Ребят привезли к Хагену, и они не очень-то запирались. Они рассказали, что каждый из них получил аванс по пять тысяч долларов, и Хаген с изумлением узнал, что, оказывается, он уже дважды проезжал мимо мины, и каждый раз сын председателя Верховного Суда нажимал на красную кнопку. Но то ли ребята перепутали провода, то ли мине чего-то не доставало без моря, а только она не взорвалась.

Заказчиком ребята назвали Сапарчи Телаева.

Хаген был страшно обижен тем, что он стоит всего пять тысяч долларов. Он себя ценил как-то дороже. К тому же Хаген не очень понимал, что ему делать с киллерами. Это ведь были ребята из его села, и даже трое из них учились в той же школе, что сам Хаген. Кроме этого, они были никакие не ваххабисты, а просто людям заплатили за работу.

Короче говоря, Хаген немного постучал им по башке, а потом поговорил с ними и отпустил.

На следующий день после разговора с Хагеном киллеры сели в машину и поехали искать Сапарчи, но как-то так вышло, что Сапарчи в это время не было в Торби-кале. Он торчал в Москве на конференции по вопросам государственных инвестиций в объекты портовой инфраструктуры. Они ездили неделю, другую, а потом Сапарчи приехал и улетел в Иран, видимо изучать инвестиции там, и когда он вернулся, прошел почти месяц. Ребята очень переживали, потому что не знали, что подумает Хаген о такой задержке.

Они ездили по городу в поисках Сапарчи и не особенно соблюдали конспирацию. Наконец однажды, когда они сидели в кафе, они увидели, как мимо проехал «хаммер» Сапарчи. Ребята схватили оружие и поехали следом.

Вот они притормозили у поворота на Асланбекова, и увидели, что дверца «хаммера» открылась, и Сапарчи пересаживается из него в инвалидную коляску.

Ребята тут же развернулись на перекрестке и поехали обратно, и старший из них вел машину, а двое немцев и сын председателя Верховного Суда приспустили окна и начали стрелять.

Первым же выстрелом они убили охранника, который пересаживал Сапарчи, но так уж получилось, что в Сапарчи они не попали. Дело в том, что у ребят это было второе покушение в жизни, а у Сапарчи – одиннадцатое, не считая того случая, когда Сапарчи без всякого покушения улетел в Чечне в пропасть и сломал позвоночник, – а согласитесь, если на тебя покушаются одиннадцать раз, это уже в некотором роде входит в привычку. Человек знает, как себя вести.

Короче, как только Сапарчи увидел, что черный джип, проехавший мимо него, ни с того ни с сего развернулся на перекрестке, Сапарчи насторожился и положил правую руку под то место на сиденье, где на маленьком кронштейне был закреплен израильский «узи».

И вот, как только ребята открыли огонь, произошло сразу несколько вещей: левой рукой Сапарчи крутанул свое кресло так, что оно полетело, словно пуля, по дороге, а правой он выхватил автомат и открыл ответный огонь.

Он стрелял так метко, что тут же попал водителю в голову, водитель потерял сознание, и джип на полной скорости въехал в столб. Тут же и коляска Сапарчи впилилась в тротуар, подпрыгнула и опрокинулась, и Сапарчи вылетел из нее рыбкой и очень вовремя: в этот самый момент коляску пробили две пули.

Сапарчи закатился за колесо какого-то «Камаза» и выстрелил снова, и на этот раз он попал одному из киллеров по ногам. Тут уж охрана его тоже сообразила, что происходит, выскочила из джипа сопровождения и начала палить в ответ.

В это время машина киллеров уже завязла в столбе, и один из них был ранен в голову, а другой – в ногу. Двое оставшихся на ногах подхватили того, кто был ранен в ногу, и побежали с ним дворами.

Через три двора они заметили новехонькое трехэтажное здание, в котором раньше была больница. Они заскочили внутрь и закричали «доктора!» Но надо же было такому случиться, что больница была в этом здании до ремонта. А когда Заур построил для больницы другое здание, трехэтажку сначала хотели снести, а потом отдали под отделение милиции.

Когда киллеры заскочили внутрь и поняли, что это не больница, они бросили товарища и рванули во двор, но во дворе в это время как раз проходило боевое построение.

Короче всего сказать, что киллерам не повезло.

А Сапарчи отделался убитым охранником и переломанной ногой, что, согласитесь, было неважно: ведь он все равно этой ногой не пользовался.

* * *

Так получилось, что во время этого покушения глава АТЦ республики, Хаген Хазенштайн по прозвищу Ариец, был далеко в горах. Когда он приехал к Кировскому райотделу, прошло уже два часа. Во дворе трехэтажки, перед входом, стояло плотное кольцо бойцов АТЦ, а перед ним – «хаммер» Сапарчи. Сапарчи скандалил с бойцами, сидя в своей коляске, и рядом с ним стоял невысокий полный москвич с круглым, как будто несколько китайским лицом и Орденом Мужества, привинченным к безупречному лацкану пиджака. Где-то этого китайчонка Хаген уже видел, но ему не досуг было вспоминать, где.

В тот самый момент, когда Хаген вылез из машины, ворота во двор снова распахнулись, и в них залетел целый кортеж. Из головной машины выскочили Джамал Кемиров и начальник УФСБ республики генерал Шершунов, а из следующей машины выбрался глава МВД генерал Чебаков.

А из третьей машины вылезли президент республики и Кирилл Водров, которые как раз прилетели из Москвы: собственно, вся эта бронированная орава и ездила встречать их в аэропорт. При виде встревоженного лица президента Хагену стало совсем неудобно. Ведь это Заур Ахмедович попросил его снять с выборов Сапарчи, а Хаген мало того что провалил поручение, так еще и насмешил всю республику.

– Ну, что тут у вас стряслось? – спросил Заур Кемиров. Лицо президента, смуглое, властное, похожее на чистую тетрадку для прописей, разлинованную клеточками морщин, ничего не выражало.

Глава УФСБ щелкнул каблуками, вскинулся во фрунт и отрапортовал:

– Дерзкая выходка террористов, Заур Ахмедович, – обстрелян глава компании «Авартрансфлот», народный депутат, кандидат в мэры Бештоя Сапарчи Телаев! Террористы задержаны, личности известные, на каждого есть папка о их связях с так называемым Черным Булавди!

Заур Кемиров перевел вопросительно глаза на главу МВД, но тот только шнырял глазами по сторонам, – то в сторону Сапарчи, то в сторону Хагена. Потом он воткнул зрачки в землю, съежился и сказал:

– А… Э… Заур Ахмедович, я бы хотел поговорить… э…

И тут Сапарчи Телаев выкатился вперед и ткнул указательным пальцем прямо в белокурого начальника АТЦ.

– Это люди из твоего села, и никакие они не террористы! – закричал Сапарчи. – Это ты приказал меня убить. Михаил Викентьевич, Христофор Анатольевич, я ответственно заявляю: этот человек преступник. Этот человек бандит. Этот человек не только не может находиться на должности начальника АТЦ, он должен сидеть в самой глубокой тюрьме, которая только найдется в России! Он и его друзья творят произвол по всей республике! Он и его друзья издеваются над демократией! В Чираге они поставили всех депутатов на колени, и заставили их голосовать под дулами автоматов! В Алагае они надели на главу администрации пояс шахида, чтобы он отказался от должности! И вот из-за того, что я взялся помогать этому несчастному мученику, я тоже оказался под прицелом их автоматов! Меня хотят убрать, потому что я защищаю интересы России!

Генерал-лейтенант Шершунов еле слышно хмыкнул. Джамалудин Кемиров глядел куда-то вперед, и лицо его было спокойным, как горное озеро. У Кирилла Водрова зазвонил телефон, он побагровел и с досадой сбросил звонок.

– А… э…, – Сапарчи Ахмедович, – сказал глава МВД, – ну зачем же вы так… Вот… мы расследуем… киллеров забираем в СИЗО…

– Какое к черту СИЗО? – сказал Хаген, – они ранены.

– И ты хочешь отправить их в больницу под охраной твоих людей? – заорал Сапарчи.

– Если эти люди террористы, – сказал Джамалудин, – то их будет охранять АТЦ.

– Да это просто фарс! – вскричал пораженный Сапарчи Телаев.

– Сапарчи Ахмедович, – сказал Заур Кемиров, – как вы смеете так разговаривать в присутствии высших должностных лиц республики? Вы ведете себя, как уголовник, а не как бизнесмен! На вас покушались одиннадцать раз, и каждый раз вы устраивали по этому поводу предвыборный балаган! Запомните, больше балагана не будет! Если в вас стреляли террористы, то их будет охранять АТЦ, а если у вас с киллерами личные счеты, то никто не позволит вам на глазах президента республики забежать в райотдел и стрелять там людей!

Сапарчи Телаев чуть не затопал колесами; но к этому времени народу во дворе еще прибыло, и вместе с бойцами АТЦ вход перегородил ОМОН и личная охрана Джамала, и Сапарчи побагровел, потом побледнел, и убрался в свой «Хаммер». Вместе с ним уехал молодой федерал с китайским лицом и с Орденом Мужества.

* * *

Когда Сапарчи уехал, президент республики поднялся по свежеотремонтированной лестнице на второй этаж и прошел в кабинет начальника отделения, где как раз сидели двое киллеров. Их товарищей уже увезли в больницу, потому что те были очень плохи, но, по правде говоря, и эти двое были нехороши.

– Кто вас нанял? – спросил президент.

Киллеры перепугались, видя за его спиной Джамалудина и Хагена, и не знали, что отвечать. Они только таращили глаза и жалобно дышали.

– Вы меня попросили его снять, я и снял, – брякнул Хаген, – что, лучше бы было, если бы он вонял, как Мухтар?

Вони от всего случившегося, строго говоря, предстояло больше, чем от Мухтара, и Хагену было очень неудобно, что он так опозорился.

– А это что за орлы?

– Сапарчи их нанял убить меня, – признался Хаген, – кто же знал, что он приискал таких идиотов!

– Если Сапарчи их нанял убить тебя, – сказал Заур, – почему ты не заставил их написать заявление?

– Что обо мне скажут люди, если я буду писать заявление – возмутился Ариец, – они и так говорят, что на мне теперь погоны. Если бы он написал заявление, то и я бы написал заявление. Но он же не заявление написал!

Президент республики некоторое время молчал, не зная, что возразить на такое наблюдение главы Антитеррористического центра, а потом махнул рукой и вышел.

Хаген вышел вслед, немного погодя; бойцы его облепили коридор, как муравьи кусок сахара, а на подоконнике напротив сидел Кирилл Водров, в длинном черном пальто и щегольских начищенных ботинках.

– Хаген, – негромко позвал Водров, и Ариец приостановился. Меньше всего ему хотелось выслушивать проповедь коммерсанта.

– Хаген, ты заметил человека рядом с Сапарчи? С орденом Мужества и круглым лицом?

– Да, – сказал Хаген, – а что?

– Этот человек был в заложниках на Красном Склоне. А еще он был третьим во время моей беседы с Семеном Семеновичем, когда тот потребовал отдать лицензию.

* * *

Кирилл Водров был совершенно прав. Молодой человек с китайским лицом был действительно тот самый, который приносил чай в кабинет Семена Семеновича. Звали этого человека Христофор Мао, и он прилетел в республику на час раньше Водрова, обыкновенным рейсовым самолетом, зажатый в узком кресле старого «Ту» между старой, безобразно располневшей даргинкой и прыщеватым парнем с золотыми зубами и лишаем на лбу.

Христофор специально выбрал этот рейс, потому что знал, что в этой день в республику возвращается президент, и надеялся прилететь с ним на одном самолете. Но оказалось, что президент вылетает на час позже, и когда старенький «Ту» ехал по взлетке, Христофор Мао видел около vip-зала блестящий красно-белый «челленджер» с эмблемой «Навалис», и Христофор Мао очень хорошо запомнил, что он прилетел в республику между старой ведьмой в наверченных черных юбках и молодым уголовником, а президент летел часом позже, раскинувшись в кожаном кресле, покачивая ногой в начищенном ботинке и посматривая на платиновые часы на левой руке.

У Христофора Мао тоже были часы на руке, и на них было написано «от президента Российской Федерации», но эти часы стоили всего пятьдесят долларов. Кроме того, на самом деле часы были вовсе не от президента. Семен Семенович трижды вносил Христофора в список, но референты так и не дали часов, пока Христофор не отнес кому надо штуку баксов, и получилось, что Христофор заплатил тысячу долларов за часы, которые стоили полтинник.

Христофор Мао прибыл в Торби-калу не как старший оперативный сотрудник, и не как офицер ФСБ, а просто как человек, прикомандированный к компании «Авартрансфлот». У него и письмо было соответствующее, насчет проверки «Авартрансфлота», а в УФСБ республики ушло другое письмо, с просьбой оказывать Христофору Мао всяческое содействие.

Таких прикомандированных сотрудников Лубянка часто направляла в разные компании, государственные и не очень, для надзора за стратегическими интересами, и Христофор Мао с полным на то правом мог считать себя Штирлицем в стане врагов: государственным человеком среди коммерсантов.

Правда, разница между Штирлицем и Мао заключалась в том, что Штирлиц был разведчиком-нелегалом. Относительно же Мао не имелось никаких сомнений в том, какому ведомству он принадлежит. Даже если бы Кирилл Водров не узнал офицера с китайским лицом, Мао и не собирался б хранить инкогнито, да что там Мао, – Сапарчи Телаев наверняка тут же расхвастался бы, что к нему приехал человек из центра решать его проблемы, хотя это было совершенно не так. На самом деле человек из центра приехал к Сапарчи затем, чтобы Сапарчи решал проблемы центра.

Собственно, Сапарчи как раз и ехал встречать Христофора Мао, когда его подстрелили, и когда Мао вышел из самолета и не увидел встречающих, он был очень зол. А когда он услышал о перестрелке, он решил, что это фарс. Мао решил, что оппозиция набивает себе цену.

Однако через пятнадцать минут подъехала охрана, и когда она отвезла Христофора Мао на место покушения, подполковник ФСБ был поражен. Он увидел лужи крови и сколы от пуль на «Хаммере», и он понял, что если бы Сапарчи обстреляли на пути обратно, а не туда, он, Христофор Мао, мог бы точно так же лежать на мостовой под белой простыней вместо несчастного подстреленного охранника.

Это впечатляло.

Особенно впечатляло то, что так начинался второй визит Христофора Мао в республику. А первый кончился Красным Склоном.

* * *

Христофору Мао было едва за тридцать, он был высокий, круглолицый, с редеющими хвостиками темно-русых волос и рыхлым пивным животиком, так частым для органов, где мужчины много курят, много едят и еще больше пьют, и оправдывают расстроенную печень и излишний вес долгими засадами и нерегулярным питанием. Фамилия Мао у него была от дедушки, китайского коммуниста, приехавшего перед войной в СССР, и сгинувшего в концлагерях. Отец о деде не рассказывал, и дети в школе немилосердно дразнили Христофора, во-первых, из-за круглой морды, а во-вторых, из-за фамилии: фамилия его была тогда Петушатников. Когда Христофор узнал, как звали деда, он сменил фамилию сам.

Карьера Мао в ФСБ началась не очень удачно. Как только он поступил в Академию ФСБ, он вышел за порог здания и увидел напротив, через площадь, ювелирный магазин. В этот магазин он и пришел, с предложением «крыши».

Бедолагу Мао тут же повязали. Оказалось, что ювелирный магазин напротив Лубянки давно имеет «крышу», и звездочки у нее пошире, чем у курсанта академии ФСБ. Но так как каждый третий курсант приходил в этот магазинчик с предложением «крыши» (что, конечно, не очень хорошо говорило об интеллектуальном уровне курсантов), то Мао не отчислили. Слишком многих пришлось бы отчислять за такую мелочь.

Так или иначе, Мао не выгнали, а через два года распределили в Новосибирск, где, напуганный историей с магазином, он особо никуда и не лез. В конце концов на какой-то корпоративной вечеринке директор института систем космической связи, желая похвастаться, подарил ему книжку, набитую формулами.

Мао обрадовался и завел на директора дело за разглашение государственной тайны. На суде выяснилось, что директор книжку списал – всю, слово в слово, с другой книжки, опубликованной в США, причем книжка, опубликованная в США, была справочник за подписью министра обороны РФ. Мао ожидал, что ему дадут по шапке, однако, к его изумлению, дали директору института – пять лет условно.

Однако на Мао смотрели немного косо, и он отправился восстанавливать конституционный порядок в Чечню; там год службы считался за три, а по окончании срока полагалось жилье и пост не ниже прежнего в любом городе, не считая Москвы и Санкт-Петербурга. За полгода до конца срока можно было уже уезжать и подыскивать себе квартиру.

Мао восстанавливал конституционный порядок в Чечне три года вместо одного, а потом сразу стал замначальника УФСБ по Краснодарскому краю. Там, в Сочи, он познакомился с Угловым, и всемогущий вице-премьер вдруг позвал Мао в помощники.

Так-то Мао и очутился в тот страшный апрельский день на Красном склоне, и каждая секунда этого дня врезалась в память Мао, как килобайты в лазерное покрытие CD.

Впоследствии Мао был уверен, что он сразу почувствовал неладное, – сразу, как только в уставленный столами и яствами зал вошли шестеро зверьков во главе с худощавым, двигавшимся как рысь аварцем – Джамалудином Кемировым. Аварец, чеченец, – разницы не было, все они умирали одинаково, ругались и кричали «Аллах Акбар», и именно таких, – поджарых, черноволосых, Мао любил допрашивать и умел ломать. И Мао бы непременно вскинулся, толкнул бы под локоть генерала Комиссарова, рядом с которым он сидел, но тут среди горцев показался еще один человек – Кирилл Водров. Бывший лощеный дипломат, заместитель Комиссарова по Чрезвычайной Комиссии, в безупречном костюме, с неярким пятном синего галстука, за пять метров на Мао пахнуло дорогим одеколоном.

И тут уже Комиссаров встал и расплылся в улыбке, и поднял тост, и Мао расслабился – до того момента, когда прозвучали первые выстрелы, и Кирилл Водров, обаятельный, хорошо одетый Кирилл Водров, с изящной европейской стрижкой и платиновой булавкой, небрежно прихватившей шелковый галстук, – вытащил пистолет из кобуры поднявшего руки Комиссарова и сказал:

– Стоять.

Это было невероятно. Свой – предал. Свой стал на сторону этих сопящих, немытых, чернозадых дикарей, веками плодящихся в своих аулах и мечтающих смыть с лица земли всякую цивилизацию.

Никогда в жизни Мао так не боялся. Когда избили Аргунова, когда собрались скормить крысе Комиссарова, Мао понял, что они убьют всех, кто за вертикаль власти. Но террористы выясняли какие-то свои обиды, и до Мао им вовсе не было дела.

Но самое удушающе-позорное случилось в конце, когда Джамал Кемиров снова перевернулся в своем волчьем мозгу, и скомандовал заложникам:

– Кто хочет сражаться – возьмите оружие.