Глава 15

– Лера открой дверь. – Мама стучала ко мне в комнату и звала меня уже на протяжении пяти минут, но я делала вид, что не слышу. Конечно, она понимала, что я здесь, я не сплю, и я все слышу, и если бы я даже спала, то все равно проснулась бы от такого грохота. Дверь слегка подергивалась от ударов, и это жутко действовало на нервы, потому что каждую секунду я думала, что дверь сейчас откроется. Почему здесь нет замков, черт возьми, и я должна подпирать дверь стулом, чтобы остаться наедине с собой, хоть раз в жизни. Я лежала, уткнувшись лицом в матрас, лежащий на кровати, и накрыв свою голову подушкой, при этом прижав ее, что есть сил, это хоть как-то заглушало крики мамы за дверью и ее сумасшедший стук.

– Дочка, ты издеваешься надо мной? Открой, пожалуйста, дверь, мы просто поговорим, и ты сможешь продолжить заниматься своими делами.

– Мам, уходи. – Простонала я, слегка вытащив голову из-под подушки.

– Я знаю, что произошло вчера на вечеринке. Я.Я просто хочу помочь тебе.

– Чем? Чем ты мне можешь помочь, мама?! – Прокричала я, резко высунув голову из-под убежища.

– Просто впусти меня, и все.

– Кто нажаловался тебе? Лиза? Денис? Или сразу оба?

– Нет. На самом деле, это Кирилл. Он рассказал мне, что обидел тебя. Поверь, милая, мы хотим, как лучше.

В этот момент я резко откинула подушку и подскочила с кровати, встав на пол, при этом нарочно рассмеявшись, дурацким истерическим смехом. В этот момент я услышала, как кто-то еще, подошел к двери, и я на секунду замерла, в ожидании чего-либо.

– Открой эту чертову дверь, Ермакова, пока я не вышиб ее. – От этого голоса, прозвучавшего с настойчивостью и ноткой злости, я содрогнулась.

– Кирилл! – Послышалось от мамы.

В эту секунду, я совершенно не знала, что делать, я не собиралась открывать дверь, теперь уж тем более, когда за ней стоит Романов.

– Мам, я не открою дверь, пока он там стоит.

– Почему ты такая упрямая? – В голосе Кирилла уже не слышалось злости, это было больше похоже на жалость или сочувствие, будто я душевнобольная, а Романов мой лечащий врач, который заставляет меня принять лекарства, но я отпираюсь. От этого я взбесилась еще больше. Я была практически на грани срыва, я хотела, чтобы они ушли, оставили меня в покое, хотя бы сегодня.

– А почему, ты такой козел?

– Ты думаешь, я не смогу открыть ее? – Сказал Кирилл и дверь дернулась, снова и снова.

Я стояла на одном месте, слегка содрогаясь от каждого удара.

– Мам, пожалуйста. – Простонала я. – Просто уйдите. Мы поговорим с тобой позже, я обещаю.

В ответ на это, я не заметила никакой реакции, Романов продолжал колотить в дверь, играя при этом, на моих нервах. Я сейчас абсолютно не хотела видеть этого человека. Да и чего он вообще хочет? Неужели, нет ни капли человеческого сострадания? Снова пришел издеваться?

– Да что ты за мать такая?! – Закричала я и, схватившись руками за голову, присела на пол. Я больше была не в силах бороться со своими эмоциями, которые накапливались на протяжении нескольких месяцев. Я прикрыла лицо руками, это хоть как-то помогало заглушить всхлипы, вырывающиеся из груди. В какой-то момент я заметила, что стуки прекратились, настала полная тишина, и я немного успокоилась. Резкими движениями руки, я вытерла слезы с лица и тихонько подошла к двери, чтобы послушать, что происходит и ушли ли мама с Кириллом.

– Лера? – Тихо послышалось за дверью, и я вздрогнула от неожиданности.

– Мам, я выйду сама, позже.

– Хорошо. Ты в порядке, милая?

– Да, в полном.

– Я знаю, что ты врешь, поговорим об позже, сейчас мне нужно уехать, на пару часов, забрать пальто из химчистки, а ты успокойся, мы не хотели тебя расстраивать. Я надеюсь, ты придешь в себя за это время.

– Хорошо, не волнуйся.

Когда мама ушла, я еще несколько секунд стояла у двери, прислушиваясь, но ничего не услышала, и все же убирать стул, подпиравший дверь, я не стала.

Черт. Вот почему все так? Раньше я бы, наверное, многое отдала, чтобы жить с Кириллом в одном доме, а сейчас его присутствие выводит меня из себя, а все потому что, я не могу расслабиться, находясь рядом с ним, ожидая какой-нибудь очередной гадости. Сейчас я была разбита, мне хотелось кричать, просто кричать, что угодно, в пустоту, но я не могла себе этого позволить, потому что я находилась в чертовом доме этого чертова придурка. Была бы я в «Березках» я бы смогла дать волю эмоциям. Неподалеку от дома есть речка, за которой находится лес, вот там бы я могла кричать сколько угодно. Сейчас мне определенно, нужно выплеснуть свои эмоции куда-либо, иначе они поглотят меня без остатка, и я превращусь в какую-нибудь истеричку. Осталось придумать, куда выплеснуть их. В следующую секунду, я вспомнила о том, что я рисую, рисование – отличное средство для снятия стресса. Недавно, будучи в плохом настроении я нарисовала какую-то лужу грязи, и мне стало легче, наверное. Все-таки рисование слишком много для меня значит, я не могу отказаться от этого. Открыв верхний ящик комода, я достала небольшую пластиковую коробку с карандашами и пастелью, обычно я пользовалась только этим, рисовать красками я не очень любила, для этого должно было быть особое вдохновение. В основном, я рисовала природу. Речка, лес, гречишное поле, небольшая пасека, находившаяся близ этого поля – все это было нарисовано красками, особый пейзаж моего поселка, который я хранила в отдельной папке. Все, что было нарисовано простым карандашом или пастелью, хранилось в другой папке, именно в той, на которую сейчас и упал мой взгляд. Я медленно достала эту самую папку из ящика и присев на край кровати открыла ее. Этому рисунку даже нет года, как все изменилось с тех пор, первый день лета, помню, как вчера. Кирилл ненавидел этот день, в какой-то степени. Я делала это каждый год, первого числа первого месяца лета, Кирюхе приходилось по несколько часов стоять в одной позе, а точнее сидеть на велосипеде, при этом опираясь лишь на одну ногу, для того чтобы я смогла нарисовать этот ежегодный портрет. Я придумала это, когда мне было десять, рисовать Романова, каждый год первого июня, в одной и той же позе. Уже тогда я рисовала достаточно хорошо, конечно просматривая все эти рисунки, есть значительные изменения, не только в Кирилле, но и в моих навыках рисования. Пролистав все портреты Романова на велосипеде, я наконец дошла до последнего восьмого рисунка, это был самый первый, восемь лет назад, но будто, это было вчера, я закрыла глаза и накрыв рукой лист бумаги, сжала его так сильно, что направив свой взгляд в сторону руки сжимающей лист, я увидела, как костяшки моих пальцев побелели, и я ослабила хватку и разжала руку. Увидев смятый портрет одиннадцатилетнего Кирюхи, к моим глазам подступили слезы и, схватив все остальные рисунки я принялась их беспощадно рвать. В данный момент я не позволяла себе плакать, но слезы уже явно были наготове выступить наружу, еще чуть-чуть и я могла бы разреветься, но меня отвлек странный шум за окном. Мне пришлось отложить свое увлекательное дело, в виде разрывания портретов своего бывшего лучшего друга, и подойти к окну.

Я медленно сделала несколько шагов в сторону источника шума и, подойдя вплотную, увидела чьи-то руки, схватившиеся за карниз под моим окном, обрамляющий дом со всех сторон второго этажа. Увидев эти, явно мужские руки, я подумала, что это грабители, или какой-нибудь маньяк, в общем, в моей голове прокрутились все варианты, какие только могли быть на счет этого висящего под окном психа, но такого варианта, каким он оказался на самом деле, я уж точно не ожидала.

– Эй, открой окно, раз уж стоишь здесь. – Парень поднял голову вверх, все так же болтаясь на высоте, не меньше пяти метров.

– Как ты сюда?.. Не важно. Убирайся!

– Дай мне две минуты, Лер. – Прокричал Кирилл, чтобы я могла услышать. Окна были закрыты, поэтому звук был слегка приглушенным. Я все также стояла там, упершись лбом в стекло и наблюдала за тем, как Романов перебирает руками по небольшой перекладине. На парне была белая обтягивающая футболка, и признаться честно, мне на секунду даже стало жаль его, на улице все-таки не май месяц, но вспомнив вчерашний вечер и ведро холодной воды вылитое на меня, жалость куда-то улетучилась.

– Я даю тебе две минуты, и ты убираешься от моего окна. Время пошло.

– Может, ты откроешь окно и впустишь меня? Я не смогу здесь долго висеть.

– Две минуты, не так уж и долго.

– Слушай, я знаю, что ты злишься, именно об этом я и хочу поговорить. Открой окно, не будь бессердечной.

– Бессердечной? Я? – Я фыркнула, и сейчас, назло, окно открывать не собиралась.

– Если, я упаду, это будет на твоей совести.

– Если, мне повезет, то ты ударишься головой, и возможно твой воспаленный мозг, встанет в прежнее положение.

Глядя на руки Кирилла, я заметила, что его пальцы побелели, поэтому он постоянно перебирал руками, чтобы не сорваться. На самом деле, я бы не хотела, чтобы это произошло. Второй этаж, не так уж и высоко, но мало ли что может быть, даже сломанная рука, была бы не самым приятным моментом, но, не смотря на все эти мысли, я почему-то не могла открыть, это чертово окно, и впустить его.

– Если, ты впустишь меня, Ермакова, я обещаю, что больше не буду тебе досаждать. Это будет последний наш разговор. – Он говорил это спокойно и казалось, искренне, без его дурацких фирменных усмешек, ухмылок и подмигиваний.

Последний? Что он имеет в виду? Если он действительно, перестанет досаждать, то это определенно, мне на руку, но почему-то от этой мысли, на душе не стало легче. Я не испытываю какой-то радости или счастья, а даже наоборот, легкое чувство тревоги.

– Обещаешь? А я могу тебе верить?

– Ты же знаешь, что можешь. Я обещаю.

– Я не уверена.

– Просто открой окно.

Я вздохнула и, повернув ручку, отошла в сторону кровати и, вспомнив о разорванных рисунках, я стремительно принялась собирать их.

– Что это? – Послышалось сзади и, обернувшись, я увидела Романова, отряхивающего руки о свои джинсы.

– Не важно. – Ответила я, продолжая собирать оставшиеся клочки бумаги, с кровати. В этот момент, подошел Кирилл и схватил один из этих кусков, одновременно со мной. Мы взглянули друг на друга, и он резко вырвал у меня этот листок, а потом взял еще несколько из моей руки.

– Это я. – Сказал он, и снова взглянул на меня.

– Я собираюсь выбросить это. – Я сглотнула и вырвала клочки бумаг, из рук парня.

– Что ж, это, наверное, к лучшему. – Кирилл присел на край кровати, а я пошла в сторону мусорного ведра, и бросила в него бумаги. Я сделала это с совершенным безразличием, по крайней мере, я показала, что это так, но на самом деле, я чувствовала себя ужасно.

– Так вот ты чем тут занималась? Рвала свои картины.

– Давай по делу, Романов, у тебя две минуты, как ты и просил. – Сказала я, подойдя ближе и сложив руки у себя на груди.

– Хорошо, я постараюсь вложиться и не тратить твое драгоценное время.

– Стоп. – Прервала я. – Ты помнишь свое обещание? Я выслушаю тебя только в том случае, если ты повторишь его снова.

– Какой же занудой ты стала. Хорошо. – Кирилл поднялся с кровати и таким образом, мы оказались друг напротив друга, на расстоянии пары шагов.

– Я Романов Кирилл Владимирович, обещаю, больше не докучать Ермаковой Валерии Александровне, не разговаривать с ней, и вообще никаким образом не контактировать, пока она сама того не захочет.

 Последнюю фразу он выделил и меня это слегка возмутило. Самодовольный индюк.

– Что?! – Фыркнула я.

– Я больше не буду повторять. Ты собираешься слушать меня?

– Говори уже.

– Извини за то, что облил тебя водой, не то чтобы, я сожалею.

– Что? – Перебила я.

– Не трать мои оставшиеся полторы минуты. Так вот, не то чтобы, я сожалею, потому что вероятно, тебе пошло это на пользу, я видел, что ты бежала за Светкой. В общем, если бы я захотел обидеть тебя, я бы сделал это иначе, а вчера ты просто попалась под руку.

– Ты хочешь сказать, что не собирался обливать меня, не собирался унизить меня перед всеми, как ты любишь это делать?

– Ну, на счет второго не уверен, но не таким путем. Вода предназначалась не для тебя, я хотел освежить Светку, но она проскользнула так быстро, что я просто не успел, а тут вошла ты, и.. Ну, ты и сама помнишь.

– Это все? – Спросила я, не показывая на своем лице никаких эмоций.

– Ты даже ничего не ответишь на это? Не скажешь, какой я придурок, идиот или ничтожество?

– Ты придурок, идиот и ничтожество. Доволен? А теперь уходи. – Я подошла к двери и, убрав от нее стул, открыла ее и жестом руки указала Романову на выход. Он медленным шагом подошел к открытой двери и на секунду остановился, посмотрев на меня.

– Ты уверена, что больше ничего не хочешь сказать? Это наш последний разговор.

В этот момент я как будто язык проглотила, но в голове было столько всего, чего я бы хотела сказать ему, но все просто перемешалось в одну кучу.

Нет. – Сказала я, но Романов не спешил уходить.

– У тебя две минуты. – Произнес он. – Минута пятьдесят четыре, пятьдесят три, пятьдесят два, пятьдесят один, пятьдесят, сорок.

– Хватит! – Крикнула я. – Почему ты так со мной? Просто скажи, потому что я чувствую себя полной ничего не понимающей дурой. – Это был единственный вопрос, который четко стоял у меня в голове, и мучал на протяжении нескольких месяцев.

– Я просто считаю время, которое дал тебе. Одна минута, пятьдесят девять, пятьдесят.

– Прекрати. Ты знаешь, о чем я.

Кирилл тяжело вздохнул и подкатил глаза. – Я догадывался, что ты скажешь именно это, хотя, я надеялся, что услышу что-то более умное.

– Отвечай же! Ради чего ты издеваешься надо мной? У тебя, что нет на это ответа? Ты и правда, придурок, Романов. Я просто хочу получить этот гребанный ответ, черт тебя побери! – Вскрикнула я, и уголки губ Кирилла слегка поднялись вверх.

– Ты очень смешная, когда ругаешься.

– Просто ответь. – Сказала я в полтона.

– Возможно, в частности, ради тебя, но я еще не уверен. – Усмехнулся он. – Не забивай себе этим голову, там и так мало места. – Ответил Кирилл и вышел из комнаты, направившись в сторону своей.

– Что? Что ты имеешь в виду? – Прокричала я, выскочив вслед за ним. Романов на секунду остановился и, обернувшись, поднял свою левую руку и постучал указательным пальцем по месту, где должны находиться часы. – Время вышло. – Сказал он, слегка улыбнувшись, и вошел в свою комнату.

Еще некоторое время я стояла в коридоре, прокручивая в голове наш разговор с Кириллом. Что значит, ради меня? Что это вообще за бред? Он изводит меня, ради меня? О Боже, мой мозг действительно, не переваривает эту информацию. Все-таки я рада, что он извинился, плохо или хорошо, но он сделал это, и впервые за долгое время, я почувствовала частичку тепла с его стороны.