«Может, все-таки чувства ко мне?» – робко спрашивает у меня интуиция. Но… какие там чувства? Откуда? Да, было время, когда я пытался раскрутить ее на чувства, но вместо этого меня самого ими крыло. Так что дело, скорей всего, не в ее чувствах ко мне, а в том, что я просто знал о ней больше других.
Например, кто на самом деле был у нее первым мужчиной. И что за Лешей своим она бегала до упада, пока не добежала до ЗАГСа, а оттуда и до больницы. И что даже когда она была наивной девятнадцатилетней девочкой, то и тогда предпочитала прятаться, изворачиваться и извиваться змеей, пока от злости не ткнешь в нее палкой. И что в нашем разрыве с ней был все-таки виноват я, когда, устав играть в её игры, показал ей, что воспринимаю ее не более, чем довесок к своему имиджу в институте и собственному самолюбию. Хотя, если честно, то довеском была не она, а я; причем, довеском к её отношениям с Лешей. Вот только причина того, почему они разошлись, мне до сих пор не ясна. Правда, был какой-то шорох в социальных сетях, что это она послала его, но я этому не поверил. Просто она всегда была на его стороне. Она всегда его защищала.
– Ну, а ты как живешь? – тем временем произносит Диана, продолжая размеренно качать корзинку туда-сюда.
– Да, наверное, как и все, – я пожимаю плечами. – Два года назад развелся, сейчас пятилетнюю дочь воспитываю. В будущем году в школу пойдет.
– А… как там Лиза? – В первый раз слышу в голосе Рыжей искренний интерес.
– Лиза? Она в Америке. Кажется, снова замуж выходит… Впрочем, толком не знаю.
Диана пристально глядит на меня:
– Тебя что, это не интересует?
– Откровенно говоря, да. К тому же мы с ней сейчас практически не общаемся.
– Да? Забавно, – Рыжакова прищуривается. – А ты… Прости, а где ты сейчас работаешь?
На секунду задумываюсь, что ей сказать. Типичный ответ: «Я работаю на одной фирме». На какой? «На хорошей». Просто при фразе: «Я работаю в «Останкино» тебя либо забрасывают кучей остроумных ремарок, либо спрашивают, знаешь ли ты кучу пошлейших селебретис?
– В «Останкино», – в итоге сдаюсь я. Почему-то ей мне не хочется лгать. – Следующий вопрос будет, как скоро я стану звездой экрана?
– Следующий вопрос будет, чем ты занимаешься? Финансами, как и всегда? – Рыжакова, видимо, устав стоять на одном месте, пытается завести корзину себе за спину. Но так стоять еще неудобней, и она делает попытку поставить ее на затоптанный грязный пол.
– Давай, я подержу, – протягиваю руку. – Да, финансами.
Рыжая, поколебавшись, передает мне корзинку. Пока я вкладываю её в свою, чтобы держать обе корзинки вместе за ручки в одной руке, Диана опускает ладони в карманы пальто, повторяя мою недавнюю позу.
– Знаешь, Лебедев, а ты все такой же. Ты все такой же до отвращения правильный и аккуратный. Иногда ничего не меняется, – грустно заключает она, разглядывая лацканы моего итальянского, в тон пальто, темно-синего пиджака.
– А что, это плохо?
– Да нет, почему же, – она пожимает плечами. – Просто мне…
– Здрасьте! Пап, а где воробей? – звенит любопытный голос Юльки, внезапно возникшей у меня за спиной.
Возникает неловкая пауза.
Дав себе по башке за то, что я совершенно забыл о ребенке, оборачиваюсь к дочери, пытаюсь сообразить, что же мне ответить?
– А что тут у тебя? – не дождавшись ответа, Юлька подныривает к корзине и с интересом заглядывает в нее. Рыжая ошеломленно смотрит на Юльку, потом на меня. Сообразив, что это моя дочь, а она только что ляпнула при ребенке, Рыжакова теряется, но через секунду в ее глазах появляется дикая, пронзительная, поразившая меня до глубины души, боль. Острая, как осколок стекла – кажется, тронь пальцами и порежешься. Не понимая, что это с ней (Юлька, не смотря на свою жуткую шапку, выглядит вполне ничего), я удивленно уставился на Диану.
– Это Берлинские печенья от «Фили-Бейкер», – между тем одобрительно оглашает Юлька. – Правильно, что ты их взял, они самые вкусные. А сосиски – «Клинские». Вот смотри, я взяла! – и дочь, продемонстрировав мне пачку, принимается любовно укладывать ее в корзину.
– Погоди, это не наша, – перехватываю сосиски.
– А-а… А чья? – и Юлька в упор, как могут смотреть только дети, глядит на Диану. – Меня зовут Юля, – с нажимом произносит она.
– Диана, – Рыжакова будто глотает ком в горле.
– А – отчество? – и Юлька склоняет голову набок.
– Можно без отчества, я, по-моему, еще не очень старая, – придя в себя, слабо улыбается Рыжая.
– Вы не старая, но вы взрослая, – отбривает ее Юлька и, пока я с интересом слежу за развитием их диалога, продолжает как ни в чем не бывало: – А мне папа говорил, что взрослых женщин невежливо называть только по имени. Нужно обязательно добавлять отчество или говорить им «тетя». Например, тетя Диана, теть Люда… – дочь наивно вскидывает на меня глаза, видимо, собираясь добавить к списку еще и «тетя Ника». Сдвинув брови («Только попробуй!»), перевожу взгляд на сосиски: «Останешься без колбасы».
И Юлька мгновенно захлопывает рот.
– Тетя Люда – это мама ее лучшей подруги, – небрежно объясняю я Рыжаковой.
– А вы, теть Диана, вместе с папой учились? – и Юлька принимается поправлять свою шапку.
– Да нет, скорее, я у НЕГО училась, – с нажимом произносит Диана и вдруг смеется: – Юля, у тебя на шапке просто потрясающий кот.
– Правда? – радуется Юлька. – Я сама его сшила.
– Вместе с бабушкой, – добавляю я.
– Ну да, вместе с бабушкой, – и Юлька скисает.
– И все равно кот потрясающий. Это бабушкина идея? – Юлька отрицательно качает головой. – Твоя? – дочь обрадованно кивает, и Рыжая, неуловимым движением подхватив длинную полу пальто, опускается перед ней на корточки. – А ты, – кивок на корзинку с печеньем, – по-видимому, и читать умеешь, раз помогаешь папе ходить в магазин и выбирать продукты?
Сказано это с искренним восхищением, но Юлька виновато опускает вниз голову и начинает сопеть. После чего трясет головой, и кот на ее шапке жалобно мотается из стороны в сторону.
– Она пока не умеет читать. – Меня чуть ли не шатает от внезапно нахлынувшей злости. – Ну ладно, держи. – Вынимаю корзину Рыжей из своей, протягиваю её ей. – Подожди, – спохватившись, выуживаю оттуда сосиски.
Диана медленно поднимается, не сводя с Юльки растерянных и расстроенных глаз:
– Прости. Просто Юля так рассматривала этикетки, что я подумала… – начинает она.
– Ничего. Неважно. Ладно, прости, но нам пора, – избегая смотреть на нее, я гляжу в сторону касс. – Пока? Кстати, был рад тебя повидать.
– Теть Диана, я не умею читать, – Юлька вздергивает вверх подбородок. – Просто мы с бабушкой по телевизору иногда смотрим одну передачу, а там лысый мужчина с одной очень живой тетей все время рассказывает, какие продукты вкусные. А я их запоминаю, по эти-кет-кам, – старательно произносит Юлька.
– Юль…
– А еще у нас дома есть кот, почти вот такой, – и дочь указывает на помпон. – А вы замужем, теть Диана? – без перехода задает она новый вопрос.
– Юль! – одергиваю я дочь.
– Нет, я не замужем, – медленно, за каким-то лешим объясняет ей Рыжая.
– А-а… А еще я пирожные очень люблю, – и дочь-себе-на-уме заглядывает Диане в корзинку. – А папа мне их просто так никогда не покупает. Но в гостях мне можно.
– Юль?!
– Что? – интересуется Юлька, явно играя на Рыжую. Диана переводит на меня взгляд и смотрит так, точно я жлобствую, не покупая печенье дочери, хотя, если дать Юльке волю, то та бы давно жила в сахарнице. И из-за взгляда Рыжей меня накрывает во второй раз.
– Юль, а ты напросись к тете Диане на чай, – с веселой яростью предлагаю я. – А мы за это до дома ее подвезем. Тебе же тетя Диана понравилась?
Я даже сам не знаю, что я хочу услышать в ответ.
– Конечно понравилась, потому что теть Диана на куколку Барби похожа, – в очередной раз «радует» меня Юлька и в темпе добавляет: – Но только можно я сначала приглашу теть Диану к нам в детский сад на утренник, а потом мы уже чай у нее попьем? А то ты учил меня, что напрашиваться в гости сразу нехорошо.
«Ах ты Господи…»
Рыжая переводит на меня ошеломленный взгляд.
– Ну что, теть Диана? – я ехидно гляжу на Рыжую. – Как насчет чая с пирожными?
И, кажется, я уже даже паясничаю. Хотя, разумеется, ни о каких гостях не может идти и речи, включая поход Рыжей к Юльке на утренник.
– Юля, а когда у вас праздник? – к моему удивлению подает голос Диана, и теперь я вскидываю на нее ошарашенный взгляд. Собираюсь ей сказать, что, вообще-то, ей туда идти не потребуется (во-первых, туда моя мать пойдет, во-вторых, я её туда не приглашал), но Юлька уже сдает меня с потрохами:
– Седьмого марта, в восемь тридцать утра. А вы знаете, где мой детсадик?
– Знаю… – кивает Рыжая.
«Еще б ты не знала!»
– … А во сколько закончится праздник?
– В десять утра, – поет Юлька и спохватывается: – А вы точно придете?
– Я постараюсь, – не сводя с нее глаз, медленно произносит Диана.
«Только попробуй!» – я в упор смотрю на нее.
«Вообще-то, это ты первым начал», – я читаю иронию и насмешку в ее серо-зеленых глазах.
– Ладно, дамы, это все хорошо, но не пора ли нам к кассам? – сдавшись (не хочу с ней воевать, особенно при ребенке), предлагаю я.
– Теть Диана, – опять возникает Юлька, – а хотите, мы вас до дома вашего подвезём?
«Что ж за день-то сегодня такой, а? В Юльку словно черти вселились. Хотя… подождите-ка… Моя дочь, что, сводничает?»
– Да нет, не надо, я рядом живу, – Диана, придерживая ладонью прядь волос, наклоняется к Юльке. – До свидания, Юля. Я была очень рада с тобой познакомиться, – серьезно произносит она.
– Ага. А я – с вами, – важно, как взрослая, кивает ей Юлька. – И не забудьте про праздник.
– Может, как-нибудь встретимся? Пока. – Я, не глядя на нее, протягиваю Юльке ладонь.
Рыжакова пожимает плечами и, небрежно кивнув мне, стремительно разворачивается на каблуке и скрывается в хлебном отделе. И только у кассы я понимаю, что за все время нашего разговора она ни разу не назвала меня по имени.
И это делает больно. Но все уходит, хотя осадок все-таки остается.
Рассчитавшись на кассе, мы с Юлькой идем на улицу. Помогаю дочери усесться в машину, вручаю ей пакет. Наблюдаю, как Юлька заботливо пристраивает его на сидении и для верности пропускает в его ручки худенькое запястье.
– Ну и что это было? – вздыхаю я.
– Где? – Юлька, играя в святую невинность, начинает хлопать ресницами.
– Перестань, а? – Я морщусь.
– А я себя на кассе прилично вела, – Юлька упорно делает вид, что не понимает меня.
– Я тебе про Ры… то есть я про теть Диану тебе говорю. Что за намеки такие? – Принимаюсь искать сигареты, но, спохватившись, сую руки в карманы. – Ты же в жизни ни к кому в гости не напрашивалась.
– А-а… А она мне понравилась. Она лучше, чем твоя тетя Ника, – выдав это, дочь отворачивается, а я в очередной раз даю себе по башке, но теперь за то, что однажды сдуру познакомил её со своей любовницей. – И, кстати, теть Диана не глядит на тебя так, как тетя Люда.
– Ну и как тетя Люда глядит на меня? – думая о своем, рассеянно интересуюсь я.
– Ну как, как… Точно скушать хочет.
«Ну все, приехали. Хотя… а что ты хотел? Твоя дочь далеко не слепая».
– Юль, а можно я сам как-нибудь разберусь? – помолчав, говорю я.
– Ну и как ты разберешься? Снова исполнишь? Приведешь ко мне тетю Нику на праздник? Или пришлешь бабушку? – Юлькины глаза мрачно вспыхивают в темноте. – Ты же не хочешь пере-се… пе-ресек…
– Пересекаться, – машинально подсказываю я.
– Да, точно. Спасибо, – Юлька кивает. – Ты же не хочешь с теть Людой пересекаться? Она же тебе не нравится?
– А вот ты прямо очень хочешь, чтобы я пришел на утренник, да? – Я упорно игнорирую намеки Юльки.
– Хочу! Это же мой праздник! Я, между прочим, выступление подготовила! – упирается моя дочь.
– Тебе же не нравится, когда я на утренниках исполняю?
– Конечно, не нравится. Потому что ты там всегда сидишь один, с унылым лицом, чтобы с незнакомыми дядями и тетями не разговаривать. Тебе же не нравится, когда к тебе незнакомые лезут? Вот ты и исполняешь. – Юлька обиженно шмыгает носом и обреченно машет рукой. – Ладно, всё. Можешь не приходить.
«Ну что, допрыгались, Роман Владимирович?»
Помедлив, поддергиваю брюки и присаживаюсь на корточки:
– Юль?
– А?
– Посмотри на меня.
– Ну, что? – нехотя поворачивается ко мне Юлька.
– Я правда приду.
– Честно? – дочь с подозрением глядит на меня.
– Честно.
– А как же теть Люда? – у Юльки загораются интересом глаза.
Осторожно щелкаю ее по носу:
– А это не твое дело.
Просто я уже понял, как можно убить двух зайцев».
О проекте
О подписке