Сестрица моя, охнув, скользнула за меня, как всегда делала, если чего-то опасалась или искала защиты. Развернувшись лицом к мужчине средних лет, я присела в неглубоком реверансе. Пусть он не был знатен, но являлся магом, а к ним относились с уважением все: от государя до золотаря. Впрочем, Его Величество кланяться магу точно бы не стал, но на то он и король. А нас приучали к почтению. Однако и почтение это разнилось. Перед нами был сам придворный маг, и ему следовало отдать дань уважения.

– Примите мое поздравление, дорогая баронесса, – склонился в ответ маг. – Я был рад услужить вашему батюшке. Благороднейший и добрейший человек.

– Только батюшке? – лукаво прищурилась я.

Маг чуть нагнулся в мою сторону, приставил к уголку рта ладонь ребром и произнес, значительно понизив голос:

– Я сотворил это, думая о вашей юной прелести, дорогая моя Шанни. Но я не смею объявить об этом во всеуслышание. Поэтому, надеясь порадовать вас, я старался для ваших родителей, – закончил он и весело улыбнулся.

– Мне бы понять, обидеться на вас или расцеловать в щеки, – хмыкнула я.

– Я предпочел бы последнее, но это было бы непозволительной наглостью с моей стороны, – ответил господин маг. – Но обижаться на меня даже не вздумайте! Менее всего я желал бы вас обидеть, госпожа баронесса. Примите мой скромный дар, и ваш восторг станет для меня лучшей благодарностью.

Он снова поклонился, а я улыбнулась и ответил:

– Вы – истинный художник, магистр Элькос. И это я говорю вам со всей своей искренностью.

И в этот момент послышался голос матушки. Наши глаза с Амбер одновременно округлились, и маг всё понял. Он широко улыбнулся и повел рукой, приглашая нас приблизиться. Недолго думая, мы с сестрицей юркнули за спину магистра, и он быстро шепнул:

– Не беспокойтесь, милые дамы, баронесса вас не увидит.

Мы знали о его мастерстве и могуществе, однако расслабились только тогда, когда матушка, подойдя к нашему защитнику, повела с ним разговор, совсем не обращая на нас внимания. Баронесса Тенерис-Доло изъявляла восторг чудесами, которые сотворил магистр. Так мы узнали, что лодочки, казавшиеся сплетенными из паутинки, в нитях которой запутались капли росы, прочны и надежны, а кроме этого плывут сами, не требуя весел. Стоит лишь сказать: «Плыви», – и невесомые суденышки заскользят по глади пруда.

– Когда стемнеет, из травы поднимутся тысячи светлячков и закружат над парком и прудом, – говорил маг, а мы с Амбер слушали, жадно внимая его словам. – Вам не потребуются фонари. – Я исполнил все ваши пожелания и даже немного добавил от себя.

– Какая прелесть! – воскликнула матушка, прижав ладони к груди. – Вы – прелесть, наш дорогой магистр Элькос! Нет таких слов, коими я могла бы выразить вам свой восторг и признательность. Позвольте мне обнять вас.

И, не дожидаясь позволения, матушка порывисто обняла мага. Ее голова оказалась на его плече, взгляд устремился прямо на меня, и я гулко сглотнула. Я даже виновато потупилась, однако баронесса, отстранившись от рассмеявшегося мага, сжала его руку:

– Благодарю вас, магистр, – с чувством произнесла она. – Если бы вы знали, как я волнуюсь, как хочу, чтобы праздник запомнился моей дочери на всю жизнь. У меня ведь не было настолько пышного торжества. Не больше того, что положено для представления девушки свету, но для Шанни мне хочется устроить нечто грандиозное, и я безмерно рада, что супруг поддержал меня в этом желании. Знаете, магистр, когда она родилась… – Матушка достала из рукава платочек, промокнула уголки глаз, после прижала его к носу, а затем убрала обратно в рукав. Она отвела взгляд и смущенно хмыкнула: – Простите, господин Элькос, я сегодня совсем расчувствовалась… Так вот, когда я увидела свое дитя, мне показалось, что мой мир озарился светом. Еще и этот рыжий пушок на ее головке… Ох, да что же это, – баронесса отвернулась, и я увидела, что она вновь достала платочек. Захотелось шагнуть к матушке и обнять ее, но так бы я выдала нас с Амбер, да и нотации сменили бы умиление слишком быстро, потому я осталась стоять за спиной мага, наблюдая за своей родительницей.

Магистр накрыл ее плечи ладонями:

– И вы дали ей имя – Шанриз, – с явной улыбкой произнес Элькос. – Солнечный луч.

– Да, – немного в нос ответила матушка. – Мой лучик солнца, и она светит мне все свои семнадцать лет.

– Вы – чудесная мать, – сказал маг. – И ваша дочь уродилась вашей копией.

– О нет, – баронесса наконец развернулась к нему лицом. – Шанни – вылитая бабушка Эйвера. Вы ведь видели ее портрет, потому не можете со мной не согласиться. Лишь надеюсь, что ее свободолюбие не передалось правнучке. Но она ведь и моя дочь, а среди моих предков не было сумасбродов, – она снова улыбнулась, и Элькос предложил ей руку:

– Идемте, дорогая баронесса, посмотрим вместе на то, что я сотворил для малышки Шанни.

– Да, посмотрим, – с готовностью согласилась матушка. – Кажется, это последнее, что мне осталось проверить.

Она накрыла сгиб локтя мага кончиками пальцев, и он, обернувшись к нам с Амбер, подмигнул. Родительница, уже взявшая себя в руки, защебетала с новым энтузиазмом:

– Морт, я бы хотела устроить что-нибудь чудесное и для нашей Амберли. Она стала нам совсем как дочь, и мне хочется порадовать девочку, когда придет ее время. Вы ведь поможете?

– Разумеется, с радостью, – откликнулся магистр и увлек баронессу за живую изгородь.

– Уф, – выдохнула я и обернулась к сестрице.

Амбер промокнула глаза и подняла руку, показывая, чтобы я молчала. Пожав плечами, я снова посмотрела на радугу.

– Не понимаю! – воскликнула сестрица. – Даже я растрогана словами твоей матушки, а ты так спокойна.

– Если я не рыдаю от умиления, это не означает, что меня не тронули ее слова, – полуобернувшись, ответила я. – Не кидаться же мне было ей на шею, выдав наше ослушание. Я люблю матушку, и ей это известно, иначе всего этого, – я повела рукой, – не было бы. А теперь поспешим к воротам, пока магистр отвлекает, баронессу, и тогда успеем вернуться в свои комнаты до ее появления. Идем?

Я протянула руку, и сестрица не стала противиться, только вульгарно шмыгнула носом и переплела наши пальцы.

– Да, их я тоже хочу посмотреть, – кивнула Амберли, и мы поспешили к въезду в поместье.

Ворота были ожидаемо украшены цветами, но и здесь ощущалась длань магистра Элькоса. Дорожка, по которой должны были проехать экипажи, оказалась усыпана лепестками, однако стоило взять один из них в ладонь, и стало понятно, что это еще одна иллюзия – лепесток показался мне бесплотным и, растаяв спустя краткое мгновение, оказался лежащим на прежнем месте. Это было разумно.

Родители созвали, наверное, весь высший свет, и потому под копытами лошадей и колесами экипажей несчастные цветы должны были быстро прийти в негодность, перестав радовать взоры гостей, иллюзия оставляла дорожке свежий вид. А когда Амберли прошла мимо меня, лепестки поднялись с земли и неспешно закружились вокруг нее.

– Ох, – восторженно выдохнула сестрица. Она раскинула руки и сама закружилась, радостно смеясь творившемуся волшебству.

Мне этот фейерверк был интересен лишь первую минуту. Познакомившись с ним поближе, я сделала свои выводы и перешла к стражам, стоявшим по обе стороны дорожки. На них были надеты туники цветов рода Доло, но на правой стороне груди был вышит герб дома Тенерис – средней ветви рода. В таком одеянии ходили еще лет двести назад, но смотрелись стражи эффектно. Руки их лежали на рукоятях мечей. И когда я, пройдя мимо них до ворот, развернулась обратно, воины вытянули мечи и взметнули их вверх, приветствуя вошедшего, в данном случае меня, когда я шла от ворот.

– Ого-о, – игнорируя правила хорошего тона, протянула я. И, приподняв подол, прошла мимо стражей, гордо вскинув голову.

Увидев это, Амберли присела в глубоком реверансе и склонила голову:

– Моя госпожа.

Я остановилась перед ней, поддела пальцем ее подбородок и произнесла прохладно:

– Следуйте за мной, дитя.

Сестрица изобразила преувеличенный восторг и, прижав ладони к груди, произнесла с придыханием:

– Вы так добры ко мне, госпожа.

– Помните об этом, дитя мое, – важно ответила я.

И мы рассмеялись. Амберли порывисто обняла меня и прижалась щекой к моей щеке.

– Как же я люблю тебя, сестрица, – сказала она и звонко меня поцеловала.

– И я люблю тебя, – ответила я, прижав ее к себе.

Амберли отстранилась, и мы наконец направились к особняку.

– Даже страшно представить, что однажды мы перестанем проводить столько времени вместе, – произнесла Амбер. – Не будем так дурачиться и смеяться.

– Отчего же? – взяв сестрицу под руку, я устроила голову на ее плече.

– Замужество не позволит нам такой роскоши. Ты уедешь в дом своего супруга, а я к своему, и будем видеться лишь тогда, когда это позволит муж. – Я фыркнула, а Амберли продолжила: – Ведь когда меня представят свету, ты можешь быть уже обручена. Ты так красива, Шанни, и твоему приданому можно только позавидовать, поэтому не удивлюсь, если завтра уже кто-то попросит твоей руки.

– И не получит ее, – ответила я. – Через полгода я буду всё еще свободна. Поверь мне, моя милая сестрица, мои родители выдадут тебя замуж раньше, чем собственную дочь. Я не собираюсь слишком быстро менять отчий кров на дом супруга.

– Но если кто-то посватается, и твой батюшка сочтет жениха достойным…

– Ты неплохо знаешь меня, дорогая, – улыбнулась я. – Мне известно, что я желаю получить от своей жизни, и я это получу, чего бы это ни стоило.

Амберли посмотрела на меня и вздохнула:

– Иногда меня пугает то, что ты говоришь. Но я верю в твое благоразумие. Нас воспитывали одни учителя, и мы слушали одни и те же наставления…

– Я произнесу их все, даже если ты разбудишь меня посреди ночи, – ответила я. – Ни в дурной памяти, ни в глупости меня не обвинить. Однако я добьюсь своего, или пусть небо упадет на землю.

– Девицам свойственны мечты, – произнесла сестрица, а я не стала ей возражать, чтобы не поссориться.

Когда мы вернулись в дом, матушка еще направлялась к нему, это я видела в окно, когда мы поднялись на этаж к нашим комнатам. Обнявшись с сестрицей, мы попрощались с ней до завтрашнего дня и разошлись. Она отправилась учиться, потому что для нее занятия с учителями закончатся лишь с совершеннолетием, а я поспешила к себе, чтобы подготовиться к началу приема. И сегодня я собиралась блистать.