Глава 5

В одиннадцать Матвей еще спал, и у меня была прекрасная возможность подумать о жизни. Раньше дни походили один на другой, но дело даже не в этом: я искренне полагала, что так будет всегда. Я не ждала перемен, чего-то кардинального, странного, неожиданного, волнительного и безумного.

Но разве не безумие – мое присутствие в квартире археолога?

И почему случившееся не пугает, не опутывает паутиной неловкости, а наоборот… «Ладно уж, развлеку тебя завтра как-нибудь, в первой половине дня я совершенно свободен». Неужели, мои приключения не закончились?

«И… Я понимаю, что это прозвучит странно, но неужели в моей жизни появился человек… мужчина… который выполнит обещанное? Пусть всего один раз, и потом я его никогда не увижу, но все же. Интересно, почему Матвей скрывает от матери свой приезд? Может, они не в очень хороших отношениях?.. Хотя вряд ли, у Ларисы Григорьевны есть ключи от квартиры, и она поговорила с сыном обо мне».

Нажав кнопку чайника, я сделала почетный круг по кухне и с мечтательной улыбкой на лице остановилась около окна.

– Самые лучшие каникулы, – прошептала я и тронула штору кончиками пальцев.

Закадычной подруги у меня не было, но я дружила с одноклассницами: Дашей Воробьевой, Ирой Сотниковой и Светой Кравец. Сейчас я бы с удовольствием рассказала им о своем безрадостном появлении в этой квартире и о ночном госте, изменившем мое настроение с тоскливого и одинокого на волшебное. Конечно, называть Матвея гостем неправильно, это я здесь на птичьих правах, но… Пусть так. Он гость в моей судьбе. Красиво же звучит?

– Доброе утро, – хрипловато и сонно раздалось за спиной, и я обернулась. Матвей прошествовал в кухню, налил стакан воды, выпил его и, не дожидаясь ответа, добавил: – Время уже много, давай собирайся, метнемся в кино для начала. Попкорном позавтракаем. Тема, конечно, так себе, но обещаю, обед будет весьма человеческим.

С моих губ уже готова была слететь фраза: «Ага, хорошо», но произнести слова оказалось непростым делом. Мне не часто приходилось находиться в обществе почти обнаженного мужчины (а приходилось ли вообще? пляж считается или нет?), и смятение мгновенно сковало руки, ноги и язык.

«Трусы и тапочки на нем же есть», – я сделала слабую попытку отыскать утешительный аргумент.

Автоматически убрав прядь за ухо, коротко вздохнув, я подошла к столу. Трусы Матвея были клетчатые, похожие на короткие летние шорты, но для неискушенной души это не имело значения.

– Хорошо. – Я кивнула и постаралась отвести взгляд, но и тут душу ожидал сокрушительный проигрыш. Создавалось впечатление, будто археологи в основном работают не кисточкой, смахивая пылинки с кувшинов и костей, а ворочают каменные глыбы, бессовестно прячущие от мира ценные артефакты. Мышцы четко выделялись на теле Матвея, а еще на плече треугольником расположились три родинки, абсолютно на одинаковом расстоянии друг от друга. Красиво и необычно. Наверное, мне стоило похвалить себя за то, что я не подошла ближе и не потрогала их. – Соберусь быстро, – пообещала я и пулей устремилась в комнату.

Спортивные штаны долой. Джинсы, футболка, кофта – вполне нормально. Тщательно причесав волосы, я собрала их в высокий хвост резинкой, сунула в карман деньги, оценила свое отражение на твердую четверку и вышла в коридор.

– Успеваем на пару дневных сеансов, выбирай: боевик или комедия? – предложил Матвей, когда дверцы лифта закрылись.

– Боевик, – уверенно ответила я, желая сделать ему приятное. – Забыла вчера спросить, а как зовут кенара? А то живу с ним в одной комнате, но, по-настоящему, мы не знакомы. – Я улыбнулась, искренне радуясь тому, что Матвей сдержал слово, и сегодняшний день я не проведу в квартире безвылазно.

– Семеном зовут.

– А давно он у тебя?

– Года три. Друзья подарили на день рождения. Хорошо хоть не собаку, – он тоже улыбнулся и провел рукой по волосам, убирая их назад. – У меня племянница есть – Дашка, раньше маленькая была, а теперь ей уже двенадцать лет. С Нового года клянчит Семена, может, и отдам.

– Не жалко?

– С ней он точно поймет, что такое счастье. Залюбит и выбора не оставит, – Матвей засмеялся. – А я, наоборот, личность дремучая, не расположенная к сантиментам.

В кинозале желудок отчаянно требовал пищи, но я ела попкорн неторопливо, даже осторожно, стараясь растягивать каждое мгновение. Темнота зала, тишина зрителей и голоса актеров составляли абсолютную гармонию и расслабляли мысли и чувства. Было ощущение, будто я плыву в лодке по узкой спокойной реке, иногда опускаю руку и касаюсь воды, иногда смотрю на небо, пытаясь отыскать хотя бы одно облачко…

Не понятно, почему этот фильм назвали боевиком, драк не наблюдалось, а сюжет крутился вокруг утерянных лет сто назад сокровищах.

– Нудятина, – прошептал мне на ухо Матвей.

– А мне нравится.

– Если хочешь, можем посмотреть еще раз.

Повернув голову, я поймала искры иронии в глазах Матвея и не нашла ничего лучшего, чем сказать:

– Очень вкусный попкорн.

* * *

Лет пять назад я читала сказку про странный цветок, умеющий угадывать настроения людей. То он попадал к злому старику, и тогда стебель покрывался шипами, то к грустной девушке, и тогда листья скручивались и опускались вниз, то к смешливой девочке восьми лет – лепестки становились ярче, желтее, и цветок превращался в солнце. Похоже, я стала именно таким цветком. Когда мы устроились за круглым столиком кафе, и я уже предвкушала вкусный обед, в груди больно кольнуло, и тягучее предчувствие неприятностей заставило посмотреть на Матвея. Он потерял беззаботность и мысленно находился явно не здесь. Взгляд проходил сквозь зал и стены, голубые глаза потемнели, а затем неожиданно вспыхнули.

«Он раздражен и злится», – угадала я, вспоминая о том, что мне выделена только первая половина дня, а потом у Матвея какое-то дело. Ради него он и приехал.

– Ты, наверное, уже торопишься… – спросила я, желая ненавязчиво прощупать почву. Трудно представить, что подросток может в чем-то серьезном помочь мужчине, но ситуации бывают разные, а вдруг. И еще душа требовала разгадки возвращения Матвея, хотя бы нескольких подробностей, над которыми потом можно думать, засыпая и просыпаясь.

– Нет, – он притянул к себе меню и раскрыл его на первой попавшейся странице. – Собираюсь к друзьям в гости. Но друзья тем и хороши, что к ним можно явиться в любое время и даже без приглашения. Салаты, горячие блюда… За десерты сразу не хватайся, сначала едим по-человечески, а потом сладкое. Кажется, я становлюсь занудой, как считаешь?

– Вроде еще нет, – улыбнулась я.

– Это утешает. – Матвей тоже улыбнулся. – Я буду салат с лососем, стейк и пирог с грибами. Все же отсутствие завтрака подкосило мой организм.

– Я тоже хочу такой салат и… – Выбор не был для меня легким, не часто я бывала в кафе: несколько раз с отцом и один раз с бабушкой на дне рождения ее давней подруги Капитолины Сергеевны. Страх ошибиться заставил меня два раза изучить страницу с горячими блюдами, а еще пугали цены.

– На цены не смотри.

– И пасту Карбонара.

– Отлично. Когда не знаешь, что предпочесть, всегда бери пасту. Ее невозможно испортить, с любыми наворотами она получается вкусной. Как насчет домашнего лимонада? Пожалуй, нам нужен кувшин, не меньше. Есть классический и апельсиновый.

– Апельсиновый.

Сообщив официанту наши пожелания, Матвей переключился на десерты, но я уже не могла внимательно слушать, я продолжала быть цветком, способным притягивать к себе чужое настроение.

«Значит, он идет к друзьям… Неужели Матвей приехал издалека чтобы их навестить? Но зачем это скрывать?»

Над правой бровью у него появилась морщинка-черточка, и я старалась не останавливать постоянно на ней взгляд. В какой-то момент до меня долетела досада, потом грусть, а затем сразу насмешка. Но вскоре все неровные, дребезжащие чувства Матвея померкли, уступив место железобетонной мужской уверенности. Он точно вынырнул из малоприятных назойливых мыслей и вернулся в настоящее.

«Может, я экстрасенс? Или могу им стать?» Мечтательно вздохнув, я наконец открыла страницу с десертами.

После обеда мы обошли третий этаж торгового центра, где располагались кинотеатр и кафе, и спустились на второй. Кроме одежды и обуви здесь смотреть было нечего, Матвей свернул к эскалатору, но около узких белых скамеек остановился и посмотрел на меня. По его лицу сначала пронесся вопрос, а затем ответ, уголки губ дрогнули, глаза прищурились.

Мне приходилось и раньше чувствовать себя лягушкой, которую препарируют далеко не ради науки (хотя является ли наука утешением для жертвы?), поэтому взгляд Матвея я выдержала стойко.

– А поехали со мной, – предложил он, сунул руки в карманы джинсов и вопросительно приподнял брови.

– Куда? – не сразу поняла я.

– К моим друзьям. Развлечешься, получишь массу впечатлений, слопаешь чего-нибудь вкусное, приглядишь за мной. Понятия не имею, чем еще там можно заняться. Алкоголь тебе по малолетству не положен, значит сконцентрируешь внимание на мороженом. – Матвей помолчал немного и добавил с полуулыбкой, точно хотел получить согласие побыстрее: – Ресторан на берегу пруда в центре Москвы, практически на воде, когда еще ты проведешь вечер столь красочно?

Никогда уж точно, но… Я не чувствовала себя комфортно в обществе незнакомых людей, да и не всегда тепло встречают тех, кто приходит без приглашения. Друзья Матвея намного старше меня, я либо буду сидеть в углу, стараясь не привлекать внимания, либо начну слоняться между столиков, изображая вялую самодостаточность.

– Спасибо, вот только…

– Не трусь, я же рядом.

Всего несколько слов, а у меня мурашки побежали по коже. Раз, два, три – и сомнения рассыпались в пыль, уступив место совсем другим аргументам. «Я узнаю, отчего Матвей скрывает свой приезд. Я побываю в ресторане и съем минимум три порции мороженого. И приключения не закончатся прямо сейчас, в эту минуту, впереди еще несколько часов приятной неизвестности…»

Как было написано в одной из книг: «Подростки часто придумывают проблему там, где ее нет. И чем больше о ней размышляют, тем страшнее им становится». Самое лучшее что я могла сделать, это согласиться и не вспоминать о дребезжащих минусах. Авторы люди умные, они плохого не посоветуют. «Не трусь, я же рядом». Как было бы здорово, еще как-нибудь услышать от Матвея эти слова. Просто так.

– Я согласна.

– Молодец. Поедем часа через два. Вернемся, скорее всего, поздно.

– А в джинсах в ресторан пустят?

– Пустят, но предлагаю не отказывать себе в насущном. – Матвей обвел рукой правую сторону этажа и весело добавил: – Выбирай.

Не знаю, что со мной случилось в этот момент, и куда предательски спряталась скромность, обычно живущая в душе. Наверное, во мне проснулась Золушка, не знающая за что хвататься в первую очередь: за ящериц, мышей или тыкву. Витринные окна приглашающе засияли именно для меня, манекены-мужчины приподняли шляпы, манекены-женщины присели в реверансах, а воображаемая красная ковровая дорожка потянулась от белых скамеек дальше, и я смело ступила на нее под одобрительным взглядом Матвея.

Мне хотелось долго выбирать платье, примеряя то одно, то другое, вертеться перед зеркалом и удивляться собственному отражению и тому неравнодушию к вещам, которое вспыхнуло в груди. Но то самое платье оказалось уже третьим, надев его, я поняла, что другого не надо – ни за что и никогда. Вроде простое: до колен и чуть приталенное, серо-голубого цвета, с воздушными рукавами до локтя, с тонкой пристроченной серебристой лентой по подолу. Но сердце стучало как сумасшедшее! Я долго не выходила из примерочной, опасаясь, что Матвей не одобрит выбор, но он утвердил платье сразу, и уже через несколько минут мы стояли на кассе.

– Спасибо, – искренне выдохнула я, и улыбнулась до ушей. Щеки пылали не то от счастья, не то от запоздалого смущения.

– Про туфли не забудь, Золушка. И вообще слушай, что тебе говорит старая добрая фея.

В этот момент я почувствовала по отношению к отцу искреннюю и бескрайнюю благодарность. Если бы не он, я бы не оказалась на страницах прекрасной сказки, где мужественная фея с короткостриженой бородой и голубыми глазами, ростом около метра девяносто, предлагает мне билет на восхитительный бал. И при этом не обещает, что в полночь все вернется на круги своя, и рядом со мной будет только большая оранжевая тыква.

* * *

Черные брюки и белая рубашка Матвею удивительно шли, показалось, будто он стал еще выше.

Две верхние пуговицы расстегнуты, рукава засучены – и это та небрежность, от которой глаз не оторвать. И от него вкусно пахло, но, к сожалению, я не могла разобрать составляющие мужского парфюма и наверняка бы ошиблась даже в том, что угадываю лимон.

На метро мы ехали молча, я боялась резким движением нарушить задумчивость Матвея. Интуиция подсказывала: «И тебе сейчас лучше помолчать».

Платье и туфли сидели отлично, и везде, где удавалось поймать отражение, я чуть притормаживала и жадно ловила убегающую картинку. Даже худоба делала меня особенной. И цвет моей любимой тонкой куртки идеально подходил к получившемуся образу.

Звонить бабушке я не стала. Опасаясь, что она почувствует неладное, я отправила очередную смс и отругала себя за вранье. Завтра Матвей уедет, каникулы пролетят быстро, я вернусь, и мы заживем как прежде.

Ресторан походил на белого бегемота, задумавшегося на полпути: то ли ему хочется погрузиться в воду, то ли выйти на берег и обсушиться. По периметру тянулась веранда со столиками и яркими одиночными фонарями, в окнах горел свет, доносилась приглушенная музыка, мелькали гости и официанты. Матвей взял меня за руку и потянул за собой мимо припаркованных машин к узкой дорожке, ведущей ко входу. С незнакомым удовольствием я сжала его пальцы и подняла голову, желая встретить ободряющий взгляд. Но Матвей смотрел прямо и улыбался. Вот только улыбка была наигранной и холодной.

* * *

Петербург. Далекое прошлое…

Превратившись в полупрозрачную мышь, Соня метнулась вниз по лестнице. Даже стук сердца сейчас казался оглушительно громким, и хотелось зажать уши ладонями, чтобы не слышать ничего. Влетев в комнату, она взобралась с ногами на кровать, забилась в угол, подтянула колени к груди и обхватила их руками.

Берта ее видела.

Видела!

И что же теперь будет?..

Мысли долго наскакивали одна на другую, то всплывал образ гостьи-незнакомки, то взгляд Берты проникал сквозь стену и обжигал щеку и плечо, то в голове проносились слова Прохора: «Найду и убью, даже не сомневайся!», то ныло в груди, будто там застрял плотный ком. Но самой ужасной была обреченность: нельзя ничего исправить, нельзя сказать, что на втором этаже она оказалась случайно.

«Нужно ждать… Как только гостья покинет магазин, хозяйка придет за мной…»

Если бы Соня могла, она отправилась бы к Хвостику за поддержкой, она бы сказала ему, что совершила непростительную глупость и попросила совета. И пусть бы он лишь пропел в ответ, но это бы поддержало немного, дало возможность сделать глубокий вдох и выдох.

Время прошло довольно много, дверь медленно открылась, и старая Берта зашла в комнату. В ее глазах не полыхал пламенный гнев. Губы не кривились и не дрожали, сдерживая хлесткую брань. На лице застыло ледяное спокойствие. Показалось, будто она сейчас скажет: «Я знала, что так будет».

– Ты ослушалась меня, – произнесла Берта без всяких эмоций и положила руку на спинку стула.

– Да, – тихо ответила Соня, не шевелясь.

– Тебя надо бы наказать, но я не стану этого делать. Как только ты появилась в моем доме, я сразу решила, что не буду торопиться, пусть судьба назначит день и час. И она его назначила.

– Я… я не поняла…

От страха фразы показались Соне путанными, но она уловила главное – ее не накажут, не выгонят на улицу, не отдадут Прохору на растерзание. Как такое возможно?

Берта развернулась и прихрамывая направилась к двери.

– Кажется, я натерла ногу. Новые туфли жмут, – недовольно пробормотала она и громко добавила: – Ступай за мной!