Звук аплодисментов заполнил залу, и Амбер присела в реверансе во второй раз. После барон Тенерис подал ей руку, и дебютантку повели знакомиться со светским обществом. Начали с Дренга, который не пожалел слов восхищения, после поздравил от имени государя и присоединил свои пожелания. И как только он закончил, я поймала взгляд Амбер и шепнула:

– Я так рада за тебя, сестрица.

– Ох, Шанни, – шепнула она, смущенно потупившись.

– Боги с вами, дитя мое, – сказал глава рода и поцеловал Амберли в лоб, даровав ей свое благословение.

– Восхитительна, – улыбнулся магистр и галантно поклонился.

Щеки Амбер полыхали, как вешняя заря, но на губах трепетала улыбка удовольствия, и батюшка увлек сестрицу дальше, как только кузены принесли ей свои поздравления.

– Я так счастлива, – вырвалось у меня.

– Вы удивительная, ваша милость, – улыбнулся мне граф Дренг без всякой игры. – Столько искренности в отношении даже близких людей встретишь нечасто.

– Сегодня все комплименты только ей, – ответила я и умиротворенно вздохнула.

Знакомство с благородными семействами и отдельными их представителями было процессом долгим, это я знала не понаслышке. Как там сказал Элдер Гендрик? «Румяна и взволнована»? Да, именно так он и сказал. Я бы выразилась иначе: взмылена и раздражена – это будет ближе к истине. Гостей было много, и мы обходили их с батюшкой столь долго, что я уже не хотела никакого праздника. К тому же моя цель – Его Величество, оставался всё дальше и дальше, и у меня совсем не было возможности продолжить тогда наше знакомство. Это выводило из себя, но приходилось сохранять на лице дружелюбие и улыбаться.

Впрочем, для Амберли всё было проще. Она не гналась за великой мечтой, а потому получала искреннее удовольствие от происходящего. Я знала это совершенно точно. Гости, кому уже представили юную баронессу, покидали зал, где происходило представление, и отправлялись дальше, следуя за лакеями в парадных ливреях.

– Ваша милость!

Обернувшись, я встретилась взглядом со своим новым знакомцем – графом Элдером Гендриком. Он приветливо улыбнулся и склонил голову:

– Доброго дня, ваша милость. Вы невероятно обворожительны, а я безумно рад вас видеть снова.

– Доброго дня, господин граф, – поздоровалась я, ощутив прилив досады. Она была не столько направлена на его сиятельство, сколько из-за понимания, что Элдер будет преследовать меня весь вечер.

Этот Гендрик мне симпатизировал, что было видно из его набросков. К тому же, наверное, он уже воспринимал меня почти как свою невесту. Наши матушки должны были немало фантазировать о нашей свадьбе, раз моя родительница при первой же возможности отвезла меня именно к ним. А раз так, то и бедняге Элдеру могли сообщить о моем согласии как о свершившемся факте, требующем лишь оглашения. А зная старшую баронессу Тенерис, можно было предсказать, что от своих намерений она так быстро не отступится… Кажется, дядюшка прав, и нравом я пошла в свою мать.

– Я потревожил вас? – с явным огорчением спросил Элдер. – Вы стали задумчивы и совсем не смотрите на меня. Отчего-то мне казалось, что вы тоже будете рады нашей встрече.

– Я ряда, ваше сиятельство, – рассеянно ответила я. – Но сегодня важный день для моей сестрицы, и я сама не своя. Волнуюсь, будто это я сама вновь прохожу через собрание незнакомцев.

– Вы держались великолепно, – ответил с улыбкой граф.

– Благодарю, – сказала я с вежливой улыбкой. Однако надо было поскорей избавиться от этого поклонника, и я нашла самый лучший повод: – Почему вы не с вашими родными? – спросила я. – Вы уже познакомились с моей сестрицей?

– Я задержался и не попал на само представление, – ответил его сиятельство. – Родители и Бран должны быть где-то здесь. Они знали о моем опоздании, поэтому обещали не дожидаться. Возможно, баронесса уже была им представлена.

– Тогда вам стоит непременно поспешить, – с укоризной заметила я. – Ее милость столь восхитительна, что вы как натура тонко чувствующая не сможете этого не отметить. Я обещаю вам любование, ваше сиятельство, – вот теперь я улыбнулась искренне. – Идите же, не оскорбляйте баронессу Мадести-Доло своим равнодушием, она его не заслуживает. А со мной вы еще встретитесь, торжество только началось. Поспешите, – я кивнула ему и отступила, дав возможность меня покинуть без долгих расшаркиваний.

Я видела, как по лицу графа скользнула досада, однако он склонил голову, а после направился к гостям. Выдохнув с облегчением, я обернулась и сразу же увидела Дренга. Он направлялся в мою сторону, но взгляд его сиятельства следовал за графом Гендриком. И когда королевский любимец приблизился ко мне, он кивнул в сторону Элдера, уже почти исчезнувшего среди прочих гостей.

– Кто это и что хотел от вас?

Приподняв в ироничном изумлении брови, я спросила:

– Что именно вас интересует, ваше сиятельство? Отчего этот тон, будто вы мой супруг?

Граф хмыкнул и повинно склонил голову.

– Прошу великодушно простить меня, ваша милость, я не желал показаться резким. И все-таки, кто этот молодой человек?

– Его сиятельство граф Элдер Гендрик, – ответила я, с интересом наблюдая за деловитой физиономией Дренга. – Матушка прочит его сиятельство мне в супруги.

– И что же вы? – полюбопытствовал Олив.

– А что я? – я пожала плечами. – Это матушкины мечты, не мои. Мои помыслы далеки от замужества.

– Тогда стоит сказать об этом графу Гендрику, ни к чему давать ложные надежды, – заметил Дренг.

– Отчего вас это беспокоит, ваше сиятельство?

– Он смотрел на вас влюбленным взглядом.

– Вы заметили его взгляд на расстоянии?

– Я видел его улыбку, когда он подходил к вам, а когда отошел, лицо его стало хмурым, а вашу вежливую холодность я знаю преотлично, потому понимаю, что граф был расстроен оказанным ему приемом. Выходит, ожидал большего, значит, увлечен вами. Не стоит терзать молодого человека напрасными надеждами, нужно сразу дать ему понять, что надежды нет.

Я с интересном посмотрела на Дренга. Я была уверена в личности того, кто говорит его устами. То, что сам граф не имеет в отношении меня каких-либо надежд и чувств, я не сомневалась ни минуты. В глазах его сиятельства я не видела того интереса, с каким мужчина смотрит на женщину. Он относился ко мне с симпатией, как мне казалось, но не более. И потому я смело сделала вывод, что фаворит действует в интересах своего господина. Быть может, король даже велел ему присматривать за мной, потому и отправил сюда, иначе мог прислать поздравления и подарок даже через дядюшку. И мне захотелось пошалить.

– Отчего же? – я посмотрела на гостей, но Элдера там не заметила. – Граф Гендрик мил и учтив. К тому же он творческий человек с тонкой душой. Если бы вы видели, какие чудесные картины он рисует, – уже искренне восхитилась я. – И я обещалась позировать ему.

– Стало быть, он вам нравится? – взгляд Дренга стал пристальным и немного колючим.

– Его сиятельство – приятный человек, – улыбнулась я.

– Но замуж вы за него не собираетесь, верно? Как и за любого другого, кого вам предложат родители, я правильно вас понял?

– За Элдера Гендрика не собираюсь, – сказала я. – Но кто знает, быть может, у матушки есть кандидат, который покажется мне интересным…

Таинственно замолчав, я ответила графу лукавым взглядом, и он подвел итог:

– Значит, я не позволю кому-то заинтересовать вас, ваша милость. Сегодня я буду вашей тенью, – и вроде бы сказал со смешком, но взгляд так и остался строгим.

– Разумеется, – важно кивнула я. – Вы рассчитываете на мое покровительство и защиту. Вы ведь у нас прекрасный и востребованный.

– Именно! – со значением воскликнул Олив Дренг и подал мне руку: – Идемте, ваша милость, я уже был представлен вашей сестрице, и можно проследовать к остальным гостям.

– Милости прошу, – улыбнулась я, и мы покинули залу.

И пока мой батюшка и глава рода Доло продолжали знакомить Амберли со столичной знатью, мы с графом Дренгом перебрались в одну из гостиных, открытых для гостей. Здесь нам предстояло дождаться начала празднования. А начиналось оно, как и полагалось, со столовой.

«Гость не должен быть голоден, иначе вместо веселья он ощутит досаду и желание поскорей покинуть негостеприимный дом», – так гласило указание из свода «Правил хорошего тона». Но было еще и продолжение: «Гостя нельзя потчевать слишком усердно, иначе он не сможет насладиться празднеством и вместо удовольствия ощутит тяжесть в желудке. А потому поспешит покинуть дом, дабы избавиться от неприятного чувства. Для таких старательных хозяев и гостей, невоздержанных в пище, надлежит иметь средство, которое поможет вернуть гостю прежнюю легкость и ожидание увеселений, подготовленных для него».

Правила были для всего: блюда, их количество, объем горячительных напитков, приходящихся на каждого приглашенного, «дабы чужой праздник не превратился в собственный стыд». Матушка соблюдала все правила в точности, а потому после трапезы никто не должен был ощущать ни тягости желудка, ни чрезмерного опьянения, ни тем более голода. Уж кто-кто, а старшая баронесса Тенерис была в отношении этикета дотошна и точна, чего требовала и от нас с Амбер. И если сестрица слушала и запоминала со всем тщанием, то я, признаться, смутно помнила и половину правил. На укоры Амберли я неизменно отвечала:

– Если понадобится, открою книгу и прочитаю. Незачем забивать голову всякой чушью.

– У твоей матушки непременно случится удар, если она услышит твои высказывания.

– Мы ей не скажем, – подмигнув, отвечала я.

В столовой я оказалась между двумя сиятельствами: Элдером Гендриком и Оливом Дренгом. И если королевский любимец сидел рядом с родственниками баронессы Мадести-Доло, потому что был вестником высочайшего внимания, то Элдер был усажен рядом со мной с явным умыслом. Матушка, как я и ожидала, к моему мнению не прислушалась и решила довести «мое будущее счастье» до его полного и безоговорочного воцарения. По той же причине рядом с Амберли был усажен Бран Гендрик, а следом его родители.

Впрочем, надежды на то, что предполагаемый жених сумеет завладеть моим вниманием полностью, не оправдались. Граф Дренг сделал это за Элдера и почти не давал тому вклиниться в словесный поток фаворита, искрившийся остротами и шутками. За праздничным столом говорить, хвала богам, было позволено и даже рекомендовано, чтобы не возникало неловкости и скуки. Но! Избегая моментов, когда пища находится во рту. Подозреваю, что Дренг в тот день мало что успел попробовать, потому что рот его был занят разговорами, а не угощением.

Бедняга Элдер несколько раз затевал со мной диалог, когда Дренг отвлекался, но Олив быстро разворачивался, и нити беседы вновь оказывались в его руках. Признаться, я даже ощутила сочувствие и жалость к художнику. Его вины не было ни в том, что он видел во мне свою невесту, ни в том, что государь не желал видеть подле меня каких-либо женихов, но находился под постоянным давлением опытного придворного, для которого заткнуть рот человеку было делом привычным и легким. Однако стоит заметить, что Дренг ни разу не оскорбил Элдера и не унизил. Общался он вполне дружелюбно, только от этого неуемного дружелюбия Гендрик мрачнел всё больше и больше.

Матушка бросала на меня пристальные красноречивые взгляды, но я только пожимала плечами, не желая понимать ее немых требований уделить Элдеру внимание. Я сама не столько слушала обоих графов, сколько наблюдала за тем, что творится на другой стороне стола. Там тоже шла беседа, и она мне не нравилась. Бран Гендрик ухаживал за Амберли. Он что-то говорил моей сестрице, и она, румяная от смущения и удовольствия, негромко отвечала младшему графу, кажется, вовсе позабыв о моих предупреждениях. Очаровательная в своей чистоте улыбка бродила по ее губам, и, видя ее, я приходила всё в большее раздражение.

Я покусывала губы, в какой-то момент и вовсе перестав следить за ходом разговора на нашей стороне стола. Сжав в кулаке вилку, я мерно постукивала ее кончиком по столу. Мой взгляд остановился на Бране и уже не покидал его лица, обращенного ко мне в профиль, потому что младший граф Гендрик глядел на Амбер. Наконец, ощутив, что на него смотрят, молодой человек повернулся ко мне и ответил удивленным взором.

– Что-то случилось, ваша милость? – спросил он, прервавшись.

– Возможно, – ответила я.

– Что же? – Бран развернулся в мою сторону. Я заметила, как по лицу Амберли скользнули удивление и досада. Но сейчас я заботилась о ней, и потому не обратила внимания на эти чувства.

– Вы нашли в себе согласие, ваше сиятельство? – спросила я. – В своей душе?

Младший Гендрик нахмурился, пытаясь понять, о чем я говорю, однако вскоре поджал на мгновение губы, бросил взгляд искоса на отца и наконец ответил:

– Да, ваша милость. Благодарю, что беспокоитесь о моем душевном покое.

– Не о вашем, – холодно произнесла я. – Со своей душой вы можете делать что угодно, но не стоит брать ответственность за чужую, даже если вам велят это сделать.

– Шанриз, – негромко, но строго позвала меня матушка.

– Дитя мое, о чем вы говорите? – спросил дядюшка, больше доверявший мне, чем старшей баронессе Тенерис, а потому не сумевший остаться просто наблюдателем.

– О пустяках, – чуть раздраженно отмахнулся старший граф Гендрик. – Девицы вечно что-то выдумывают.

– Более трезвого ума, чем у ее милости, я еще не встречал, – произнес Дренг, и я поняла, что на нашей части стола уже какое-то время царит тишина.

– Так о чем вы говорите? – повторно спросил граф Доло.

– Я после объясню вам, дядюшка, – ответила я, наконец отпустив младшего Гендрика из ловушки своего взгляда.

– Хорошо, – не стал спорить его сиятельство.

Я посмотрела на Амбер, в ее глазах появилось беспокойство и вопрос. Улыбнувшись ей, я подняла свой бокал с разбавленным вином и произнесла:

– За ваше счастье, дорогая.

Она улыбнулась в ответ и опять смущенно потупилась.

– Разве же это не замечательно?! – воскликнул Дренг. – И я провозглашаю вам счастье, очаровательнейшая баронесса Амберли!

– Счастья, – поднял свой бокал дядюшка, а вслед за ним и мои родители, а после пожелание побежало по рядам гостей.

Бран тоже поднял свой бокал. Он сделал глоток, ничего не произнеся, после поставил бокал на место и бросил на меня непроницаемый взгляд. Его брат склонился ко мне и произнес:

– Кажется, ваша милость, наше семейство вызывает у вас неприязнь.

Развернувшись к нему, я улыбнулась: