Не прошло и часа, как Тамара завозилась, закряхтела, потом встала и потопала в туалет. Выйдя оттуда, даже не помыв руки, она схватила и съела соленый огурец. Лиля подняла на нее глаза и опять уткнулась в книгу. Тамара встала и направилась в бабушкину комнату, там что – то звякнуло, Тамара на цыпочках вошла в кухню, держа в руках литровую бутыль самогона. Она закрыла рот пальцем «на замок», призывая дочь к молчанию. Набулькав себе стакан она приготовилась его выпить.

– Не надо мама, не надо, – шепотом, чтобы не разбудить бабушку прошептала Лиля.

Но мама не слышала, она выпила полстакана, посидела, съела еще один огурец и запела:

– Раскудрявый, клен зеленый, лист резной…

Вышла бабушка, она быстро схватила стакан и попыталась вылить в раковину. Но Тамара, была сильнее, она отобрала стакан у бабушки, ни капли, не расплескав, и залпом выпила остаток. Бабушка увидела стоящую под столом бутыль и попыталась взять ее. Тамара с кошачьей ловкостью схватила драгоценную добычу и выскочила из дому, прихватив пальто и сапоги.

Лиля плакала, уткнувшись в книгу, бабушка сидела бледная и держалась рукой за сердце. Потом она поглядела на часы, встала и сказала:

– Пойду к Петру, пусть подскажет, что с ней делать.

Петр это новый участковый. Молодой мужчина, недавно закончивший школу милиции. Ему не очень нравилась эта должность, он занял ее только потому, что семье нужна квартира. Бабушка ушла, а Лиля продолжала рыдать.

Ничем участковый бабушке не помог. В их городе не было ни наркологического диспансера, где лечили алкоголиков, ни лечебно-профилактического учреждения, где их реабилитировали. В местном отделении милиции, единственном на весь город, не было даже вытрезвителя. Если будет буянить, можно вызвать милицейскую бригаду и упечь на пятнадцать суток, а то, что человек поет, так это не запрещается. До одиннадцати часов шуметь можно. Правда жена участкового Валентина пыталась ему доказать, что поведение Тамары по меньшей мере неуместно, но он опять же доказал, что неуместно и противозаконно – разные вещи.

До поздней ночи не спали бабушка и Лиля, ожидая Тамару, но так и не дождались. Она явилась на следующий день еще более пьяная и страшная. Упала на диван в комнате и уснула, проспав весь день. К ночи она встала и стала слоняться по квартире. Ей нечем было заняться. Лиля опять читала, бабушка вязала, Тамара встала в центре комнаты и сказала:

– Мать, у тебя есть выпить?

Бабушка покачала головой.

– Тогда дай денег, мне плохо, выпить надо!

– Я тебе денег не дам, или бросай пить или уезжай, откуда приехала, – голос бабушки дрожал.

– Жалко да? Родной дочери денег жалко! Я вас одевала, обувала, а тебе теперь мне жалко денег? – Заныла Тамара.

– Тамара, мне не денег жалко, – попыталась найти общий язык с дочерью бабушка, – мне жалко тебя, жалко Лилю, ты позоришь нас перед соседями.

– Вот еще, чего это я позорю! Что позорного-то! Выпила женщина, спела, сплясала, всем весело.

Бабушка поняла, что дочь окончательно деградировала и перестала с ней разговаривать. Тамара опять надела свои обноски и исчезла за порогом. Утром она явилась пьяная и опять упала спать. Где и с кем пила, проснувшись, она вспомнить не могла.

Потянулись дни один ужаснее другого. Тамара методично пила, деградируя как внешне, так и умственно. В школе над Лилей посмеялись лишь первые дни, потом, глядя на ее несчастный вид, уже ни кому из детей не хотелось над ней издеваться. Учителя ее жалели, классная руководитель, как могла, подбадривала. Даже мечта о филологическом факультете отодвинулась на задний план. Все мысли Лили были заняты тем, как справиться с болезнью матери и как поддержать бабушку.

Экзамены Лиля сдала успешно, на выпускной вечер не пошла. Она отдалилась от одноклассников, потеряв интерес к школьной жизни. Лучше всех, ее понимала классная руководительница, но и она не знала. как восстановить взаимоотношения в классе. Лиля не могла простить одноклассникам, насмешки, в адрес матери.

На вручении аттестатов, Галина Павловна поднялась на сцену и попросила слово:

– Сегодня, здесь не присутствует, моя самая способная ученица Лиля Романова. Все мы понимаем, почему она не пришла. Мы были слишком жестоки и равнодушны к ее беде. У нее тяжело больна мать, которая стала предметом насмешек у нас в городе. Я не знаю, как донести до вас то, что дети не отвечают за грехи своих родителей. На ум приходят лишь великие стихи Пушкина, возможно, они вас чему-нибудь научат:

«И долго буду тем полезен я народу,

Что чувства добрые, я лирой пробуждал,

Что в наш жестокий век, восславил я свободу,

И милость к падшим призывал.

Лиля сидела на кухне и читала книгу. С улицы, раздался свист и в открытое окно влетел букет цветов, упав рядом с книгой. Она выглянула вниз. Там стояли ее одноклассники, с плакатом: «Прости нас, Лиля!» Вика, как флагом, размахивала ее аттестатом.

До вступительных, экзаменов в институт, был еще месяц, и Лиля каждый день проводила в читальном зале. Как то днем она сидела там совершенно одна. В зал вошла директор библиотеки Романова Лидия Анатольевна. Высокая красивая женщина, холенная, с надменной улыбкой на лице. Лиля как самый частый посетитель библиотеки хорошо ее знала, но они всегда обменивались лишь приветствиями и ничего не значащими фразами.

Лидия Анатольевна подошла к Лиле, села за стол и мило улыбаясь, спросила:

– Я слышала ты едешь в Н – ск поступать?

– Да я хочу подать документы в педагогический институт, на филологический факультет.

– Я не сомневаюсь, что ты поступишь. И профессию ты выбрала правильно. Н – ск замечательный город, там столько развлечений, по сравнению с нашим Кедровском. Мой сын, Вадим, окончил институт управления и экономики, сейчас работает в городском комитете комсомола. Помнишь его?

Лиля смутно помнила полноватого тихого мальчика, он был на пять или шесть лет старше ее.

– А у вас есть родственники или знакомые в Н – ске? Нет? А кто тебя встретит? Где ты устроишься? В общежитии? У моего знакомого в Н – ске есть квартира, она сейчас пустует. Ты можешь там остановиться. А Вадим тебя встретит и отвезет, у него служебная машина. Когда ты уезжаешь? – Лиля ответила. Лидия Анатольевна записала в изящную книжечку дату ее отъезда и номер телефона соседей, своего у них не было. Еще пощебетав о своем Вадиме, директор удалилась, пообещав позвонить к назначенной дате.

Лиле показалось странным сначала, чрезмерное внимание со стороны со стороны такой важной особы, но здоровый снобизм молодости переборол неприятный осадок от этой встречи. Лиля просидела в библиотеке до закрытия и нехотя пошла домой. Ей безумно жалко было бабушку, но сама она использовала теперь любой предлог, чтобы уйти из дома: «вот почему в пьющих семьях дети всегда беспризорные, как бы плохо не было на улице, дома еще хуже» – думала она.

Дома Лилю встретила бабушка и, показав на комнату, где обычно спала Тамара, поманила ее на кухню, делая знаки, чтобы та вела себя как можно тише.

– Уже двенадцать часов спит, даже не ворочается, – вид у бабушки был довольный.

– Почему? – Тоже шепотом спросила Лиля.

– Я пошла к нашей участковой, терапевту и сказала, что совсем не сплю, бессонница у меня. Она все записала в карточку, так на меня посмотрела и сказала: «я вам выписала сильнодействующие снотворные, больше двух таблеток не принимайте». Я поняла, что она все знает про Тамару, да уже вся округа знает, и она решила мне помочь. Я выкупила в аптеке таблетки, побежала домой, растолкла их и в молоко добавила, которым Тамарка отпаивается. Она как всегда утром откуда – то пришла и перед тем, как завалиться спать, молоко то и выпила. Я ей новую порцию зарядила, в холодильник поставила.

– Я думаю, что эти таблетки, баба, врач выписал тебе. У тебя такой усталый вид, выпей назначенную дозу и тоже поспи.

– А и то верно, пойду, прилягу.

Лиля тоже легла и впервые за эти три месяца спокойно и крепко уснула.

Дни летели, часы бежали, минуты неслись, наступила жара, город опустел. Только на железнодорожном вокзале, было оживленно. Кедровчане семьями уезжали в отпуск. Лиля в ярком красном сарафане, оставив чемодан бабушке, носилась по зданию вокзала, выбегала на улицу, подходила к путям. Она не могла сидеть на месте, энергия била ключом, сердце трепетало, в предчувствии счастья.

– Оно там, там, – громыхали тележки грузчиков.

– Оно там, там, там – стучали колеса вагонов.

– Там, там, там – громыхал репродуктор.

Наконец объявили посадку в поезд. Лиля бежала вперед всех, она перепутала вагон, потом нашелся вагон, но никак не находилось место. Теперь, когда все нашлось, куда-то делась сумка с продуктами. Эта веселая суматоха продолжалась до тех пор, пока провожающих, не попросили, покинуть поезд. Отъезжающие сразу успокоились, уставились в окна, выглядывая родных. По репродуктору громко заиграл марш «Прощание славянки» поезд тронулся, Лиля махала бабушке, а та крестила ее, вытирая слезы.