Глава 4

Таймер застал Александра Моисеевича Гиленсона свежим, гладко выбритым и одетым к выходу.

Мягкий кэжуал-пиджак в мелкую черно-зеленую полоску деликатно скрывал наметившуюся рыхлость его фигуры. Гиленсону было едва за пятьдесят, но выглядел он гораздо старше. В темных слегка вьющихся волосах проглядывала обильная седина, в уголках небольших, но очень внимательных глаз пролегли мелкие смеющиеся морщинки, а вдоль лба – две глубокие, задумчивые. Он сидел за столом у единственного в его квартирке узкого окошка, пил горячий какао и разглядывал колонию муравьев в прозрачном искусственном муравейнике, рассеянно слушая новостную ленту.

Сейчас его слабо интересовала и подготовка третьей смены колонизаторов Марса, и запуск новой модели воздушного такси. Огромная розовая коробка с бантом, примостившаяся на стуле в прихожей, занимала Гиленсона гораздо больше. Двадцать второе мая – день рождения Жданы.

Муравейник устойчиво ассоциировался у него с городом. Точно так же, как и муравьи: люди суетятся, решают насущные проблемы, появляются на свет, живут и умирают. Так же, как муравьям в кормовую нишу насыпают еду, людям дают ежемесячную дотацию: не слишком мало, чтобы они не начали пожирать сами себя, и не слишком много, чтобы не пресытились. Круглосуточное наблюдение со стационарных камер и полицейских дронов уже давно превратили любые стены в городе в прозрачные. Системе известны все маршруты каждого муравья: куда ходит, с кем общается, работает ли. По данным аккаунтов и посещаемым страницам можно установить, кто и чем питается, во что играет, услугами какого медицинского учреждения пользуется, какого размера одежду заказывал в последний раз.

Прозрачный город терпеть не может затемненных углов.

Право на «непрозрачную» жизнь есть лишь у тех, кто носит королевский статус.

Но Александр Моисеевич как раз очень любил тени. Они будили в нем исследовательский азарт. Он даже специально наклеил на некоторые участки муравейника затемняющие наклейки,чтобы время от времени отдирать их от пластика и рассматривать, какие секреты пытались там спрятать муравьи.

Александр Моисеевич был следователем.

После развода, случившегося десять лет назад, он арендовал квартиру в «крестах»: крошечная комнатка с четырьмя полутораметровыми нишами: под кухонные принадлежности, санузел, прихожую и гардеробную. Теснота жилья его не смущала. Добротную квартиру в центре Гиленсон позволить себе не мог, да он и не нуждался в ней. А вот каморка в одной из узеньких «крестовых» многоэтажек, втиснувшихся между старыми домами на Фрунзенской, пришлась в самый раз.

Когда электронный голос таймера сообщил, что уже восемь часов утра, Гиленсон нахмурился. Доставщик опаздывал. Сегодня Александр Моисеевич не планировал завтракать дома, но выкупленная подписка на домашнее меню и природная прижимистость не позволяли ему отказаться от еды, за которую он уже заплатил.

Полистав новостные каналы, Гиленсон вдруг остановился на утреннем шоу Славы Обухова: размеренные интонации Роберта Ледовских, назначенного на пост губернатора, обладали гипнотическим свойством. Его хотелось слушать. Поколебавшись минуту, Гиленсон развернул видео в большом окне и закрепил его на статичную точку реальности – на стену.

На своего предшественника, Третьяка, Ледовских не походил совершенно. Он принадлежал и к другому поколению, и другому типажу людей. Он всегда выглядел идеально. Подчеркнуто моложавый и атлетичный, несмотря на заявленный сорокасемилетний возраст, он явно не стеснялся использовать новейшие косметологические средства. Резкие черты лица, упрямый рот, довольно скупая мимика и уверенный тон выдавали в нем человека жесткого. Внимательный цепкий взгляд, богатейший словарный запас и умение без запинки отвечать журналистам правильными сложноподчиненными предложениями заставляли думать о нем, как о человеке неглупом. До сих пор Ледовских пребывал в тени своего начальника, и мало кто мог бы решительно сформулировать о нем свое мнение.

«Если бы человек, пробующий в первый раз в жизни взломать какую-нибудь самую простую функцию в игре, или школьный аккаунт, чтобы удалить плохую оценку, понимал, что за это нарушение его ожидают годы на «Стороже» или еще в какой-нибудь тюрьме строгого режима, он бы вряд ли пошел на этот шаг. Вы согласны?

И если бы взлом и перепрограммирование объектов специального назначения карался пожизненным заключением или смертной казнью, количество готовых на такое преступление хакеров тоже поубавилось бы. А если добавить к ужесточенным мерам против самого преступника, к примеру, жесткое обнуление социального рейтинга у всех его ближайших родственников и друзей, это удесятирит продуктивность работы по борьбе с информационными преступлениями. Сами родственники и друзья, понимая, чем грозит близость с социально опасным человеком, никогда не стали бы покрывать его незаконные увлечения! Понимаете?

Да, конечно, сейчас общественность гораздо больше интересует заказчик, а не исполнитель. Но лично для меня они абсолютно равноценны. Ужасная правда заключается в том, что мы вряд ли сможем найти их обоих. Потому что и наш исполнитель, и заказчик спрятались в тени «Shade»! Зовите меня параноиком, но я склонен считать, что все пользователи «Shade» в чем-то нарушают закон, потому что честному человеку незачем прятаться по углам – ему нечего скрывать!»

Мелодичный звук дверного звонка отвлек Гиленсона от просмотра трансляции. Он поспешно схлопнул видео одним жестом руки и поспешил к доставщику, чтобы забрать свою порцию яичницы с помидорами и фаршированные блинчики, которые привозили по вторникам. Сунув их в холодильник, не распаковывая, Александр Моисеевич отправился к дочери.

Высокие серые стены учреждения были напичканы камерами слежения, но так деликатно, что большинство случайных прохожих никогда не подумали бы, что это белое здание с раскинутыми в стороны крыльями зимнего сада – не какая-то обычная больница узкого профиля. Разве что отсутствие опознавательной таблички у входа могло бы натолкнуть на какие-то тревожные мысли, но кто всматривается в такие здания?

Конечно, учреждение обладало официальным статусом, регистрационным номером и, чисто теоретически, о его существовании могли узнать все, кто задался бы такой целью. Информация не являлась закрытой, просто она не выпячивалась без острой необходимости. Слушать о достижениях генной инженерии любят все. Размышлять о ее неудачах уже давно перестало быть трендом.

Гиленсон постучал в закрытое окошко контрольно-пропускного пункта, и через несколько минут жалюзи сдвинулись в сторону, а в окне появилась голова дежурного.

– Доброе утро, чем могу помочь? – спросил он, изо всех сил стараясь выглядеть доброжелательным.

– У меня сегодня посещение отделения Б. Вам должны были прислать пропуск на имя Гиленсона Александра Моисеевича.

Дежурный кивнул, открыл окошко и протянул посетителю квадратный сканер.

– Пожалуйста, прижмите…

Гиленсон знал, что делать, и без его инструкций. Он приложил к светящейся поверхности сканера большой палец, и дежурный на мгновение замер, отыскивая в своем почтовом ящике соответствующий пропуск.

Наконец он еще раз кивнул.

– Все в порядке, проходите в досмотровую.

Двери щелкнули и раздвинулись, впуская посетителя внутрь, и тут же снова закрылись. Прямо перед Гиленсоном стояла кабина досмотра. Он вошел в нее и замер, чтобы сканеры могли как следует изучить содержимое как розовой коробки, так и его карманов и даже кишечника.

– Готово, Александр Моисеевич, проходите, – сказал наконец дежурный, открывая турникет.

– Спасибо.

Гиленсон раскачивающейся походкой направился в клинику, а вслед ему из каморки дежурного выглянула оперенная красными дерзкими прядями юношеская голова.

– А это кто? Какой-то проверяющий? – ломким фальцетом спросил молодой человек, обернувшись к дежурному.

– Спрячься, придурок, – прошипел тот. – Сейчас увидит кто-нибудь…

Голова послушно нырнула ниже уровня окна.

– И все же, кто это?

– Папаша одной из пациенток.

– Серьезно? – жеманно прижав тонкие ладошки к щекам, воскликнул юноша. – Это же очень, очень интересно! Я даже не знал, что ваших клиентов навещают родственники. Просто отлично, такая деталь сделает репортаж еще более живым!

– Обычно никого из них не посещают, – мрачно констатировал дежурный. – Этот дядька – уникальный тип, его все у нас знают. Он приходит каждую неделю, в субботу. Один раз пропал на три месяца – мы уж решили: помер. Оказалось, лежал в больнице после инсульта.

– Котик, я должен с ним поговорить! – взволнованно проговорил юноша.

– Да пожалуйста, только по-умному и мимо меня. Если узнают, что я делюсь с блогерами внутренней информацией, меня отсюда вышвырнут, и ты сам будешь зарабатывать на рекламу.

– Не волнуйся, – улыбнулся молодой человек, погладив дежурному выпуклые ягодицы. – я же не враг тебе. Выпусти меня на улицу, я его там покараулю?

– Дурацкую ты тему выбрал для репортажа, – недовольно проворчал дежурный. – Такими темпами мне придется вторую работу искать, чтобы твой блог не укатился из топовой сотки в топовый тысячник…

– Папа, папа! – радостно кричала Ждана, хлопая в ладоши. – Кука! Кука, патье! – лопотала она.

Гиленсон улыбался.

– Тебе нравится, детка?

Ждана не поняла вопроса. Она выхватила розовую коробку и поковыляла на середину комнаты, чтобы усесться поудобней на коврик и распотрошить подарок.

Трехлетний ребенок в теле пятнадцатилетней девушки.

– Тебе помочь? – спросил Гиленсон, присаживаясь на корточки.

– Ам`a! – обиженно ответила Ждана.

– Ты сама?

– Та!

– Хорошо.

Александр Моисеевич с любовью всматривался в ее хорошенькое личико, на котором светилась неподдельная радость. Внешность – это единственное, что удалось генным кудесникам сделать в полном соответствии с требованиями матери. Коротко остриженные каштановые кудряшки обрамляли идеальный овал лица, яркие брови вразлет, неестественно огромные оленьи глаза с виноградно-зеленой радужкой, аристократичный излом губ.

Он поднялся и обернулся к врачу.

– Иван Игнатьевич, я очень признателен вам за оформление пропуска. Я только вчера сообразил, что опоздал подать заявку – совсем закрутился на службе.

Седоволосый доктор с роскошной окладистой бородой понимающе кивнул.

– Не стоит благодарности. Я так и подумал, что у вас рабочие сложности – такие вещи творятся…

Гиленсон устало отмахнулся.

– Ох, давайте не будем об этом. Вчера отдел лихорадило почти до утра.

– Я понимаю.

Гиленсон наблюдал, как Ждана обнимается с огромной куклой в пышном свадебном наряде и разговаривает от ее лица на своем лепечущем языке.

– Вы сейчас в зимний сад? – спросил доктор.

– Нет, прогулку оставим до субботы. Мне нужно на службу. Прощаться с ней не буду, а то она расплачется…

Доктор вздохнул, отвел глаза в сторону.

– Хорошо, я понимаю… И еще… Я, конечно, не имею права вам это рассказывать, но не могу промолчать, поскольку слишком симпатизирую вам. Ваша бывшая супруга опять подала прошение о применении к Ждане экспериментального метода лечения…

Гиленсон онемел. Вскинув брови, он тяжело и шумно выдохнул, устало прижав ладонь ко лбу.

– Сколько же можно… Иногда мне кажется, что остановить эту женщину можно только задушив, – проговорил он наконец.

Иван Игнатьевич хмыкнул.

– Будем считать, я этого не слышал…