– Наедине, – посмотрела в глаза детективу, произнося первое слово со времени моей смерти.

– Боюсь это невозможно, – отлепилась от стены Роуз, приближаясь к нам.

– Только наедине, – повторила своё условие, не сводя взгляда с почти черных глаз копа.

Несколько секунд Рамирес обдумывал мои слова, взвешивая все «за» и «против».

– Доктор Холл, я не задержу надолго вашу пациентку, – повернулся к девушке, смущенно улыбаясь.

– Ей сейчас нельзя нервничать. Только несколько вопросов. Не больше! – приблизилась к нему Роуз.

– Обещаю. Несколько вопросов.

Доктор Холл моментально покинула комнату, прикрывая за собой дверь. На этот раз её походка изменилась. Превратившись из мягкой, кошачьей, в твердую солдатскую поступь, выбивающую каблуками четкий ритм. Как только она покинула палату, я почувствовала облегчение. Мне не нравилась эта девушка, и требовалось узнать почему.

– Вы помните, что с вами произошло? – сразу же приступил к допросу детектив.

– Да, – воспоминания бурным потоком картинок пронеслись перед глазами. Я посмотрела на противоположную стену, выискивая тёмные пятна на белом.

– В вас стреляли?

– Да, – более развернуто отвечать на его вопросы я не видела необходимости.

– Вы знаете тех, кто в вас стрелял?

– Нет, – во рту пересохло. Я провела языком по губам, смачивая их.

– Вы уверены в этом?

– Да, – шумно сглотнула, вспоминая лица каждого из расстреливающих нас.

– Вам знаком Диего Альварадо?

Снова при звуке его имени сердце пустилось галопом, разрывая грудь от невыносимой муки. Сжала кулаки до боли, напоминая себе о всех пытках, устроенных им.

– Вам знаком Диего Альварадо? – повторил вопрос Рамирес.

– Да, – тихо ответила, борясь со слезами, начинающими жечь глаза.

– Он причастен к вашему расстрелу? – спросил детектив, чётко выделяя каждое слово.

Черное дуло, смотрящее прямо на меня, прощающееся громким выстрелом и пронзительной болью, Майкл, горящий как факел, вонючий гадюшник, в котором я танцевала…Каждое событие, связанное с Диего, оставило во мне нарывающие раны. Стоило лишь услышать его имя, и образовавшаяся на них корка прорвалась, выпуская наружу гной вперемешку с кровью. Я хотела, чтобы Ангел прошел через все возможные круги ада на земле, но, чтобы убедиться в справедливости его наказания, чистилище ему должна буду устроить я сама, упиваясь его муками так же, как он наслаждался моими.

– Нет, – подняла глаза к лицу детектива.

Рамиресу потребовалось некоторое время для принятия моего ответа. Казалось, он был уверен в обратном, а я обнулила всю известную для него систему.

– Что ж, хорошо…, – протянул он, записывая показания в блокнот.

– Как вы себя чувствуете? – прокашлялся детектив, меняя тему. – Надеюсь, последние события никак не отразятся на здоровье вашего ребенка…

Сердце перестало биться в груди, сжавшись в камень. Холод и паника быстро завладели телом. Опора ушла из-под меня, оставляя безвольно болтаться в воздухе. Комната завращалась бешеной каруселью, затягивая воронкой в самую бездну.

– Вам пора, детектив, – услышала голос Роуз, перед тем как погрузиться в беспамятство.

Глава 3

Дружба, какое ёмкое и в то же время пустое слово. Произношу его вновь и вновь, пробуя на вкус каждую букву, протягивая и распевая. Ничего. Бессмысленный набор букв. Как может слово, значение которого заключало в себе весь мир, обесцениться до нуля? Какой смысл быть другом того, для кого хочется стать целой вселенной? Выполнять функцию советчика, компаньона, мягкой удобной жилетки, зная, что это тот максимум, выше которого никогда не дотянуться. Если бы двадцать лет назад мне сказали о том, что дружба может стать проклятьем, я могла бы назвать говорившего ненормальным. Как стремительно меняются наши взгляды на жизнь и её аспекты. Достаточно было встретить Его, чтобы жизнь поменяла ориентиры.

Я всегда гордилась своим происхождением. С самого рождения несла национальную принадлежность с высоко поднятой головой. Несмотря на бедность нашего квартала, в душе я чувствовала себя гораздо богаче всех тех грингос, что тыкали своими деньгами нам в лицо. Они красовались на дорогих тачках и жили в огромных домах с бассейнами, размером больше нашего квартала. И, тем не менее, казались лишенными самого важного. Надежность и преданность – это то, о чем белые могут только мечтать. Но здесь, в мексиканском районе, несмотря на нищету, малообразованность и перестрелки, мы гораздо счастливее снобов, чей смысл жизни – пускать пыль в глаза.

Верить в величие своей нации, вопреки стереотипам, предрассудкам и чьим-либо доводам, – одновременно благословенье и проклятье. В первом случае, ты никогда не потеряешь веру в себя и свой народ. Во втором, твоя вера может ослепить, превратив в упрямца, не видящего слабых сторон. Я стала свидетелем множества примеров, когда окружающие люди действовали против своих интересов, руководствуясь слепой гордыней. В юности все мы с ног до головы напичканы принципами, твёрдо следуя им. Проходят годы, под гнетом всеобщего стремления к наживе, абсолютной безнравственности и жестокости от прежней бравады и упёртости остаётся лишь призрачная тень. Сложно жить в мире, где собственное благополучие дороже убеждений и веры. Так произошло и со мной. С годами я перестала быть настолько категоричной и начала принимать жизнь такой, какая она есть, не стремясь изменить мир.

Детство, проведенное в автомастерской, где перебирала двигатели вместе с отцом, до сих пор остается самым светлым временем жизни. Беззаботные игры среди сверстников, праздники, на которых присутствовали все соседи – всё это неотъемлемая часть моего счастливого взросления. Всегда находилась в окружении мексиканцев, неприязнь к белым укреплялась изо дня в день, превращаясь в патологическую ненависть. Любой гринго, оказавшийся на мексиканской территории, моментально изгонялся из наших мест. Таких смельчаков было совсем немного, не считая зарвавшихся копов, возомнивших себя превосходящей нас всех кастой. Как же я мечтала показать этим ничтожествам их место.

Наблюдая за отцом, изо дня в день выполняющим тяжелую работу, при этом каждым своим поступком демонстрирующим безумную любовь к маме и нам с сестрой, за его братьями, излучающими мужественность и силу в каждом движении и слове, считала мексиканцев эталоном мужественности. На их фоне белые смотрелись блеклым пятном. Они казались слабыми, малодушными, абсолютно не привлекательными и совершенно лишенными мужской искры, которой обладают мексиканцы. Их чрезмерное самолюбование и трусость вызывали лишь отвращение. Со временем моё отношение к белым не изменилось. Ко всем, кроме Него…

Нам было по тринадцать, когда на заднем дворе школы я впервые увидела гринго в окружении мексиканцев. Он чувствовал себя свободно, будто не являлся чужаком, случайно забредшим на вражескую территорию. Его бросающаяся в глаза уверенность раздражала. Этот мерзавец возомнил себя хозяином там, где ему совсем не место. Как сейчас помню охватившую меня злость, вызванную лишь взглядом на него. Но хуже всего казалось то, что никто из окружавших его мексиканцев, похоже, не разделяли моих эмоций. Они смеялись над его шутками, как если бы он был одним из нас. Не наблюдалось никакой агрессии со стороны ребят, абсолютное принятие. Гнев, взывающий к уничтожению наглеца, распирал изнутри от мнимого предательства, превращая белого парня в главного врага.

Самое ужасное последовало позже. На уроке математики этот самонадеянный гринго оказался за соседней партой. Я чувствовала себя грязной от пальцев ног до кончиков волос лишь от того, что находилась рядом с ним. Омерзение, с которым я приходила на математику, не могло сравниться ни с чем. Даже слизни вызывали больше приятных эмоций, чем он. Так продолжалось какое-то время. Я всё чаще замечала его среди наших ребят и непроизвольно наблюдала за ним издалека. Постепенно белый мальчик открывался для меня с неожиданных сторон. Впервые услышав, как он свободно разговаривает на испанском, замерла, будто получив доказательства существования Санты. Этот факт сразу же сделал этого гринго чуть более приятным в моих глазах и заставил присмотреться к нему. Он не был похож на высокомерных белых детей, задирающих нос, завидев одного из наших и игнорирующих в школе. Злость и решимость в глазах парня не сочеталась с ангельской внешностью. Каждое движение получалось резким. Всегда напряженные скулы, будто каждое мгновение он ожидал нападения. Я не понимала, почему этот мальчик такой сосредоточенный. Интерес к нему возрастал с каждым днем, размывая созданные обществом грани. Не помню, что натолкнуло первой завести с ним разговор, забыв о своей ненависти к белым. Но после этого шага с каждым днём наши диалоги становились всё глубже, а интерес к чужаку всё больше. Мне не пришлось долго узнавать, кто он и откуда. Практически все ребята из нашего квартала знали его старшего брата, о котором шептались даже взрослые. Время шло, а моя привязанность к этому озлобленному парню становилась все крепче. Он уже не был таким напряженным как прежде. Диего словно выдыхал в моём присутствии, его черты смягчались, на лице всё чаще появлялась улыбка. Тепло и надежность, сопровождающие его близость, тянули меня к нему. Незаметно мы практически перестали расставаться, несмотря на все протесты его амигос. Я могла бесконечно смотреть на Диего, когда он думал во время занятий, молча злился, дрался или когда дарил такие редкие для него улыбки. Больше ничего и не требовалось для счастья. Я просто хотела быть рядом с ним.

С каждым новым днём он раскрывался с новых сторон. Меня поражала настойчивость, с которой он умел добиваться своего. Диего всегда считал, что нет недостижимых целей. Есть только очень запутанные пути. И шел к желаемому, невзирая на препятствия.

Девушки всегда любили Диего. Стоило ему появиться в помещении, как все внимание переключалось на него. Он как магнит притягивал к себе противоположный пол, не делая при этом совершенно ничего. Оставаясь угрюмым и немногословным с посторонними, Ангел был для многих загадкой. Никто не задумывался над тем, что творилось у него внутри. Окружающих привлекала его внешность и сила, чувствовавшаяся в каждом жесте и взгляде. Девушки готовы были на все, лишь бы обратить на себя внимание красивого блондина. Всем хотелось диковинного и популярного парня. Словно мухи, чики жужжали вокруг него, жадно впиваясь в Ангела липкими лапками. Эти дурочки старались привлечь его внимание развязным поведением и вседозволенностью. Будучи ещё подростком, Диего всегда брал всё то, что хотел, и моментально забывал об использованном материале. Я жалела глупышек, страдающих от неразделенных чувств к моему лучшему другу, тщетно пытающихся завязать с ним какие-то продолжительные отношения, и в то же время меня выворачивало от отвращения к ним. Я не понимала, как можно так не уважать себя, чтобы предлагать тело человеку, который мог даже не знать твоего имени. Сборище идиоток. В жизни Ангела находилось место только для одной женщины, и делить его с кем-то не входило в мои планы. Я знала все его мечты, планы и тревоги. Считала за счастье занимать особое место в его жизни. Мы делали практически все вместе, с гордостью называя друг друга лучшими друзьями.

Не могу сказать точно, в какой момент поняла, что смотрю на Диего не просто как на родную душу. Я не могла оторвать глаз от капризного изгиба его губ, которые не терпелось попробовать на вкус. Сходила с ума от небесно-голубых глаз, самых красивых и прозрачных, что мне доводилось видеть. Восхищалась тем, как перекатывались его мышцы, когда он работал в автомастерской или участвовал в драках. Гордилась каждым его успехом, превознося его мысленно над всеми. В один день поймала себя на том, что отвожу глаза в сторону, когда Диего перехватывает мой взгляд. Нам было по пятнадцать, когда он перестал быть лучшим другом, а стал человеком, заполнившим сердце, мысли и душу.

Каждый раз, находясь рядом с Ангелом, я умирала от счастья видеть его, вдыхать пьянящий запах тела, слышать голос и в то же время гибла от отчаяния. Видеть, как пляшут искры в его глазах, когда он смотрит на других девушек, обнимает этих пустышек, нашептывая что-то на ухо, и уходит в заднюю комнату мастерской – все это походило на пытку. Никогда он не смотрел на меня тем же дьявольским взглядом, от которого бросало в жар, а лицо заливала краска. Пусть никто из них не задерживался рядом, но перейти черту и стать для него больше, чем просто другом, я не решалась. Сама мысль о возможности оттолкнуть Диего своими чувствами и потерять из своей жизни, парализовала, не давая совершить неверного шага.

Годы в университете превратились в настоящий ад. Оказавшись в другом месте и в окружении новых людей, я практически потеряла его. Редкие звонки и еще более редкие встречи оставляли горький осадок и кровоточащее сердце, не желающее освобождать место для кого-то другого. В попытках избавиться от мыслей о Диего снова и снова встречалась с парнями, не стоящими его мизинца. Новости о свадьбе Ангела выбили почву из-под ног. Пылающий в груди огонь надежды безжалостно окатили из брандспойта, не оставляя и малейшего шанса на существование. Я чувствовала себя преданной. Знаю, что глупо с моей стороны ждать перемен, но факт появления другой женщины в жизни Диего означал потерю особенного места, занимаемого мной долгие годы. Недели в барах с незнакомцами и постоянный алкогольный туман затягивали в пучину, из которой практически невозможно выкарабкаться наружу. Из забытья помогла выбраться автомастерская. Разбирая и собирая двигатели, я отключалась от реальности, полностью сосредотачиваясь на процессе.

День свадьбы – стал первым важным днем в жизни Диего, когда рядом с ним стояла другая… На лице этой самодовольной сучки жирным шрифтом светилось слово – тварь. Всё в ней казалось фальшивым, начиная от улыбки и заканчивая клятвой в вечной любви. Впервые не понимала, почему Ангел не видит её сущности. Мне оставалось только ждать, когда он наиграется и поймет, кто она на самом деле. Но чёрт, как же невыносимо больно оказалось наблюдать за тем, с какой нежностью он смотрит на женщину, названную женой. Сердце в груди практически не стучало, разрываясь от боли, заставляя корчиться от отчаяния. Я ненавидела эту сучку всей душой.

Всё изменилось в тот день, когда эта тварь променяла Диего, раздвинув ноги перед каким-то ублюдком. Мой сильный, несгибаемый мужчина оказался предан и сломлен женщиной, забравшей его сердце. Не знаю, сколько бы он переживал из-за неё, но несчастье с Луисом помогло ему правильно расставить приоритеты. Жесткий при посторонних, твёрдый и беспощадный ко всем, но прежде всего к себе, растоптал последнюю веру в людей. Диего сутками сидел у кровати брата, дожидаясь каких-либо перемен в его состоянии. Скандалы с врачами и долгие переговоры с бандой. Одиночество тяжким грузом свалилось на его плечи. Каждую свободную минуту он проводил с Сангре Мехикано, отыскивая виновных произошедшего. Ангел ни на секунду не позволял себе расслабиться, словно опасаясь поддаться панике, если остановится хотя бы на мгновение.

– Я знаю, кто это сделал, – спокойной сказал Диего.

Перевела взгляд от пикающих приборов, подключенных к лежащему на больничной койке Луису, на Ангела, стоящего ко мне спиной и смотрящего в окно. Костяшки его пальцев побелели от силы, с которой он сжал подоконник.

– Ты уверен? – мне не требовалось уточнять, что он имеет в виду. Я прекрасно понимала любое его слово.

– Да, – резко развернулся, устремив на меня наполненные ненавистью глаза. – Это он, Эстер! Это ОН! – сжал челюсти. Жевлаки заходили от переполнявшей его ярости.

– Что ты хочешь сделать? Ты же не собираешься наделать глупостей? – обошла кровать, вставая напротив и вглядываясь в напряженное лицо.

– Я убью этого ублюдка! – прошипел сквозь зубы. – И пусть буду вечно гореть в аду, но я убью его!

– Ты же понимаешь, что если тебя посадят, то некому будет заботиться о Луисе? – подошла к обездвиженному телу, поправляя постель Лу.

– Твою мать, Эстер! – в отчаянии провел рукой по волосам. – Я разрываюсь, понимаешь? Разрываюсь! – закричал Диего. – Снова молча проглотить то, что он сделал?! Не смогу об этом забыть, не смогу!

Ангел прошел к двери, снова зачесывая ладонью волосы назад, и вернулся к окну.

– Этот ублюдок не может в очередной раз остаться безнаказанным! – полез в карман за сигаретой. Кинул взгляд на лежащего брата, смял папиросу и выбросил в ведро.

– Я не предлагаю тебе забыть об этом! – посмотрела на Диего.– Тебе нужен план или ты хочешь лежать рядом с братом, в то время как этот мерзавец будет гулять и радоваться жизни?! – нахмурилась, представляя лицо подонка.

Диего закрыл рот руками, делая несколько глубоких вдохов и выдохов.

– Ты отомстишь ему, обязательно отомстишь, – подошла ближе. – Но нужно сделать так, чтобы ему самому не хотелось больше жить. А пока, давай решим, как можно помочь Лу.

– Мы вытащим его, – тихо проговорил Диего. – Вытащим.

– Обязательно вытащим, – обняла за шею, притянув к себе и положив голову друга на плечо, осторожно поглаживая по голове. – Обязательно, – шептала словно мантру.

В тот день Диего позволил боли завладеть им. Я не могла оставить его одного в такой жуткий час. Подливая ром в быстро пустеющий бокал, молча находилась рядом, став единственной, не требующей от него быть сильным. Ночью он наконец-то стал моим.

Мягкие требовательные губы, сминающие мои в жарком поцелуе, сильные руки, блуждающие по телу и оставляющие метки своей безудержной страсти, горячая кожа, сводящая с ума своей гладкостью и запахом, которым не могла надышаться. Диего вновь и вновь возносил меня на вершины удовольствия, а я дарила ему любовь и ласку, хранимые глубоко внутри на протяжении многих лет. В его объятиях моё тело ожило, отвечая на каждое прикосновение волной удовольствия. Я словно была создана для его ласк. Пусть Диего и не стал моим первым мужчиной, но он оказался первым, пробудившим мою чувственность. Лежа на его груди и слушая размеренное дыхание, я умирала от счастья, благодаря судьбу за весь кошмар, произошедший с ним и сблизивший нас. Снова и снова целовала его грудь, боясь даже не секунду закрыть глаза и обнаружить, что всё это лишь сладкий сон. Утро отрезвило не только Диего от рома, но и меня от напрасных иллюзий.

– Чёрт, Эстер! – поставил передо мной чашку кофе. – Прости меня, – сдвинул брови. – Я не знаю, как смог допустить подобное… Это была ошибка.

Сердце оборвалось. Хотела возразить, успокоить и рассказать, насколько счастлива, но его глаза, наполненные тоской и раскаянием, вернули меня на землю. Он действительно раскаивался в случившемся.

– Ты слишком дорога мне, чтобы я обращался с тобой как с дешевкой. Ты не заслуживаешь такого, – посмотрел прямо в глаза.

– Ты жалеешь?– прочистила горло, осмеливаясь спросить.

– Мьерда, Эстер, – нахмурился ещё сильнее. – Я поступил как ничтожество. Воспользовался твоей добротой…

– Не извиняйся, – перебила его, найдя силы слегка улыбнуться. – Всё по-прежнему.

Дрожащими руками поднесла кружку к губам, запивая комок слёз, застрявший в горле.

– Точно? – он внимательно следил за моим лицом.

– Да, – кивнула, поставив чашку. – Ничего не было.

С тех пор Диего никогда не повторял нашей ночи. Не важно, насколько пьяным или разбитым был, он всегда помнил о данном мне обещании. Я ненавидела себя за трусость. Стоило раз и навсегда прекратить собственные мучения, но я, словно обезумевшая, предпочла снова быть просто рядом, наблюдая за тем, как через постель любимого мужчины проходят новые и новые женщины. Я ненавидела каждую, на которую он обращал свое внимание. Стоило ему хотя бы улыбнуться девушке, я мысленно представляла, как её гладкая кожа гниёт под землей. Единственное, что служило успокоением- краткосрочность романов Диего.