Сычёв включает фонарик на телефоне и плотно прикрывает за нами дверь. Всё ещё крепко сжимая мою руку.
Моё сердце колотится так, будто вот-вот выскочит из груди. Но я почему-то не предпринимаю попыток сбежать. Передумать. Будто меня зачаровали. Отняли волю и рассудок. И инстинкт самосохранения до кучи.
Рука об руку мы с Серёжей спускаемся по бетонным ступеням внутри узкого коридорчика и вскоре оказываемся в огромном подвальном помещении с необычными для такого места высоченными потолками.
– Ого… – выдыхаю я от изумления.
– Круто, да?
– Да…
– Осторожно. Под ногами сырая земля, иди только по дощечке. А то можно по щиколотку туда провалиться.
Иду, как сказано, по дощечкам. Сычёв всё ещё крепко держит меня за руку, а я озираюсь по сторонам, жадно разглядывая пространство, куда попадает свет от фонарика. Удивительное место.
Вокруг нас разный хлам, настолько древний, будто я попала в заброшенный музей. И эти высоченные своды, потолки… Не школьный подвал, а кремлёвское подземелье какое-то!
Но чем дальше вглубь этого подземелья мы с Сычевым продвигаемся, тем сильнее меня накрывает безотчётная паника.
Зачем я пошла сюда с ним? Это же чистое самоубийство. Я что, авантюристка какая-то? Играю с огнем, щекочу себе нервы. И даже страхом, что Сычёв распространит по школе мои фотографии, не могу себя оправдать. Потому что мной не это двигало, когда шагала в черноту, держась за руку Сергея. Я ведь хотела остаться с ним наедине. Снова оказаться в его власти.
Хорошо, что об этом никогда никто не узнает, потому что я сгорю от стыда. Мне даже самой себе признаться в этом стыдно. В груди печет, и щеки невозможно горят.
– Всё, здесь уже можешь спокойно ходить, твёрдая земля. А дальше тоннель и бомбоубежище.
– Ого…
Под ногами теперь действительно чувствуется что-то надёжное. Кажется, бетон.
Сычёв дергает за небольшой рычажок на стене, и над сводом у входа в бомбоубежище загорается тусклая лампочка Ильича. Её света хватает лишь на маленький участок пространства вокруг нас, но блики рассеиваются по всему необъятному помещению подвала, усиливая впечатления от его архаичности.
Сычёв гасит фонарик на телефоне и разворачивает меня к себе лицом. Молча притягивает за талию, я не сопротивляюсь. Только сердце в груди снова разгоняется от нуля до ста за одну секунду.
Сергей осторожно кладёт ладонь на мой затылок и целует в губы.
Я ждала этого поцелуя, хотела его. Я сумасшедшая. Но если бы кто-то испытал то, что испытывала я от прикосновений этих губ, он бы понял меня. Любой бы сошёл с ума на моём месте. Потому что это слишком волнительно и прекрасно.
Моё тело как камертон настроено целиком и полностью на этого парня и выбивает лишь одну ноту. Оно хочет близости с ним, его рук, его губ, его грубого натиска, будто нет ничего более желанного в мире.
Где-то на задворках сознания бьется назойливая мысль о том, что я сейчас совершаю большую ошибку. Ведь я учитель, а он – мой ученик. Мы в школе, так нельзя. У меня есть жених. А Сычев – хам и шантажист. Пошлый, неуправляемый, циничный. И это лишь те из его прегрешений, о которых я знаю.
Но я зажмуриваюсь и гоню, гоню свои мысли как можно дальше. Я подумаю обо всём этом потом. Позже. Сейчас мне слишком хорошо. Сейчас не существует остального мира. Мы одни где-то под землёй. Нам хорошо, настолько, что хочется остановить время. Чтобы текущий момент длился как можно дольше. А я продолжала испытывать эти потрясающие эмоции. Это волшебное состояние души и тела.
Осмелев окончательно, я обнимаю Серёжу за шею, провожу пальцами по мягкому ежику его коротких волос на затылке. Он отрывается на мгновение от моих губ, смотрит пьяно в глаза. И приникает снова. На этот раз жестче, резче, сжимает меня в своих руках с какой-то остервенелой жадностью. Забирается пятернёй под водолазку, накрывает грудь поверх бюстгальтера, другой рукой сжимает волосы у затылка и толкается языком глубже в мой рот, доставая практически до горла. Меня пронзает горячим спазмом насквозь, наполняя низ живота острым возбуждением. Из горла вырывается глухой стон. Ноги подкашиваются. Это всё… слишком. Я даже пугаюсь той силы, с которой моё тело реагирует на действия этого парня. А Сергей тем временем поддевает нижний край бюстгальтера, ловко забираясь под него рукой, и чувственно сжимает обнаженную грудь.
Низ живота простреливает очередным ярким спазмом. Между ног становится влажно, и всё пульсирует. Я чувствую, как мой сосок, сжавшийся в маленький твёрдый камешек, упирается в шершавую мужскую ладонь.
Это слишком. Это всё чересчур слишком…
– Серёжа, Серёжа, подожди… – шепчу я, в панике отворачиваясь от его жарких поцелуев. Вырываясь из стальных объятий. – Перестань, не надо. Перестань, пожалуйста!
Но Сычев не слышит меня. Он целует мою шею. Всё, до чего дотягиваются его губы. Щекочет дыханием, вызывая табуны мурашек, заставляя задыхаться, сходить с ума от зашкаливающих эмоций.
Я не могу это выносить. Это слишком. Мне страшно. Страшно, что сейчас произойдёт непоправимое. А я не смогу ничего остановить. Я должна попытаться оттолкнуть Сычева. Жёстко оттолкнуть. Но не могу. Он ведь изранен весь. Вдруг я сделаю ему больно?
Поэтому я лишь как заведённая твержу:
– Прекрати, прекрати… Прекрати…
Серёжа меня не слышит. Снова сжимает волосы на затылке, посылая сквозь тело горячую волну, закрывает поцелуем рот. Тискает мою грудь под бюстгальтером. Грубо, на грани боли. Сдавливает двумя пальцами каменный сосок, заставляя вновь громко застонать.
Мне одновременно и плохо, и хорошо, эмоции настолько сильны, что хочется плакать.
Сычев рывком разворачивает меня к себе спиной, обхватывает поперек живота рукой, впечатывая в своё тело. Сжимает другой ладонью шею, впиваясь пальцами в челюсть, накреняя мою голову в сторону. Пошло целует в висок. Оставляя влажный след языком на коже. Плотно прижимается бедрами сзади, я чувствую мужское желание. Никогда ничего подобного не было в моей жизни. Но я сразу соображаю, что к чему. Осознание обжигает изнутри очередной сумасшедшей волной жара. Чувствую, как горячие слезы подступают к глазам. Это всё слишком. Я не готова. Не здесь, не сейчас, не так!
Огромная мужская ладонь ложится на бедро выше колена, начинает медленно и неотвратимо скользить под юбку. Дыхание перехватывает. Сейчас всё произойдёт. Еще секунда-другая бездействия, и тебя поимеют, Таня. Лишат девственности в этом эпичном грязном подвале.
И я всё-таки начинаю вырываться. По-настоящему.
– Прекрати, я сказала, – цежу сквозь зубы. И выкрикиваю изо всех сил: – Отпусти!
Мой голос эхом проносится под тёмными сводами.
– Тихо, тихо, – цедит Сычев в ответ, сильнее сдавливая меня в своих тисках.
– Ты ведь обещал, что мы будем общаться как друзья! – в отчаянии всхлипываю я.
– Мы по-дружески. Потрахаемся. Я тебе обещаю.
– Не-е-ет! Друзья так не поступают!
– А мы будем очень близкие друзья…
Его рука снова нагло и бесцеремонно забирается мне под юбку. Касается промежности сквозь тонкую прослойку ткани из колготок и трусиков. Не знаю, чувствует ли он, как там влажно. Мне кажется, всё уже пропиталось насквозь. От этого пронзает стыдом.
– Отпусти, козёл! – Я изворачиваюсь и намеренно бью Сергея кулаком в травмированное плечо.
Сычев шипит от боли, но из рук меня не выпускает. Наоборот, скручивает так, что больше не могу пошевелиться.
– Сучка, – зло цедит мне в ухо.
У меня будто что-то ломается внутри. Не могу больше сопротивляться физически. Силы слишком неравны. Это как бороться с ветряной мельницей.
Слёзы катятся по щекам.
– Не надо, я тебя прошу, умоляю, отпусти… Я не хочу так, понимаешь ты или нет?!
Он ни черта не понимает. Продолжает держать меня в стальной хватке, тяжело дыша в затылок.
– А как ты хочешь, скажи? Как тебе нравится?
– Никак не нравится, у меня этого не было никогда!
– Серьёзно? Ты девственница? – Теперь его голос звучит обескуражено.
Неужели это так удивительно? В двадцать один быть девственницей. Почти то же самое, что старой девой?
– Да! – громко выкрикиваю я.
Кажется, стены содрогнулись от прокатившегося по подвалу эха.
– А чё твой этот зануда на мерине? Он реально пи*ор, что ли? Или импотент? Что с ним не так?
– С ним всё нормально, просто он ждал, когда я буду готова! И мы решили, что лучше это сделать после свадьбы! – гневно выпаливаю я, срываясь на всхлипы.
Сычев наконец ослабляет хватку. Разворачивает меня к себе лицом, растерянно смотрит в глаза, удерживая за плечи. Я наклоняю голову, прячу от него взгляд, прячу непрошеные слёзы. Чувствую себя жалкой, униженной, сломленной.
О проекте
О подписке