4 глава

Лицо что-то щекочет, и я вздрагиваю, открываю глаза. Даниил очень близко, гладит меня пальцами по щеке, улыбается одними уголками губ.

Это что же получается, я задремала? Выходит, что так.

– Просыпайся, соня. Приехали, – негромко произносит он, подтверждая мою догадку. – Кстати, без макияжа ты еще красивее.

Господи, как же приятно слышать от него такое.

– Врешь, – смущенно отвечаю я, отстраняясь от его руки, и смотрю по сторонам.

Мы и правда находимся на какой-то проселочной дороге в глухом лесу. И совершенно неожиданно за окнами автомобиля идет дождь. Небо серое, разноцветная листва на многочисленных деревьях вокруг вымокла, и даже в теплом салоне нашего транспорта от этой картины становится зябко. Сколько же я проспала, что погода успела так кардинально поменяться?

– Зачем мне врать, – усмехается Даниил, накидывая себе на голову капюшон. – Посиди здесь, я сейчас вернусь. – И выходит из машины.

Я с тоской смотрю в лобовое стекло, по которому туда-сюда скользят черные дворники. И думаю о том, что одета совершенно не по случаю. Мои изящные ботильоны на шпильке хороши для романтичных прогулок по твердым и ровным поверхностям. А на пальто нет даже капюшона, чтобы защитить голову от дождя. Сейчас я выйду из машины, промокну насквозь, замерзну, как Маугли, поскользнусь на мокрой траве и подверну ногу. Чудесная перспективка.

От грустных мыслей отрывает Даниил. Не знаю, куда он там ходил, но вернулся с зонтом. Прежде чем распахнуть дверь с моей стороны, глушит машину, а потом раскрывает зонт, чтобы защитить меня от дождя. От такой трогательной заботы в груди предательски щемит. Кажется, мне очень повезло с этим парнем.

Даниил уже привычно подает мне руку, помогая выбраться из автомобиля, и каблуки тут же проваливаются, увязая в сырой земле.

– Куда мы… – хочу я поинтересоваться, куда по такой погоде идти, но не успеваю договорить.

Оборачиваюсь и вижу позади нашей машины избушку на курьих ножках. То есть ножек у нее, конечно, нет, но в остальном – очень похоже. Ветхий домишко из сруба, обнесенный забором из хвороста, соломенная крыша. Причем домик явно обжитый – из забора кое-где торчат палки, на которых висят какие-то тряпки, перевернутые ведра. Из небольшой трубы на крыше идет дымок. А неподалеку припаркован старый уазик.

– Ой, а что это за прелесть? – с умилением спрашиваю я, обернувшись к Даниилу.

– Сторожка егеря.

– Ух ты!

– Идем, – усмехается он, беря меня за руку.

Крепко держась за его ладонь, я кое-как ковыляю на своих каблуках к сторожке.

Внутри нас встречает сурового вида небритый дядька. В такой же одежде, как у Даниила. Только вместо огромных черных ботинок у него сапоги.

Мужчины молча жмут друг другу руки, и дядька скользит равнодушным взглядом по мне, задерживаясь на секунду на обуви.

– Здравствуйте! – приветливо улыбаюсь я.

– Здоровее видали, – хмуро отвечает он и переводит взгляд на Даниила: – Ты зачем девчонку притащил?

– Потому что с тобой вдвоем от тоски сдохнуть можно, – заявляет Даниил, проходя вглубь сторожки прямо в обуви, не дожидаясь приглашения. – Ты же молчишь все время.

К стене прислонены два ружья, он берет одно из них, вскидывает вверх, придирчиво разглядывает.

– И далеко она уйдет на своих копытах? – недовольным голосом интересуется егерь (или кто он там).

Застывшая на моих губах улыбка медленно сползает с лица. Да уж, приятный дядечка, ничего не скажешь.

– Ну у тебя же есть запасная одежда и ботинки? Вот и подбери ей что-нибудь, – невозмутимо отзывается Даниил, продолжая заниматься оружием.

– Ну пойдем, – с тяжелым вздохом бросает мне дядька. – Ты размер-то какой носишь?

– Эску, – не задумываясь, выдаю я.

– Чего?

– То есть сорок второй.

Егерь неопределенно хмыкает.

– А обувь?

– Тридцать седьмой.

– Пх, золушка, – кривится мужик. – И как ты себе это представляешь, Даня? У меня сапоги самые маленькие – сорок второй!

– Ну носки ей шерстяные дай. Две пары. Или три.

– Пх, – снова фыркает мужик, но больше ничего не говорит.

Я послушно иду за ним вглубь сторожки. Помимо довольно просторной комнаты, куда попадаешь сразу с улицы, в ней есть еще одна маленькая, судя по всему, спаленка, и крошечная кухня с печкой. А возле кухни что-то вроде кладовой, куда меня и заводит мужик. Мы едва помещаемся в этом тесном помещении вдвоем. Стены все увешаны полками, ломящимися от разнообразных вещей. Часть из них валяется даже на полу, так, что не развернуться.

– Меня Ляля зовут, а вас как? – спрашиваю я, пока егерь усердно роется на полках.

Не то чтобы я хочу ему понравиться, просто пытаюсь быть вежливой.

– Федор Михайлович, – с неохотой отвечает он.

– Спасибо вам за хлопоты, Федор Михайлович. Если бы у меня была возможность, я обязательно оделась бы по-другому. Но обстоятельства сложились так.

– Угу, – мычит егерь и сует мне в руки огромный ком из одежды. Ногой подпинывает стоящие у стены необъятные резиновые сапоги. – Переодевайся.

И тут же ретируется, оставляя меня в этой каморке одну.

Я разглядываю врученные мне вещи и тихо злюсь на Даниила. Неужели нельзя было выбрать менее экстремальное место для свидания?

Во-первых, все это огромное и не очень-то приятно пахнет. Во-вторых, теперь я наконец понимаю, откуда у моего тиндеровского друга взялась коллекция его замечательных доисторических свитеров. Потому что мне тоже сейчас выдали нечто подобное. Даже шапку дали в похожем стиле. Ощущение такое, что ее сносили еще задолго до того, как я появилась на свет. Усыпанный катышками черно-белый орнамент на отвороте смотрится просто умопомрачительно. А миленький кругленький помпон выглядит так, будто им еще в советские годы вволю полакомилась моль.

– Эх, спасибо тебе, Даниил… Я же всю жизнь мечтала побродить по лесу под дождем в костюме чудовища… – бурчу себе под нос, принимаясь натягивать на себя все это богатство. Делать-то нечего. В своем прикиде я действительно далеко не уйду.

Приходит мысль – а что если мне вообще с ними не ходить? Посижу здесь, в сторожке, подожду, пока вернутся. Но представляю себе, как буду сидеть тут среди леса совсем одна, и становится жутко. Вдруг медведь в дом вломится, мало ли? Я слышала, бывали такие случаи. Нет уж, лучше с ними пойду.

Переодевшись, чувствую себя примерно как Филипок из одноименного рассказа Льва Николаевича Толстого.

Выхожу из кладовки и сразу попадаю под пристальный взгляд Даниила. А этот гад начинает бессовестно ржать надо мной. Еще бы. Зеркала тут нет, но я и без него прекрасно себе представляю, как шикарно сейчас выгляжу. Одни сапоги чего стоят. Они такие огромные, что ими можно убивать. Но на удивление не тяжелые. И благодаря шерстяным носкам практически не сваливаются с ног.

– Чего смешного-то? – обиженно бурчу я, засовывая руки в карманы своей исполинской брезентовой куртки.

– Ничего. – Даниил подходит ко мне вплотную, с широкой ухмылкой дергает за помпон на шапке и смотрит в глаза. – Просто ты такая забавная в этой одежде.

– Ну да. Зато ты теперь на моем фоне – икона стиля.

Даниил на это ничего не отвечает. Просто обхватывает рукой мой затылок и накрывает губы поцелуем. От которого в животе начинают порхать бабочки и мгновенно подгибаются колени.

– Кхм-кхм, – раздается недовольное покашливание сбоку.

Даниил отрывается от моих губ, и мы оба с неохотой переключаем внимание на Федора Михайловича, стоящего возле нас.

– Идемте уже, голубки, – недовольно бурчит он. – Потом лобызаться будете.

* * *

Мы бродим по лесу уже больше часа, и все это время я искренне ненавижу Даниила, а вместе с ним и весь белый свет. Я вспотела, устала, ноги еле передвигаются в огромных неудобных сапогах. Поясница страшно ноет. Противный ветер нещадно бросает в лицо мелкий колючий дождь. Но даже когда он ненадолго прекращается – меня уже ничего не радует. Мечтаю только об одном – чтобы эта пытка скорее прекратилась.

Зато моим спутникам хоть бы хны, прут и прут себе куда-то. И вообще на меня внимания не обращают, даже не оборачиваются! А если я отстану? А если заблужусь в лесу? Хотя, возможно, они и слышат, что я иду следом, по моему громкому пыхтению.

Лишь изредка, когда Федор Михайлович смотрит в бинокль, Даниил оборачивается и подмигивает мне. Я натянуто улыбаюсь ему в ответ. Разговаривать или как-то иначе шуметь нельзя – об этом меня предупредили заранее.

Фиг я еще хоть раз на подобное подпишусь.

Но самое страшное начинается, когда деревья перед нами расступаются и открывается вид на просторную поляну. Мои мучители находят то, что искали. Точнее, кого.

Небольшая стая грациозных животных с тонкими ногами и небольшими рожками пасется у наполовину голых кустов. Довольно далеко от нас, но у меня отличное зрение, и я могу хорошо разглядеть их в мельчайших деталях. Точно не знаю, кто это такие – козлики, лани, может быть, косули – не разбираюсь. Но мое сердце замирает, когда Даниил вскидывает ружье и начинает целиться в этих небесных созданий.

Паника поднимается откуда-то изнутри и вмиг овладевает мной.

– Нет! – громко воплю я, расширив глаза от ужаса.

Животные мгновенно вскидывают головы, замечают нашу троицу и срываются с места.

Но Даниил не прекращает целиться. Ведет дулом вслед за ними, и раздается громкий выстрел.

Мое сердце почти не бьется до тех пор, пока я не понимаю, что он промахнулся. Все животные целы, продолжают быстро бежать и вот-вот должны уже скрыться среди деревьев… Но Даниил начинает целиться снова.

– Нет! – ору я и бросаюсь в его сторону.

Обеими руками хватаюсь за ствол ружья, повисаю на нем, чтобы не допустить еще одного выстрела в удирающих животных.

Мой друг из тиндера наконец переключает внимание на меня. Рывком отнимает оружие из моих цепких пальцев, недовольно сводит брови. Я даже немного робею под его строгим взглядом. А за нашими спинами раздается хриплый смех Федора Михайловича.

– Ну и что ты наделала? – сердито спрашивает у меня Даниил, буквально прожигая своими карими глазами.

– Спасла зверей, – вздергиваю я подбородок, пытаясь изобразить некий вызов, хотя у самой поджилки трясутся.

– Так ты для этого, что ли, согласилась со мной поехать? – возмущенно вскидывает брови он. – Чтобы мою добычу от меня спасать?

– Я же не думала, что ты этих лапочек убивать собирался!

Он изумленно качает головой.

– А на кого, ты думала, я буду охотиться?

– Да откуда я знаю! Я вообще об этом не думала!

– А потому что я всегда говорю – бабе на охоте не место, – назидательным тоном вставляет свои пять копеек Федор Михайлович.

Вот теперь я начинаю злиться по-настоящему. Резко разворачиваюсь к нему.

– Знаете что! – выпаливаю я, захлебываясь от возмущения. – Это называется сексизм, между прочим! Дискриминация по половому признаку!

Он в ответ только морщит лоб, словно не понял ни слова из того, что я сказала. А я хватаюсь за голову обеими руками и поворачиваюсь обратно к Даниилу.

– Офигеть, на какое чудесное свидание ты меня пригласил! Спасибо тебе огромное! Знала бы – сразу тебя в черный список закинула!

Под мою пламенную речь Даниил как-то очень быстро теряет весь свой суровый вид. Уголки его губ снисходительно расходятся в стороны, и выглядит это так, будто парень едва сдерживается, чтобы не заржать.

А меня от этого только еще больше бомбит.

– Что смешного я сказала?! Что ты лыбишься?!

Один смешок все-таки срывается с его губ.

– Хомячок в ярости, – с улыбкой комментирует Даниил, обращаясь к Федору Михайловичу. Который тут же снова начинает хрипло хохотать.

Я с минуту обескуражено смотрю на них. Это я-то хомячок? Да у меня весы максимум пятьдесят килограмм показывают, когда я на них стою! Ну да, во всей этой одежде я, должно быть, выгляжу объемно. Но можно подумать, я сама, по своей воле так нарядилась!

Психую окончательно, разворачиваюсь и шагаю прочь от этих двоих по направлению к лесу.

– Ну и куда ты пошла? – доносится мне в спину насмешливый голос Даниила.

– Куда надо! – злобно выкрикиваю я, не останавливаясь.

– Хомячок, там трясина может быть!

– Отвали!

Злость так и бурлит внутри. Хотя после упоминания о трясине пыла у меня заметно поубавилось. Действительно, ну вот куда я пошла? Дура. Еще только в болото не хватало угодить для полного счастья!

Но из чистого упрямства я продолжаю шагать вперед, не сбавляя скорости. Остановиться, а уж тем более вернуться назад – не позволяет гордость.

От быстрой ходьбы вспотел уже, кажется, даже затылок. Выбившиеся из-под шапки пряди волос прилипают к лицу, лезут в глаза и рот. А в голове так и бьется – ну вот куда я иду? Даже если не угожу в болото, как собираюсь выбираться из леса в одиночку? Я и в городе-то слабо на местности ориентируюсь!

Когда злость окончательно уступает место страху, я останавливаюсь. Медленно разворачиваюсь, надеясь, что эти двое еще не ушли в другую сторону и не скрылись из вида. Но к великому облегчению обнаруживаю, что Федор Михайлович все еще стоит на прежнем месте, опираясь руками на ружье. А Даниил идет вслед за мной.

Ну хоть не бросил, и на том спасибо. Обреченно шагаю к нему навстречу.

– Ну что, остыла? – с усмешкой интересуется Даниил, когда мы подходим друг к другу достаточно близко.

– Я хочу домой, – обиженно бурчу я.

Хоть это и не совсем правда. Домой я не хочу. Но и здесь находиться – тоже.

Даниил обнимает меня за плечи одной рукой и ведет обратно, туда, где остался Федор Михайлович.

– Ладно, охота на сегодня окончена. Вернемся в сторожку, пожарим шашлыки. Ты не против, хомячок?

Шашлыки? Было бы неплохо. Картошка фри из «Берлоги» уже давно переварилась в моем желудке, и при упоминании об аппетитной еде он тут же жалобно сжался.

Тем не менее, выказать свою заинтересованность в еде сейчас мне кажется ниже моего достоинства.

– Мне больше нравилось, когда ты называл меня Белоснежкой, – сдержанно отвечаю я.

– А мне больше нравится Ляля. У тебя офигенное имя.

Изо всех сил сопротивляюсь, но предательская улыбка все же трогает мои губы.

– Тогда называй Лялей. Не надо никаких хомячков, – скашиваю я на него взгляд, пряча улыбку и стараясь выглядеть строгой.

Но Даниил, похоже, уже раскусил меня.

– Хорошо, – нагло ухмыляется он. – Так ты не против, Ляля?

Смотрю на него. На ухмылку эту его. Наглую. Но до неприличия просто очаровательную. В глаза его. Карие. Проницательные. И понимаю, что не могу больше на него злиться. Хоть убей.

Отрицательно качаю головой. И за что только угораздило меня связаться с этим любителем охоты?

– Не против, – отвечаю я со вздохом.

* * *

Когда мы возвращаемся в сторожку, все, о чем я мечтаю – это прилечь. Куда угодно, хоть на пол, лишь бы наконец оказаться в горизонтальной плоскости и расслабить мышцы.

Даниил усаживает меня на скамейку и начинает раздевать, словно ребенка. Заботливо стягивает с плеч безразмерную куртку, стаскивает с ног сапоги и любезно провожает в маленькую спаленку.

– Приляг, отдохни пока. Я позову, когда мясо пожарится.

От благодарности за такую заботу я готова его расцеловать. Но сил нет, даже чтобы просто сказать «спасибо».

Он уходит, оставляя меня одну, и в домике воцаряется тишина. Я устало опускаюсь на стоящую у стены кровать, застеленную старым выцветшим покрывалом. Небольшую и с виду неказистую, будто бы Федор Михайлович сам сколотил её из досок. Которые тоже вытесал сам – такими неровными они мне кажутся. Но даже если мои догадки верны, сейчас это не имеет никакого значения. Главное, что мое тело наконец-то может расслабиться и отдохнуть.

За окном становится все темнее, и меня неумолимо тянет в сон. Я страшно устала. Даже есть уже не хочется. Лишь бы только закрыть глаза и уснуть.

Не могу и не хочу с этим бороться. В какой-то момент все-таки засыпаю. Кажется, будто совсем ненадолго, всего на пару минут… И меня снова будит ласковое прикосновение к лицу.

С неохотой открываю глаза.

В комнатке уже совсем темно, но я могу разглядеть знакомый мужской силуэт. На кровати возле меня сидит Даниил в своем свитере. Вижу, как блестят в темноте глаза моего друга из тиндера. Наверняка он тоже заметил, что я проснулась, но молчит. Не произносит ни звука. Ласково проводит костяшками пальцев по моей щеке. Медленно. Вверх и вниз. И мне вмиг вдруг становится очень жарко. Низ живота наполняется волнующей тяжестью. Слишком интимная обстановка вокруг нас двоих.

До моего слуха по-прежнему не доносится ни звука. Может, Федор Михайлович ушел куда-то или вообще уехал? И мы остались здесь только вдвоем?

Даниил, словно угадав или почувствовав мои мысли, наклоняется ко мне, а потом и вовсе ложится сверху, накрывая меня своим телом.

Боже…

К счастью, мы оба в одежде, но даже несмотря на это, от происходящего мне слишком горячо. Я буквально замираю под ним и забываю как дышать. Кожа горит. Спина покрывается мурашками.

– Что ты делаешь? – на выдохе шепчу я.

– Бужу тебя, – так же шепотом заявляет он.

Цепляясь пальцами за ворот моей водолазки, Даниил тянет её вниз и вдруг целует в шею. Влажно, порочно. Отчего все мое тело простреливает, будто электрическим разрядом. Острым, резким, но очень приятным. Настолько приятным, что колени дрожат и пальцы ног сами собой поджимаются в носках.

Он тянет ворот моей водолазки еще ниже, слышится жалобный треск ткани. Но я даже не придаю значения тому факту, что одна из моих любимых и недешевых вещей сейчас может пострадать. Потому что Даниил целует снова, на этот раз в ключицу. Скользит по ней языком, заставляя пропустить сквозь тело новую сокрушительную волну трепета и шумно выпустить носом воздух.

Настойчивые мужские губы ловят мочку уха, медленно втягивают в себя, и все волоски на задней поверхности моей шеи встают дыбом. А наглые руки Даниила тем временем перемещаются вниз, пытаются высвободить край моей водолазки, заправленной в брюки.

Все тело горит, я возбуждена до предела. Боюсь и одновременно жажду его еще более интимных прикосновений.

И вместе с тем я растеряна. Понимаю, что нельзя так. Мы всего два дня знакомы. По сути, это наше первое свидание, да и то весьма странное. Я же порядочная девушка. Да и парни так устроены – они не ценят то, что достается им слишком легко.

Одному богу известно, чего мне стоит взять себя в руки. Упираюсь ладонью в его твердую, как камень, грудь и тихо выдыхаю:

– Стой…

– Что такое? – интересуется он лениво-сексуальным шепотом, уткнувшись носом в мой висок.