Цитаты из книг автора «Юлия Григорьева»

Несколько раз появлялся даже сам капитан, но его присутствие сковывало и меня, и Эмила. Вэйлр некоторое время сидел, углубившись в чтение какой-то книги, затем поднял голову и удивленно взглянул на нас с Красавчиком. – И? Что-то я не наблюдаю занятий, – сказал он. Мы молчали, и капитан нахмурился. – То есть намекаете, что я тут лишний? – Мы молчали. – Озверели?! На собственном корабле гоняют! – возмутился Лоет и порывисто встал. – В конце месяца экзамен, – рявкнул он и покинул мою каюту. – Что такое экзамен? – спросил меня Эмил. – Капитан будет проверять полученные вами знания, – пояснила я. – Чтоб я сдох, – сглотнул молодой человек.

Они заглядывали в каюту, неловко кланялись мне, бормоча нечто вроде: – Здрасти, мадам, – и после этого слышался громкий шепот: – Самель, когда жрать будем? Брюхо уже сводит. – Мясник, жрать охота… – Сейчас сдохну… – Вам бы только жрать! – заревел на них кок.

– Ну? – спросил он, и я недоуменно приподняла брови. – Говорите, – требовательно произнес мужчина. – Что я должна вам сказать? – сухо поинтересовалась я. – То, что вас угнетает, – усмехнулся пират. – Я же вижу, что вы недовольны. Овсянку съели с аппетитом, значит, не грубый завтрак вызвал ваше возмуще

– Да не жрал я твою колбасу! – заорал в ответ Кузнечик. – Даже не видел ее. – Ты и с закрытыми глазами мог сожрать. Залил, небось, зенки? – не отставал Самель. – Капитан! – матрос возмущенно посмотрел на Лоета. – Самель, отвали, – лениво произнес тот, и кок вернулся на свое место. – Вы их защищаете, а колбасы нет. Чем я мадам накормлю? – пробубнил великан. – Худая вон какая, кожа да кости. И в чем душа держится? Придурки, «душа» – это «Д»! – Вы положительно влияете на Самеля, – отметил Лоет. – До вашего появления на «Д» у него было «дерь…» – Не надо, прошу вас, – взмолилась я. – И то правда, – кивнул капитан и одним гибким движением слез с бочки. – На сегодня достаточно. Самель, принеси завтрак в мою каюту. – Так жрали же уже, – возмутился кок.

– Самель, а как писать «б…»? – задал вопрос один из матросов, озадаченно глядя на кока. – Завяжи свой грязный язык на узел, Кузнечик! – заорал на него великан. – Здесь дама! – А что сразу Кузнечик?! – возмутился матрос. – Ты говоришь, я записываю. – Да что ты там можешь записать, выблевыш? – кок страшно навис над мужчиной. Затем неожиданно замер и принюхался.

Кок Самель, сжав в руке уже знакомый мне огромный нож, орал во всю мощь легких, указывая на коряво нарисованные на большом листе бумаги буквы. – «А», ушлепки! Это буква «А»! «Адышка», уяснили? «Б», – для примера он привел столь неприличное слово, что его значения я даже не поняла. – «В» – «ворье»! Кто украл колбасу, поганцы? Говорите лучше сразу, пока я искать не начал! – Господин Самель, – позвала я. Он вздрогнул и обернулся. Лицо великана стало вдруг пунцовым, и мужчина опустил взгляд, бормоча извинения. – Одышка, – все-таки поправила я его, – начинается на букву «О». – На «О» у меня было «отродье», – скромно ответил он. – Вы еще не знаете, что у него на букву «Х», – услышала я веселый голос капитана Лоета. – Впрочем, вы даже не догадаетесь, что этот орган можно так назвать. Доброе утро, дамочка.

За что?! Чернильница от удара подскочила, и господин Лоет сумел ловко перехватить ее и поставить на место, не дав чернилам разлиться. – Спорим? – спокойно поинтересовался он, и верзила вдруг сник. – И корми я их, и учи я их, всё на мне, – громко пробубнил он и покинул капитанскую каюту. – Уроды, завтра учим азбуку, – донесся его рев с палубы. Видно, кто-то что-то ему ответил, но я не расслышала только очередные слова великана. – Вэйлр велел… Вот ты и спорь, а я не самоубийца. Смелые есть? Нет? Ну и закройте хлебала.

Что однажды я могу обзавестись ветвистыми рогами и на охоте меня пристрелят, потому что перепутают с оленем?

Черт возьми, Ада, вы красивая девушка и обещаете стать красивейшей из женщин. Женщины ветрены, и что мне думать о вас по вашим рассуждениям?

Встав с постели, я написала короткий ответ, в котором благодарила за внимание. Затем вручила Лили и услышала множество нелицеприятных эпитетов в свой адрес и адрес графа, но простила ей, потому как наша Лили иначе не умеет выражать свои чувства.