосы казались отлитыми из вольфрама.

– Два года назад ты ограбил торговый конвой в секторе Роза. Груз принадлежал государственной компании. Возглавлял ее свояк министра торговли. Какова была реальная стоимость добычи?

– Четыре на десять в седьмой эргталеров, – сказал ван Эрлик.

– Свояк министра торговли заявил сумму убытков у четыре на десять в восьмой. Ты подтверждаешь, что он лгал?

– Это его дело. Я выручил за груз двадцать миллионов. Краденое вдвое дешевле.

– Полтора года назад ты ограбил поместье некоего Аркова, главы корпорации «Райлех». Больше всего в этом грабеже господина Аркову взволновала пропажа его коллекции бумажных книг дозвездной эпохи. Аркова знал, что император увлекается собиранием этих редкостей, и намеревался сделать ему подарок. Но книги пропали, а спустя два месяца губернатор Исхейи, старый враг Арковы, подарил императору коллекцию редких книг и получил для племянника выгодный заказ на отделку императорской яхты. Кто заказал тебе этот грабеж, Эйрик?

– Никто.

Полковник саркастически покосился на показания датчиков.

– Восемь лет назад, при ограблении пассажирского лайнера «Спартак», ты лично всадил пулю в голову губернатору Тирры. После этого губернатором планеты стал его племянник. За три недели до гибели губернатора племянник перевел на счет неустановленного владельца три миллиона эргталеров. После убийства – еще три. Во время захвата «Спартака» ты оставил в живых капитана, который чуть не разнес голову твоим людям, и убил губернатора Тирры, который не сопротивлялся. Кто заказал тебе губернатора, Эйрик?

– Губернатор Тирры был полковник наземных сил, оккупировавших Харит.

– Таких губернаторов была куча, а ты убил именно этого, Эйрик. Для грабителя ты неплохо встроен в систему элитных связей империи.

– Это вопрос описания, полковник. Можно сказать и так: элита империи неплохо встроена в систему грабежа.

Полковник Трастамара молчал несколько секунд, присматриваясь к показаниям приборов.

– Хорошо. Так почему же ты заинтересовался «Эдемом»?

– Это третий по мощности корабль флота. Так говорили.

– Однако когда ты понял, что это лоханка, ты все равно его угнал?

– Было поздно менять решение.

– Кто дал тебе коды, удостоверения и допуски?

– Мой старпом Шеб Торок, убитый при штурме.

Свет был так ярок, что на глаза ван Эрлика навертывались слезы. Фиолетовые глаза Трастамары даже не щурились. То, что для ван Эрлика было ослепительным светом, для митрийца, уроженца планеты с голубым солнцем, было доверительной полутьмой.

– Если ты знал все о системе охраны, почему ты не знал о состоянии корабля?

– В голову не пришло спрашивать.

– Ты знаком с психологией барров?

– Нет.

– Откуда ты знал, что барр, возглавляющий филиал, будет испытывать конфликт между уровнями долга? Что он будет раздавлен синдромом предателя?

– Я не знал, что филиал возглавляет барр.

– Почему за три дня до твоего визита с корабля по требованию верфи была снята охрана Службы Опеки?

– Откуда я знаю?

Курсант за спиной Трастамары с улыбкой указал своему шефу на какую-то из кривых на столе. Трастамара даже не взглянул на стажера.

– Смотри какая интересная вещь, – сказал полковник, – «Объединенные верфи» получили два на десять в девятой эргталеров. Потом еще полтора. Потом еще два. «Эдем» – самый дорогой корабль, построенный за пределами Императорских Эллингов. Рано или поздно корабль бы пришлось предъявить. Скандал был бы тот еще. А теперь никакого скандала нет. Где пять миллиардов? На «Эдеме». Где «Эдем»? Угнали враги.

Ярко-голубой свет, казалось, выжигал исподнюю сторону век. Вряд ли опытный палач Трастамара сделал ошибку и принял свою собственную световую норму за располагающий допрашиваемого полусумрак.

– Ты пытаешься врать, чтобы не подводить деловых партнеров. А ты знаешь, что «Объединенные верфи» давно не принадлежат Нину Ашари? Их реальный владелец – принц Севир. Ты видал пневмокрепежник? Такую штуковину, которая выплевывает жидкие гвозди? Говорят, принц лично пробил этой штукой колени Ашари.

Смуглое некрасивое лицо ван Эрлика осталось совершенно неподвижным. Уголок заломленной брови чуть дернулся.

– Кто поручил тебе угнать корабль? Кто снабдил тебя кодами? Сколько ты получил за угон? От кого?

Рука Станиса Трастамары легла на крышку саркофага.

Эйрик наклонился вперед, так стремительно, что полутонное кресло чуть не сдвинулось с места, а линии на столе заметались стайкой разноцветных колибри.

– Сделай милость, – сказал ван Эрлик, – поверни. Я – мертвец. Мои люди все мертвецы. Нас приговорили к смерти двадцать раз. Лучше умереть во сне, чем на стенде. Ты дурак, полковник. Тебе нечем меня пугать. Я купился один раз, – я не куплюсь второй.

– А что ты сделаешь, чтобы они были живы?

Сердце ван Эрлика прыгнуло. Уже открывая рот, он понял, что его слова будут ошибкой. И что это та самая ошибка, к которой Трастамара шел с начала беседы. Все остальное – и саркофаги, и датчики, и нестерпимый, на грани пытки свет, – были лишь антуражем. Декорацией. Пышным фоном, с помощью которого фокусник отвлекает внимание от того, что действительно происходит на сцене. И все же ван Эрлик договорил фразу до конца.

– А что ты можешь мне предложить?

Аристократ и полковник Службы Опеки наклонился к заключенному. Белые погоны плеснули серебром и светом.

– Голову принца Севира, – сказал Трастамара.

* * *

В медотсеке наступила тишина. Ван Эрлик покосился в угол, где, как выключившийся робот, сидел молоденький стажер. Полковник Трастамара посмотрел на ван Эрлика, потом на экран. Потом щелкнул кнопкой и снова прогнал записи датчиков.

Воткнул в разъем чип и сменил режим. Стол разломился пополам; край его, опускаясь все ниже, почти коснулся колен заключенного. Теперь по столу текли двухмерные данные: финансовые проводки, тактико-технические спецификации и контракты на поставку оружия и оборонительных систем, которые должна была нести боевая платформа «Эдема».

– Я это уже видел, – сказал ван Эрлик.

– Знаешь, что самое удивительное? Это не липа. Пять на десять в девятой эргталеров не пропали. Казна перечислила их принцу Севиру. Принц Севир перечислил их производителям новейших и лучших систем вооружения. Тебе сказали, что ты должен угнать металлолом, чтобы скрыть пять миллиардов потравы? Ты угнал металлолом – и покрыл пять миллиардов смерти, которая ушла через принца Севира неизвестно куда.

Ван Эрлик молча смотрел перед собой. Тактические ракеты «Каскад» с гипербоеголовками «Борей-М». Сорок две пусковые шахты из двухсот восьмидесяти. Боекомплект – восемь тысяч четыреста ракет. Изготовлено «Объединенными верфями», монополистом в этом виде оружия. Естественно – монополистом. Локальный гиперпереход открыл Нин Ашари.

– Это подделка, – сказал ван Эрлик.

– Что ты думаешь о принце Севире, Эйрик?

– Он наследник императора, – сказал Эйрик.

Это был очень лаконичный ответ. Эйрик не сомневался, что датчики его дополнят.

– Он был главнокомандующим в войне с харитами. Это он заявил, что освободит людей от власти харитов. А потом приказал поджарить планету с орбиты. Он убил всех твоих друзей, Эйрик, и людей, и чужих, и он сделал это потому, что маленькая бескровная война должна была привести его на престол. Так как война оказалась не такой уж маленькой и совсем не бескровной, он до сих пор вместо престола сидит на Рамануссене.

Трастамара помолчал.

– Это проблема продолжительности жизни. Когда-то люди жили недолго. Человек рожал сына в двадцать и умирал в пятьдесят, и сын был почтительным сыном и верным учеником. Императору Теофану семьдесят четыре, и он бодр и здоров. Принц Севир не хочет ждать еще пятьдесят лет.

– Отдай императору меня и это разбитое корыто, и принцу Севиру придется ждать до следующего Большого Взрыва.

Полковник помолчал. Его фиолетовые глаза были холодными, как жидкий азот. Крепкие руки с длинными аристократическими пальцами, – пальцами прямого потомка Живоглота, – лежали на столе совершенно неподвижно. Из-под смуглого запястья, унизанного кружками коммов, разбегались инверсионные следы вен.

– Ты знаешь, – сказал Станис Трастамара, – что шесть лет назад принц Севир стрелял в Генерального прокурора? Генеральный прокурор расследовал исчезновение племянника императора, и так как принцу Севиру не понравились предположения прокурора, он зашел к прокурору во время коллегии, и стал стрелять ему по ногам. Прокурор прыгал, принц стрелял, а зрители побежали прочь, и по итогам этой стрельбы император уволил прокурора. Что с того, что я покажу эти бумаги? Пять на десять в девятой эргталеров? По нынешним временам – пустяк. Я Трастамара, а он – сын императора. Меня бы сдали на биочипы. Но если ты выяснишь, что происходит на Рамануссене, и привезешь доказательства, то на биочипы сдадут принца Севира. С властью не шутят. Император простит сыну все. Позорную войну, украденные миллиарды, пропавшего племянника, Нина Ашари, которому в тюрьме вогнали гвозди в колени, чтобы он отдал свой холдинг, и танцовщиц, которым эти гвозди вгоняют в колени просто так, от скуки. Но вот покушения на трон он не простит.

Эйрик ван Эрлик молчал. Станис Трастамара откинулся в кресле, – а потом вдруг одним щелчком отключил систему контроля. Захваты расхлопнулись. Эйрик молча стал растирать затекшие запястья. Полковник пробежал пальцами по сенсорной панели, половинки стола встали вертикально, прилепились друг к другу и втянулись в бронированный пол. Теперь опекуна и пирата ничего не разделяло. Ван Эрлик мог вытянуть руку и дотронуться до алого трилистника над сердцем. Фиолетовые глаза глядели прямо в душу.

– Ты знаешь, – спросил Трастамара, – как я стал начальником Оперативного Штаба? Это знают только трое. Теперь ты будешь четвертым. Это произошло шесть лет назад. На Митре. Я сидел в ресторане с друзьями, когда на комм поступил срочный вызов. Звонил глава Службы, светлейший Ассен Ширт. Он потребовал, чтобы я немедленно приехал во дворец принца Севира. Я приехал и увидел, что принц, совершенно пьяный, сидит и смеется. Перед принцем на ковре лежал труп. Труп мальчишки четырнадцати лет, а в соседней комнате лежали еще два трупа: брат мальчишки и их отец, принц Баст. Да-да. Племянник. Тот самый. Ассен Ширт был белый, как молоко. «Что скажешь?» – спросил меня Севир. Он все время смеялся. «Нет трупа – нет и преступления», – сказал я. «Ну и займись», – сказал Севир. Трупы никогда не нашли. Я стал начальником Штаба и получил вот эту медаль. Я ее с тех пор всегда ношу. Как напоминание, за что получают медали. Когда ты вернешься с Рамануссена, ты получишь своих людей живыми и невредимыми.

Эйрик ван Эрлик помолчал. Потом коротко стриженная черноволосая голова упрямо качнулась.

– Я не буду сотрудничать со Службой Опеки.

– Ты хочешь, чтобы человек, который убил твою родину, правил миром, а твои люди кормили бы собой биочипы?

– Я не буду сотрудничать.

– Ты ничего не теряешь. Ты уже все потерял.

Голубой свет бил через глаза в мозг. Эйрик прикинул свои шансы. Присоски, игла в запястье – это все мелочь. Рывок на себя, двумя пальцами в горло… Он попытался приподняться, но обнаружил, что у тела его появился новый управляющий центр. Похоже, он находился где-то за переплетениями уходящих от кресла проводов.

Ван Эрлик наклонился вперед. Глаза его оказались в полуметре от фиолетовых гляделок полковника. Пот заливал лоб под биопластом, немилосердно жег шрам.

– Ты пересолил, Трастамара, – сказал ван Эрлик, – ты почти купил меня. Но ты пересолил. Я знаю вашу породу. Вы убийцы и трусы. Ты не умеешь переживать за тех, кого ты убил. Ты только умеешь говорить то, что нравится твоему собеседнику. Я не думаю, что ты спрятал трупы и переживал по этому поводу. Ты знал, что начальство тебя наградит, если ты спрячешь трупы. И ты знал, что мне понравится, если ты будешь играть роль раскаявшегося палача. Ты пересолил два раза. Сначала – когда вон тот щенок заступился за меня в карцере. А второй раз сейчас. Обещав жизнь друзей. Вы всегда обещаете – в обмен на душу. А когда человек продает вам душу, он обнаруживает, что в контракте было примечание. Мелким шрифтом. Ваша империя умеет лишь убивать и лгать. Вашему императору плевать на пять миллиардов налогов и на убитых племянников. И если ты получишь от меня компромат на Севира, ты пойдешь и продашь его самому Севиру. И ты будешь смеяться, когда по твоему приказу мне всадят луч в голову, а потом в оплату ты попросишь от Севира Службу Опеки и еще одни орден. И будешь рассказывать очередному дураку, как он жжет тебе сердце.

Наследственный генерал империи, полковник Станис Александр Рашид Трастамара молчал несколько мгновений. Потом повернулся к молоденькому курсанту и приказал:

– Забери его и убей.

* * *

Все остальное произошло очень быстро. Два охранника отвели ван Эрлика в соседнюю палату. Жестом ему велели лечь на операционную койку, а когда ван Эрлик не шелохнулся, его скрутили и привязали к койке за несколько секунд. Почему-то с того момента, когда Трастамара произнес свой приказ, всякая воля к сопротивлению покинула ван Эрлика. Он молча смотрел в потолок и только желал, чтобы все поскорее закончилось.

Откуда-то появился медтех со шприцем, наполненным мутноватой жидкостью. Трастамара вошел в палату и остановился справа от койки.

Все так же молча медтех проверил шприц и всадил его чуть выше локтя. Ван Эрлик ожидал мгновенной смерти, но по телу только разлилось неприятное покалывание. Медтех вытащил шприц и даже обтер место укола спиртом.

– Эта штука называется «штамм Венора», – неприятным голосом сказал Станис Трастамара, – это набор различных микроорганизмов и бактерий, в основном чинерейских, если я не ошибаюсь. Ты слыхал о «Веноре»?

Ван Эрлик слегка моргнул глазами, в знак утверждения.