Тамара не была красавицей, зато, в полном соответствии с законом сохранения энергии, обладала умом и пользоваться им умела. Впрочем, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, почему ее посадили в кресло ведущей популярной передачи. Если у папочки контрольный пакет акций, дочурка непременно должна этим воспользоваться. Правда, первое время Тамара слегка комплексовала и старательно опровергала заочное мнение о себе, как об избалованной коронованной особе. Потом ей стало плевать. Русская народная мудрость гласит: «На чужой роток не накинешь платок!» Очень тонко подмечено. Конечно, весь телевизионный люд судачил за спиной, что она никуда не годится и только благодаря отцу маячит на экране. И мнения своего не изменил даже тогда, когда Тамарина программа за два года существования выбилась на первые места в рейтингах. Томка окончательно уверилась, что доказывать кому-либо свою состоятельность не имеет смысла, и больше на сплетни не обращала внимания.
Жаль только, что притворяться она не умела и в ответ на фальшивые улыбки улыбаться не могла, прослыв среди коллег еще и задавалой.
Ну и черт с ними! Зато у нее есть Ладка с Сонькой.
Выяснилось, что на сегодняшний вечер – только Сонька.
– А где наш доктор Айболит? – спросила Томка, устраиваясь рядом с подругой за столиком.
– Не знаю, – та пожала плечами. – Дома ее нет, может, сюда добирается.
Клуб «Три богатыря» находился на окраине города, у въезда в престижный коттеджный поселок, каких в провинции расплодилось невиданное количество. Местные дворцы вполне могли потягаться со столичными каменными монстрами за высокими резными заборами.
«Богатыри» как нельзя лучше подходили владельцам замков для проведения досуга. Цены здесь были запредельными, обстановка богатой, названия блюд таинственными и многословными.
– Надо Ладке мобильник подарить, вот что! – с некоторой досадой проговорила Сонька. – На дворе двадцатый век, а эта малохольная всю зарплату на книжки изводит!
– Не возьмет, – покачала головой Тамара. – Не возьмет она мобильник-то.
Соня задумчиво отправила в рот кусочек лосося.
– Да? Вообще, может и не взять. Слушай, так у нее же день рожденья в августе, вот и повод, пожалуйста! Не отвертится!
– До августа еще дожить надо, – пессимистично заявила Тамара, делая заказ. – А Митька где?
– А что? Он должен прийти?
– Ну, а как же? Куда ты, туда и он. Слушай, а ты чего минералку хлещешь? Заказать тебе текилу?
Сонька замахала руками, ссылаясь на вчерашнюю попойку в казино.
– Две сотни проиграла и напилась с горя, как свинтус! – призналась она.
– С кем была? – живо полюбопытствовала подруга.
– С Вовчиком, конечно. Только Митьке не говори, он его особенно не любит.
– Я Вовчика тоже не люблю, – заявила Тамара. – Скользкий тип и совсем тебе не подходит. Кстати, Сонь, и чего ты Митьку не осчастливишь? Пацан уже места себе не находит!
Сонька помрачнела.
– Циничная ты, Белка!
Белка и Стрелка – были они сто лет назад, в школе.
Тамара – беленькая, с пушистой челкой, пухленькая, но ловкая. Чем не белка?
У Соньки фамилии была Стрельникова, тут и выдумывать ничего не пришлось.
А Ладка появилась позже, то ли в шестом, то ли в седьмом классе, и давать ей прозвище – даже самое безобидное – было опасно. В ответ Ладка одним словом могла так припечатать смельчака, что на всю жизнь запомнилось бы.
– Где же она? – нетерпеливо завозилась Томка. Больше для того, чтобы оглядеть посетителей и составить программу на сегодняшний вечер. Достойных кандидатов не обнаружилось, и она со спокойной душой увлеклась ужином.
– А как же диета? – пожурил Митька, издалека разглядевший на ее тарелке огромный бифштекс. – Здрасте, девочки.
– Здрасте, мальчики, – по традиции откликнулась Сонька, а Тамара молча кивнула, тщательно пережевывая.
Процесс был приостановлен трезвоном мобильного. Томка чертыхнулась сквозь зубы, включила телефон и неразборчиво поинтересовалась:
– Чего адо?
– Ты заболела? – испугались на том конце провода.
– Я эм! Я эбе щас Сою ам.
– Не надо Соню «ам»! – в притворном ужасе взмолился Митька. – Ограничься уж бифштексом!
Сонька выразительно скривилась, демонстрируя, что шутка не удалась, и взяла у подруги трубку.
– Лад, это ты, что ль? Ты где?
– В институте, где же еще? А что у вас там происходит?
– Мы ужинаем, – коротко пояснила Сонька, – ты забыла, мы сегодня договаривались в «Богатырях» посидеть.
– Не знаю, о чем вы там договаривались, я зачет сдаю!
– В семь часов вечера?! – подивилась Соня. Мало того, что Ладка работала, как прокаженная, так еще до сих пор училась! Хотя еще в школе было известно, что Сонькины родители всем трем помогут поступить на юрфак, Ладка неожиданно воспротивилась и возжелала самостоятельности.
И только три года спустя нашла себя – так это принято называть.
И Сонька, и Тамара через подобные поиски тоже прошли, вполне подругу одобряли, но настаивали, что во всем должна быть мера.
Одно дело – самостоятельный выбор, и совсем другое – полный отказ от поддержки. Родители, конечно, все без исключения зануды, но без них трудно. А насколько трудно – этого ни Соня, ни Томка не рискнули узнать. А Ладка вот рисковала. Жила на одну зарплату медсестры!
Подруги восхищались ее героизмом, а Митька неизменно кривился и называл это не чем иным, как гордыней, которую надо вовремя смирять.
Гордая Ладка на том конце провода требовала Тамару.
– Я у нее попросить кое-что хотела!
– У меня попроси, – разрешила Сонька. – Что такое есть у Томки, чего нет у меня?
Они всю жизнь ревновали Ладку друг к другу и соперничали за ее внимание. До смешного доходило. Как в песочнице у закадычных приятелей: «Возьми мой совочек, мой лучше!»
– Мне палатка нужна, – наконец, призналась Ладка, – одноместная. У Томки точно есть, я знаю, она еще в поход ее брала. Помнишь, в десятом классе?
– Вспомнила бабушка первый поцелуй! – довольно расхохоталась Сонька. – Ту палатку давным-давно моль слопала! А у меня новенькая, поклонник один подарил на двадцать третье февраля.
– Смешно, – криво усмехнулся сидевший рядом Митька, и Томка, обиженно фыркнув, отвернулась в другую сторону.
– Так что? Точно есть? – спросила Лада. – Я тогда к тебе завтра заеду. Все, извини, профессор поужинал, идет меня мучить. Пока.
Сонька задумчиво поскребла трубкой висок.
– Не приедет? – спросила Тамара, расправившись к тому времени с мясом.
Подруга помотала головой и рассказала про палатку.
– Зачем она ей понадобилась, а?
– Может, деньги на квартиру кончились? – снова попытался схохмить Митька, но, получив с обеих сторон по пинку, моментально смолк.
Тамара скучным голосом изрекла, что это никуда не годится. Они не принимают в жизни подруги никакого участия, и последствия могут быть необратимы.
– Какая же ты пессимистка! – раздраженно перебила Сонька. – Подумаешь, палатка! Может, Ладка в поход собралась, что в этом плохого? Правда, почему-то одноместную просила, – добавила она смущенно.
– Вот-вот!
– И что такого? – удивился Митька. – Это у вас только секс на уме! А Ладка девушка сурьезная…
Вот это было заявление, никак не отвечающее действительности. Митька, увлеченный разглядыванием Сонькиной грустной физиономии, как-то позабыл, что «сурьезная девушка» этой весной по полной программе над ним прикольнулась. В жестокой и извращенной форме.
Митькиных родителей тогда едва сердечный удар не хватил, да и самому ему пришлось туго, пока не выяснилась правда. А когда выяснилась все-таки, он с Ладкой месяц не разговаривал. Шуточки! Достала у себя в больнице какие-то бланки, печать раздобыла и прислала ему повестку якобы из военкомата.
Ладно бы первого апреля! Так нет, в день рождения! Хорошенький подарочек. Митька протрезвел тогда в одну секунду.
– Да уж «сурьезная»! – проворчала Тамара, в отличие от него тут же вспомнив все Ладкины подвиги.
Время от времени та находила весьма странные методы борьбы со скукой. Вместо того чтобы заодно с подругами лихо отплясывать на столе в каком-нибудь казино или рассекать по шоссе со скоростью сто пятьдесят, Ладка каждый раз выдумывала что-то совершенно феерическое. Могла шутки ради у ментов из-под носа патрульную машину угнать. Декана своего до полусмерти испугала несуществующим компроматом о-очень личного характера. Исключительно по дурости взяла вместо денег обещание не требовать со студентов непомерных взяток.
– Ты у нее дома когда в последний раз была? – вдруг спросила Сонька.
– А что?
– А то! Черт с ней, с палаткой! Ты бы видела, что у Ладки в холодильнике!
– А что?
– Ничего! Совсем ничего!
Тамара отвела глаза. Сонька натужно пыхтела, будто бы весь день таскала кирпичи. Совесть давила, а не кирпичи вовсе.
– Какие мы подруги после этого, а? – прокурорским голосом воскликнула эта самая Сонькина совесть.
– Никакие, – подал голос Митька, – так что срочно завязывайте дружить!
– Ты достал уже со своими тупыми шутками, понял?
Соня смотрела на него с таким презрением, что Митька понял: в ближайшее столетье их совместное семейное счастье вряд ли возможно. Приуныв, он задумался, как реабилитироваться, и не придумал ничего лучшего, чем сыграть в благородство.
– Давайте встретим ее из института, отвезем ужинать, а потом потихоньку затарим холодильник!
– Тоже мне меценат! Ладка даже от собственного брата нос воротит, – сказала Томка.
– Слушай, а кстати, что там с братом? – внезапно оживилась Сонька. – Вы с ним давно виделись?
Тамарины щеки моментально полыхнули маками. Эта тема была актуальной не сейчас, а в прошлой жизни, в школьных коридорах, где однажды она столкнулась с Ладкиным братом, пришедшим на какой-то дурацкий концерт.
Косая сажень в плечах, солидные очки, прищуренный взгляд, плотно сжатые губы.
Разве могла она после этого выступать?
Тогда, в прошлой жизни, сердце неслось вскачь, и восторг не утихал ни на секунду, и неистовая надежда на счастье разделенной любви горела в груди, а потом были тихие слезы, и сострадательные взгляды подруг, и глупые советы, и клинья, которыми она мужественно вышибала его из сердца.
Оказывается, до сих пор только и делала, что вышибала.
А может, покраснела просто от духоты? Тоже причина уважительная.
– Так что, – потрепала ее Сонька, – давно вы виделись?
– Я не помню, – соврала Томка, – кажется, на прошлой неделе мы у Ладки столкнулись.
– Понятно, что у Ладки, где бы вам еще сталкиваться! – воскликнула Соня. – Аполлон у нас мужчина деловой и жутко занятый, по тусовкам не бродит.
– Аполлон?! – растерянно моргнул Митька. – Он что, красавец такой?
Тамара покраснела пуще прежнего и сказала, что так и есть – писаный, писаный красавец!
Сонька добавила, что Ладкин брат, по паспорту действительно Аполлон, в просторечьи зовется Пашкой. Родители – бывшие спортсмены – и с ним, и с дочкой обошлись весьма сурово. Один – Аполлон, другая – Олимпиада. Сразу ясно, что семья оригинальная и шибко веселая.
– А чего ты про Пашку вспомнила? – вроде как небрежно спросила Тамара.
– Думаю, как Ладке помочь, – нахмурилась та. – Можно объединиться и всем вместе взять над ней шефство.
Тимур и его команда, подумалось Митьке, но он промолчал. Решили поиграть в благотворительное общество «Надежда медсестер», пусть играют. Все лучше, чем на мужиках виснуть с утра до ночи.
– Может, ты с ним встретишься?
– С кем? – испугалась Тамара.
– Ну, с Пашкой.
– Зачем? Что я ему скажу? Мы всю дорогу только погоду и обсуждаем.
Хотелось бы, конечно, это исправить. Но в присутствии Ладкиного брата обычная Тамарина уверенность бросала ее на произвол судьбы, улетучиваясь без остатка. И снова, как в десятом классе, невозможно было выговорить ни словечка, ни посмотреть в глаза, ни сохранить нормальное выражение лица. Глупая улыбка расползалась от уха до уха, и Пашка наверняка был убежден, что подруга сестры – натуральная идиотка.
Нет, не может она с ним встретиться! Нет, нет и нет.
– Да, да, да, – сказала Соня настойчиво. – Должны мы Ладке помочь или не должны?
– Как помочь? В чем? – простонала Тамара.
– В чем-нибудь. Скажи Пашке, что мы волнуемся, переживаем за нее, что надо предпринимать уже решительные действия, а не смотреть, как бедная девочка убивается на работе и голодает!
– Она у родителей ест, – быстро возразила Тамара. – Ладка же готовить не умеет совсем. Наверное, потому и холодильник пустой!
Минут двадцать они еще спорили, совершенно позабыв о Митьке, в голове которого зрела мысль о возможной мести. Пусть себе планируют благородное дело, у него совсем другой план, и это вполне можно совместить. Хотя бы попробовать.
Самое паршивое, что день никак не хотел кончаться, а спать тянуло неумолимо. Вот прямо тянуло! Голова свешивалась на грудь, глаза то и дело закрывались, и он вздрагивал от собственного храпа.
Кошмар какой-то!
– Темка, ляг ты, Христа ради, – взмолился Еремеич, оттесняя его от штурвала, – сколь уже не спал-то! И чего вообще поперлись? Ну, постояли бы еще денек, отдохнул бы толком.
– Отдохнул, – передразнил Артем ворчливо, – а работает пускай Пушкин Александр Сергеевич!
– Молодец, начитанный, – одобрил старик, – а в книжках вот учат старших уважать и слушаться. Что ты, мне не доверяешь, что ли? Ну то-то, иди давай тогда отсюдова.
Артем знал, что старик прав. Надо выспаться. Из последних сил управлять яхтой – глупо и опасно. Еще в мореходке учили не рисковать попусту, чудеса выносливости не демонстрировать, и лучше вздремнуть пару часиков, чем крутить штурвал трясущимися от усталости руками.
Он потер глаза и вышел из рубки.
Еремеич справится, конечно, это не вопрос. Но Артем до смерти не любил перекладывать работу на чужие плечи. Даже если это сильные и надежные плечи деда.
Дед его вырастил, хотя был вовсе не родным, а каким-то там пятиюродным дядей Артемовой беспутной матушки, которой тридцать три года назад пришло в голову закрутить курортный роман, а результат романа вернуть сюда же, на юг. Кроме Еремеича у нее были, наверное, еще родственники, но ни один из них не горел желанием воспитывать чужого младенца. А деду пришлось. Когда племяшка, каждый год гостившая в его хибарке, прикатила однажды с трехлетним бутузом и в очередной раз пустилась во все тяжкие, Еремеич заявил, что ребенка к такой матери подпускать нельзя. В ответ услышал: «Ну и забирай его себе!» Думал, шутка такая, оправдывал неопытностью и юношеским максимализмом. Но ошибся. Потом надеялся, что молодая мамаша опомнится и приедет за Темкой. Она не появлялась, а вскоре Еремеич понял, что пацана никому не отдаст. Он всю жизнь жил бобылем, и с малолеткой пришлось ему трудновато, особенно зимой – «Никакого же промыслу тебе», уточнял дед, – но они справились.
Артем над стариком любовно подшучивал:
– Не ляпнул бы этой стерве про ее моральный облик, и горя бы не знал!
– Не стерва она, Темочка, просто запуталась баба, – добродушно возражал Еремеич.
И про горе тоже возражал. Какое ж горе, если внук у него вырос?
Да еще какой внук! Местным кумушкам и кумам не снилось даже. Их-то ребятня в большие города подалась, открытки на Новый год и дни рождения слала, в отпуск раз в полвека собиралась. А Артем при нем всегда.
– И при деле, – добавлял Еремеич горделиво. – Да дело-то непростое, благородное! И зарабатывает он хорошо! И жених хоть куда!
Все это было правдой, и соседям оставалось только скрипеть зубами от зависти, и дочерей, еще не укативших в «большой мир» науськивать на Артема Кондратьевича, тридцати двух лет отроду, с высшим образованием, с головой на плечах – плечи вообще отдельного описания требовали! – и с собственной яхтой впридачу. Ну, и со своими тараканами, конечно, у кого их нет?! Главным тараканом Артема была его основная работа. Имея неплохие доходы с яхты, на которой развеселые туристы отправлялись смотреть дельфинов, он зачем-то продолжал служить в МЧС. Пенсию, что ли, обеспечивал? Дело хорошее, правильно Еремеич говорит, но ведь опасно… И грязно, и муторно, и тяжело поди. Отдашь за такого дочку, и вдову получишь.
Впрочем, эти самые соседские дочки не больно-то и рвались за него замуж.
«Страшный же он!» – кривились местные барышни. Старшее же население на подобные замечания досадливо хмыкало и заявляло, что с лица воду не пить. Все это Артему было прекрасно известно, общественное мнение в городе легко и быстро доходило до адресата, к тому же Артем время от времени брился и, стало быть, со своей физиономией в зеркале сталкивался. Зрелище, действительно, было не из приятных. Мало того, что природа слепила ему подбородок лопатой и хищный нос, лоб навесила совершенно гориллоподобный, глаза втиснула так глубоко, что не разглядеть ни цвета, ни выражения, так еще работа свое добавила. Расчищая очередной обвал, Артем рассек скулу и украсился вполне боевым шрамом. Несколько раз в пожарах обгорал, и последствия были видны на спине и на шее.
К тому же ему неохота было ходить в парикмахерскую, и он щеголял почти лысой башкой. Приплюснутые боксерские уши и внушительный затылок с парочкой рубцов добивали местных красоток окончательно. Впрочем, была еще одна деталь, которая приводила их в ужас.
Боязливые взгляды впечатлительных девиц ужасно раздражали Артема. Однако помимо землячек были еще курортницы, жадные до приключений и всяческой экзотики. Наверное, Артем как раз подходил под последнюю категорию – он страшно возбуждал приезжих дамочек своим зверским видом.
А они его очень забавляли. Правда, недолго. Потом соседи со смаком обсуждали, что очередной столичной штучке так и не удалось охомутать завидного жениха, и с нетерпением ждали новых представлений.
И спрятаться от вездесущих аборигенов было некуда. Пожалуй, это единственное, что отравляло Артему жизнь.
А в общем и целом бывший морской пехотинец, а ныне майор МЧС, считал себя человеком счастливым.
Правда, сейчас осознавать собственное счастье не было сил.
– Сидишь? – вяло осведомился Артем у черта, примостившегося на пороге каюты.
Ника – солидная, абсолютно черная, бородатая, с торчащими будто рожки ушами и челкой, закрывающей глаза, единственная постоянная женщина в их с дедом доме, та самая деталь, что вводила в священный трепет нервозных девиц, – ехидно оскалилась.
Видишь же, что сижу, чего спрашивать?!
Ну да. Пустых разговоров она не любила. Ризеншнауцер – собака серьезная и деловая, так что имей уважение, помолчи. Умней выглядеть будешь.
– А я щас лягу и посплю, – все-таки счел необходимым доложить Артем и мечтательно потянулся. – Часика три, а то и четыре, ясно?
Ясно, ясно, закатила глаза Ника и вроде бы нехотя протопала за ним в каюту.
– Правильно, – одобрил Артем, – тебе тоже отдых не помешает.
О проекте
О подписке