– Во я напился… – вздохнул он, глядя в глубину сияющего напитка. Пойти поискать Элеонору? Извиниться? Но разве он не прав? Генри залпом осушил стакан и твердо решил, что на сегодня уже хватит, если он не хочет потерять рассудок окончательно. Так что, стараясь не смотреть больше в сторону стола, он направился на улицу проветрить голову. Дождь уже закончился, и промокнуть ему не грозило. Не дожидаясь, пока кто-то составит ему компанию, он накинул куртку и вышел во двор.

Когда Хуан позвал всех играть в бильярд, было уже довольно поздно… точнее, рано. Большинство гостей уже разошлись по комнатам отдыхать, оставались только самые неутомимые. Из напитков сейчас подавали лишь горячие: кофе, шоколад и зеленый чай. Их готовила лично хозяйка, а гости стремились попробовать все и сразу, поэтому подносы с чашками быстро пустели.

Кто не был силен в пирамиде, нашли себя в картах, нардах или других интеллектуальных играх. Хуан бродил от стола к столу с «нескончаемой» чашкой чая; беседа стала вялой и сползла на темы, далекие от игры и сложных предметов, кроме разве что литературы. Все Гранды были здесь, за исключением Элеоноры, которая куда-то исчезла, причем ни ее соклановцы, ни помощники не знали, куда именно. Пока она отсутствовала с полчаса, никто не волновался, спустя еще пятнадцать минут – начали беспокоиться, а когда перевалило за час – настало время паниковать. Спокоен был только ее муж, который явно догадывался, куда подевалась хозяйка бала, а потому сохранял хотя бы внешнее самообладание и всем отвечал одно: скоро придет. После пятнадцатого раза спрашивать переставали…

Учитывая многочисленные сюрпризы вечера, никого не удивило неожиданное появление хозяйки, крайне взволнованной. Она как вихрь ворвалась в зал и нервным жестом отозвала Хуана в сторону. Тому оставалось только извиниться и последовать за ней: вид супруги его взволновал – она была непритворно перепугана.

Догнать Элеонору оказалось не так-то просто: если она хотела, то могла бегать довольно быстро. Только когда они свернули в темный коридор, молодая женщина наконец остановилась и обернулась.

– Ты объяснишь, наконец, что на сей раз случилось? – потребовал Хуан. Глаза супруги странно блестели, и это его испугало. Давно он не видел ее в таком волнении.

Элеонора с полминуты собиралась с мыслями, а затем беспомощно посмотрела на него и прошептала:

– Рукопись исчезла.

Ответ вверг Хуана в ступор. У жены такой вид, что краше в гроб кладут, а это она, оказывается, беспокоится о сохранности интеллектуальной собственности! Он посмотрел на нее недоверчиво. Уж не выпила ли она лишнего?

– А если серьезно? – усмехнулся было он, но тяжелый взгляд исподлобья заставил его подавиться последней фразой.

– Ты не понимаешь! Рукопись пропала. Сейчас, здесь. После грозы, – медленно, почти по слогам выговорила Элеонора, и голос ее звучал как-то зловеще. – Ты хоть догадываешься, чем это может грозить?

Как ни странно, она даже не задалась вопросом, кто бы мог взять книгу, и тут Хуану сделалось страшно по-настоящему. Разом вспомнились и бегающие глаза директора, и предостережения старика у остановки, и то странное зрелище, что показала ему Элеонора в запертой части здания… и найденный кубок. Когда он украдкой показал его, она пришла в ужас.

– Ты хочешь сказать, что раз что-то оттуда могло попасть сюда…

– Верно! – молодая женщина не дала мужу договорить, прикрыв ладонью рот и быстро оглядевшись, как будто опасалась, что их подслушают, потом отчаянно затараторила: – Нам нужно найти рукопись, понимаешь ты или нет? Пока еще что-нибудь не исчезло! Иначе начнутся вопросы, и придется рассказать всю правду. Понимаешь – всю! А это скандал!.. Или, не дай Бог, кто-то отыщет дверь и решит прогуляться по запретной части… Знаешь, чем это грозит?!

– Знаю, – задумчиво буркнул Хуан, припоминая слова Конора, – как минимум паникой. Ладно, сейчас мобилизуем наших… хм… посвященных. Найдем твою рукопись – наверняка, кто-то просто взял почитать и завтра вернет.

– Надеюсь, – Элеонора пыталась храбриться, но почему-то ее слова звучали неубедительно, наверное, потому что ей самой в них не слишком-то верилось… – Надо развести гостей по комнатам… – пробормотала она, пребывая мыслями в тревожном «неизвестно где». Они с Хуаном, не чуждые мистике, вполне понимали, чем могли обернуться для гостей «последствия грозы», но пока предпочли перестраховаться сами, не посвящая в это всех, насколько возможно: только глупостей или паники им не хватало! И уже не важно, что было тому виной: пансионат, погода или чей-то злой умысел. Главное – не медлить…

Из забытья, навеянного чрезмерным потреблением алкоголя (который был настолько качественным и разнообразным, что никак не получалось сказать себе «хватит»), Генри выдернули совершенно бесцеремонно. Кто-то тряс его за плечи и звал по игровому имени. Он даже сперва подумал, что заснул за клавиатурой, хотя мягкая подушка и теплое одеяло говорили об обратном. Открывать глаза не хотелось: веки саднило от яркого света, а в голове пульсировала мигрень. Сейчас бы пивка или хоть водички холодненькой…

Видимо, он ненамеренно озвучил свою мысль, потому как в ответ прилетело:

– Будет тебе и пиво, и сауна, и небо в алмазах! Вставай, а то пропустишь все к чертям!

Голос был знакомый, но при этом не принадлежал никому из его родственников – и это раздражало молодого человека почти так же сильно, как нарастающая головная боль. Еще чужой кто-то орет! Не открывая глаз, он натянул на голову одеяло и отвернулся.

– Генри! – не унимался незваный гость. – Хорош дрыхнуть! Тут такое творится! Не только опохмел проспишь – всю оставшуюся жизнь.

Магическое слово, сулящее избавление от мигрени, разом прогнало сонливость. Генри понежился в постели еще минуту, но, наконец, зудящая боль достала окончательно, и он, блаженно потянувшись, открыл глаза. То, что он увидел, не походило ни на его квартиру, ни на номер в пансионате, где отдыхал с друзьями по игре. Нет! Комната скорее напоминала фотографии интерьеров дворца. Испания или, быть может, Франция? Стены были завешаны гобеленами, тяжелые гардины на высоком окне раздвинуты, и яркий свет бил прямо в лицо. Мебель тоже была сплошь старинная, инкрустированная перламутром, с бронзовыми ручками и украшениями. Вместо обычной гостиничной кровати – широченная, с пологом, а воздушные перины и подушки ничем не напоминали привычные, плоские и жесткие. На самом краю этого ложа, покрытого тигровой шкурой (между прочим, настоящей), сидел улыбающийся Алекс Грейди!

Выглядел он несколько непривычно. На нем была шелковая рубашка, бархатная жилетка и штаны, на поясе висел короткий клинок, похожий на дагу (видимо, парный к длинному). На лице – ни следа вчерашней гулянки: вид у приятеля был свежий и аккуратный, как будто он только что возвратился с прогулки, а накануне лег спать еще на закате.

Генри то непонимающе хмурился, то так широко раскрывал глаза, что вскоре у него заныли надбровья. Он не знал, расхохотаться ему или выругаться.

– Что происходит, Грейди? – произнес он наконец, едва заставив собственный язык повиноваться не ради бранных восклицаний. – К чему ты вырядился, как петух на Пасху?

Откуда взялось это выражение, Генри не помнил: услышал когда-то давно в каком-то спектакле или фильме. Не то чтобы оно ему понравилась – просто прилипло к памяти, как кусок изоленты, а теперь всплыло в необычной обстановке, поскольку собственной необычностью гармонировало с ней, что ли… Друг поправил выбившуюся из-под жилета белоснежную рубашку с высоким кружевным воротником. Ему явно нравился его новый костюм, тем более что в нем он смотрелся среди нынешней обстановки куда привычнее и уместнее.

– Что происходит? – передразнил приятель. – Он еще спрашивает меня, что происходит! Сам посмотри!

Прежде чем Генри успел что-то возразить или остановить друга, тот подскочил к окну и распахнул створки, потянув за тяжелые кисти. В комнату ворвался ветер, неся с собой смесь запахов моря, рыбы, хлеба, мусора и гнилого дерева, а также всевозможные звуки улицы, галдевшей на самых разнообразных языках. Молодой человек откинул узорное покрывало, поднялся с кровати и, ступая босиком по зеркально блестящему паркету, проковылял к окну. Голова все еще болела после вчерашнего, воспоминания всплывали обрывками, одно другого краше, и чем дальше он вспоминал, тем больше ему становилось стыдно. Он старался даже не думать о том, что спьяну наговорил Элеоноре, и как она могла из-за этого к нему отнестись. Конечно, она мировая девчонка и умеет спокойно принимать еще и не такие речи, но от этого ему нисколько не становилось легче… И все-таки интересно: а если они вчера на пару с Грейди так уквасились, что сейчас видят друг друга в качестве похмельного кошмара, то что же случилось со всеми остальными?..

Занятый подобными мыслями, молодой человек добрался наконец до окна и выглянул наружу… В следующий миг он едва не задохнулся от приступа нервного кашля, от неожиданности так хватив ртом воздуха, что разом пересохло в горле. Он ожидал чего угодно, но не такого: за окном раскинулся настоящий средневековый город. Вниз, к морю, ослепительно сияющему под солнцем у горизонта, речками сбегали узенькие улочки. Люди в старинных костюмах бродили по ним, переговариваясь на языках, большая часть которых была ему незнакома. Конный патруль испанских конкистадоров прогарцевал по улице, провожаемый восхищенными и завистливыми вздохами. Командир, лениво обозревавший окрестности, отсалютовал друзьям. Генри первым делом привычно ответил ему, и только потом нашел в себе силы задуматься, с чего это незнакомому испанцу их приветствовать. Тем временем симпатичная девушка, кокетливо поиграв ресницами, послала ему воздушный поцелуй.

Лишь сейчас молодой человек понял, как выглядит, и тут же нырнул обратно в комнату, где медленно съехал по стене, испустив долгий стон, в котором ясно читалось непечатное слово.

– Грейди… – прошептал он, подняв на друга взгляд, полный безнадежной тоски. – Что все это значит?

– Я бы тоже хотел знать! – собеседник бухнулся на кровать и сокрушенно покачал головой, вертя в руках длинную сигару, аромат которой заставил бы умереть от стыда запахи магазинных аналогов. – Я, признаться, сам думал, что налакался и у меня галлюцинации. Потом выяснил, что, вроде, и ты еще здесь. Решил проверить, а заодно и предупредить. Как сюда попал – не знаю, – он поднял руку, предупреждая вопросы, – проснулся уже тут, поэтому как выбираться – тоже понятия не имею. Одно могу сказать точно – это не сон и не киносъемки, – Алекс замолчал, нервно сглотнул и добавил сдавленным голосом, какого Генри еще ни разу у него не слышал, даже в самые тяжелые минуты: – к несчастью. Возможно, Элли что-нибудь знает.

Знакомое имя порой способен сотворить чудо, и сейчас Генри как никогда был рад услышать его: оно пробуждало в его сердце надежду на удачный исход… или хотя бы на какой-то шанс выяснить, что же с ним произошло. Но не ошибается ли друг в своем стремлении видеть в жизни только лучшее, выдавая иногда желаемое за действительное?