«Кажется, я понимаю, что произошло, – дочитав отчет о форс-мажоре в „Ковентри“, Андрей покачался на кресле. – На момент зачисления в „Ковентри“ Лиза начала делать пластику. И тот, кто курировал ее, наставлял, держал на коротком поводке – я не знаю! не хотел, чтобы разница в ее внешности между ее поступлением в „Ковентри“ и ее переходом в „Манчестер“ была заметна. Только ее ID этот „никто“ не смог изменить, и Элисон Грейсон пришлось остаться Элисон Грейсон».

Но в целом, все это вместе с другими масками Лизы – только косвенные доказательства против нее. А из прямых, ставящих точку, могли быть два: ДНК и отпечатки пальцев, поскольку ни то, ни то – ты, будь ты в криминальной среде хоть сам господь бог! – никогда не подделаешь. И в общем, понятно, что Лиза теперь требовалось Андрею в Москве. Встретиться с ней, поговорить, если будет упираться, то снять ее отпечатки и припереть ее к стенке. Но в первую очередь НОРМАЛЬНО поговорить, чтобы она поняла: врагов здесь нет, зато есть конкретный вопрос: какого она во все это ввязалась?

Так что в восемь вечера, закончив с делами и даже встретив на выходе из «Альфа» взмыленного Вовку Петрова, Андрей перешел на стоянку, где оставил свой «Кавасаки». Через час Исаева ждал разговор с Ирой. Неприятно начавшись, их диалог также неприятно закончился. Самойлова наотрез отказалась, как она выразилась, «уходить в глухой тыл» и потребовала, чтобы Андрей для последней встречи с Лизой-Элисон использовал ее квартиру.

– Ты понимаешь, что я на это никогда не пойду? – Андрей устало привалился к стене ее кухни, наблюдая, как Ира в бессильном жесте защиты складывает на груди тонкие руки.

– Нет, ты пойдешь! – тем не менее, жестко заявила она.

– Так, интересно. – Исаев склонил голову набок. – И почему же?

– Потому что в противном случае я в твою квартиру с полицией и дядей Сашей приду. – И судя по виду Самойловой, она бы это проделала.

Андрей помолчал. Потом бросил ей:

– Ладно, уговорила, – после чего поднялся и пошел в прихожую.

– Ты куда? – не поняла Ирина.

– Домой. Куда же еще мне от тебя идти?

Образовалось пауза. Исаев, который до смерти ненавидел, когда Самойлова так давила (и кстати, она об этом знала!), присев на корточки, уже завязывал на кроссовках шнурки, когда из кухни донеслось:

– Не уходи. – И через секунду: – Пожалуйста.

Слез в голосе Самойловой не было. Но в этих словах заключались такие боль и сожаление, что Исаев, предварительно обозвав себя в душе «слабовольным козлом», скинул кроссовки и отправился с сигаретами остывать на балкон. Там-то ему и пришла в голову мысль о фальшивой предсвадебной вечеринке.

Ночь, как водится, принесла в их души успокоение. Правда, Ира больше делала вид, что спала. Андрей сразу же провалился в сон, едва ощутил на груди ее невесомую руку. Под утро случилось окончательное выяснений отношений, переросшее в примирительный секс и то, когда двое бешено умирают друг в друге. После Андрей еще долго и бережно ласкал ее, слыша ее тихие мурлыкающие стоны, пока Ира, случайно бросив взгляд на часы, не вскинулась:

– Господи, Андрюш, у меня же через сорок минут совещание!

Дальше Исаев, заложив руки за голову, с улыбкой и интересом наблюдал за метаниями Самойловой между ванной и спальней, за сброшенным ею на ходу полотенцем – и кстати, кинутом точно в него («Кончай смеяться, это тебе в „Альфу“ можно к одиннадцати!») и последующим метанием Иры между шкафами (чулки, кружевные черные «танго», лифчик с манящим розовым бантиком между чашечками и строгий офисный костюм, из-за ворота жакета которого предательски проглядывали метки от поцелуев на шее). Собравшись, она наклонилась к нему и глядя ему в глаза, попросила:

– Пожалуйста, будь мягким с Лизой. Хорошо?

Дождавшись его ответа:

– Да, конечно. – Самойлова как-то особенно судорожно поцеловала его и скрылась в прихожей.

Поднявшись с кровати и опираясь ладонями о подоконник, абсолютно голый Исаев понаблюдал, как Самойлова, торопливо махнув Ладо, молниеносно села в его «Гелендваген», и как машина Ладо так же быстро отъехала.

Андрей любил ее, и ему было с ней хорошо. Но он (и это не для красного словца) удавил бы любого, кто попробовал бы причинить ей вред, или умер бы сам, но защитил бы ее. Но пока они вместе, он сделает все, чтобы жить – ради нее. А после них не будет уже ничего, только ржавчина и равнодушный пепел.

И еще кое-что. Придя в «Альфу», Андрей первым делом включил компьютер и отправил греку всего одну фразу: «Спасибо, с уважением, А.И. (Андрей Исаев)». После этого он поднял трубку и позвонил Алексу с предложением встретиться на «вечеринке».

***

Андрей не узнает, что случилось потом. Едва чех с ним попрощался, как на пороге ванной номера возникла Лиза, придерживая на груди простынь. Алекс, успевший к тому моменту отложить мобильный на столешницу раковины и взять в руки гель для бритья, обернулся:

– Привет. Как спалось?

– Привет, ничего. Это из театра? – еще сонно улыбаясь, поинтересовалась она. И, кстати, она не лгала: звонок разбудил ее, и ей действительно показалось, что Алексу звонили оттуда.

– Нет, это Андрей. Предлагает нам вернуться в Москву. У них с Ирой вечером намечается party по поводу свадьбы. Если хочешь, то мы поедем, – чех принялся энергичными движениями наносить пену на нижнюю часть щек.

– А ты? Как ты хочешь? – помолчав, спросила она.

– Я бы съездил. Все-таки, – мазок пеной по подбородку, – друг.

– Хорошо. – Подставив лоб под его поцелуй, Лиза вернулась в номер и медленно опустилась на кровать.

«Сказать все Алексу? – пойманной птицей трепыхалось в ее голове. – Но если Исаев сначала приставил к Алексу телохранителей, а теперь предлагает ему вместе с мной вернуться в Москву, то Андрей наверняка уже знает, кто я такая».

В этот момент в ванной хлопнула дверь. Лиза подняла голову, наблюдая, как чех, поддернув на коленях серые спортивные трикотажные брюки, опускается перед ней на корточки.

– Что? – не поняла она.

Он взял ее руку, поднес к губам. Не сводя с нее глаз, поцеловал онемевшие пальцы. Слегка прикусил холодный мизинчик:

– Боишься. Да?

– Да, – кивнула она, думая о своем и рассматривая его радужки, такие же зеленые, как у нее. Знак их судьбы… Или – беды?

– Не бойся. Если ты хочешь, я теперь всегда буду рядом с тобой, – внезапно с подкупающей искренностью тихо признался он.

А она вдруг вспомнила другую, много лет назад брошенную им девочку – себя саму, которую он тоже пообещал любить, но так и не сдержал слова.

«Ты и сейчас меня не простишь, потому что теперь все намного сложней. Ты даже не знаешь, чем я стала… Господи, Алекс, я же так сильно любила тебя – и до сих пор люблю, но давно уже без всяких приставок „я тоже“. Мне бы быть с тобой вместе, любить тебя, одного, всю свою жизнь, засыпать с тобой и просыпаться. Если хочешь, то верить, что у нас есть завтра. Если хочешь, рожать тебе детей. Если захочешь, то просто быть вместе, вдвоем, и за одно это никому на свете тебя не отдать, но… Но чем снова увидеть в твоих глазах брезгливость и отвращение, пусть уж лучше тебе все расскажет Исаев… У нас нет завтра… Алекс, я снова теряю тебя!»

Сердце забилось, оборвалось и полетело вниз. Боль была настолько острой, что хотелось заплакать. Вместо этого, до крови прикусив нижнюю сторону щеки, она обвила его руками за шею и прижалась к нему тесней, понимая, что для нее короткая сказка лже-Элисон Грейсон закончена.

***

«Спасибо. С уважением, А.И»

Не веря глазам, Нико, который три часа назад заселился в одной из московских гостиниц, перечитал письмо.

«Что, только это?!» Вообще-то он считал, что Андрей в благодарность расскажет ему то, что узнал о Лизе. Но ничего, кроме «спасибо». Как чисто приятельский жест. Как поощрительный, но отчужденный хлопок тебя по плечу. Как унижение. И – как же неприятно осознавать, что ты перестал быть для кого-то кумиром.

«Когда я его упустил? Почему я с ним просчитался?» – Нико перевел взгляд на окно. Темная туча за стеклом налилась тяжкой моросью. По стеклу брызнули первые капли дождя. Грек поморщился и стиснул руку в кулак. Андрей Исаев ускользнул от него, как стекает вода между пальцами…

«Спасибо?» – Чудотворец еще раз прокрутил в голове ответ Исаева Нико. Затем озлобленно чертыхнулся:

– Сволочь!

Нюх, звериное чутье, пестуемая годами интуиция кричали о том, что Исаев раскусил стратегию Элизабет, а значит, найдет ее в считанные часы.

«Ладно, – в конце концов разъяренно подумал Он. – Я, мой милый мальчик, дам тебе сорок восемь часов на то, чтобы одуматься, а потом возьмусь за самое слабое звено в колоде Домбровского. И, кстати, оно – рядом с тобой, Андрей. Так что подумай, мой милый мальчик! Хорошенько подумай…»