Спрашивать о наказании смысла не было. Голову не опустила, о пощаде не молила. Я осознавала свою вину, этого Господину было достаточно.

– Зайди в купальню, – велел Хозяин, как только мы подошли к его покоям. – На тебе запах животного.

– Да, Господин, – я слегка поклонилась и невольно втянула носом, пытаясь уловить ускользающий аромат.

Темно-вишневые глаза сузились. Первая приоткрытая эмоция. Вроде ничего значительного, но теперь я точно знала, что он в бешенстве. Господин умеет прятать чувства даже от меня, но в этот раз я ощутила тонкую нотку запаха пожара, горечь пепла, и что-то еще. Незнакомое, странное, неожиданное, но отозвавшееся на языке остротой. Я сглотнула, не сводя взгляда с расширяющихся зрачков. Глаза Господина стали почти черными, и он приказал:

– Помойся.

Впервые за наше долгое сосуществование тон Хозяина отдал угрозой. Дольше медлить не стала. Вошла в купальню и замерла перед купелью, исходившей паром. Перед внутренним взором появилось лицо пленника. Вспомнила запах его страсти и отчаянно мотнула головой, я всё еще хотела его. Спешно скинув свое одеяние, я шагнула в купель, выдохнула и опустилась в воду. Наконец смогла расслабиться и прикрыла глаза, раздумывая над тем, что произошло в темнице.

Почему я не устояла? Пресыщенная ласками Господина, я ощутила голод с тем, кто должен был насытить меня своими мучениями. Кровь в вине? Она стала той нитью, что протянулась от воина ко мне? В это мгновение поняла, что про забаву с вином я Хозяину не расскажу. Лишнее.

– Тебе жаль его?

Голос Господина прозвучал неожиданно, я едва сдержала испуганный вскрик. Открыв глаза, обнаружила его рядом с купелью. Он смотрел на меня сверху вниз, и его чувства вновь были скрыты от меня.

– Тебе жаль, если пленник умрет?

– Это была моя забава, – ответила я.

– Тебе жаль его? – в третий раз спросил Господин, и я поняла, что именно он имеет в виду.

– Мне жаль лишиться своей игрушки. Пленник неплохо питал меня, – честно ответила я. – Буду ли я сожалеть о нем? Нет, не буду.

Господин кивнул, принимая ответ. Наши взгляды так и остались переплетены в тугой жгут. Кажется, он что-то искал в моих глазах, и мне отчаянно захотелось, чтобы он отвернулся. Первой отвести глаза я не могла. Не сейчас, иначе он поймет, что мне есть, что скрыть от него.

– Боишься, – утвердительно произнес он. – Иди ко мне.

Покинув купель, я послушно приблизилась и, замерев, снова посмотрела ему в глаза.

– Повернись, – велел Господин. И как только я исполнила приказ, накрыл мои плечи ладонями.

Я вздрогнула от леденящего холода, забравшегося под кожу. Тонкие иглы вонзились в поры, вспороли вены и артерии, проникли в глубины моего существа. Я опустила взгляд. По животу расползался морозный узор, оплетал бедра, змеился по ногам, камень каменный бортик купели покрылся инеем, а вскоре горячая вода стала холодной, подернувшись корочкой льда. В тщетной попытке согреться я воззвала к огню, но он не откликнулся, не смог пробиться сквозь холод, затопивший мое тело. Тот, кто дарил пламя, теперь сковал его безжалостным льдом. Исчезли запахи чужих эмоций, пропал вкус чувств на языке. Тьма разлетелась рваными клоками, оставив меня пустой и… смертной. Ослепляющая боль взорвала разум. Я закричала, полоснула пальцами по воздуху, словно он мог дать мне опору, и полетела в воду, разбив своим телом стылый лед.

Руки Господина подхватили меня, не дав захлебнуться. Он вытащил меня из купели и вынес из умывальни, так ничего больше не сказав. Меня трясло от холода, боль затухала, словно подернувшиеся пеплом угли. Сознание плыло, и то, что я уже лежу на кровати Хозяина, поняла, когда он навис сверху уже полностью обнаженный. По его коже змеились огненные узоры. Они поднимались от узких бедер, переплетались на животе в причудливые линии, повторяя дорожки вен, ползли по груди, по широким плечам, по шее и, наконец, пламя охватило его целиком. Живой факел смотрел на меня черными провалами глаз.

Его жар согрел меня, но огонь в крови не проснулся. Внутри по-прежнему царил лед, и это вновь принесло боль. Холод внутри, жар снаружи. Я изогнулась, широко раскрыв рот, но ни звука не вырвалось наружу, моя боль осталась скована внутри меня. Живое пламя подалось ко мне, нагнулось еще больше, и его жар стал невыносим. Затрещали волосы, кожа покрылась отвратительными волдырями ожогов, и тогда Господин овладел мной. Наверное, я бы умерла в то же мгновение, но холод скрывшийся внутри моего существа, рванул вперед, словно цепной пес, остужая боль, затягивая ожоги изморозью, мешая пламени уничтожить меня.

Господин брал, жестко вбиваясь в податливое безучастное тело, а я смотрела, как на месте ожогов появляется чернота. Сначала безобразные кляксы, но вот морозный узор растворяется в черноте, и она распускается цветами на ветках: прекрасными, как сама Тьма. Мое тело превратилось в цветущий сад, Его сад. Он взрастил его для себя через мою боль и бессилие, наполнил терпким благоуханием своей страсти, так знакомой мне. И когда аромат заполнил спальню, пришло наслаждение. Незнакомое, не испытанное мною ни разу. Оно разлилось по жилам стремительным потоком, затянуло в вязкий омут и унесло на дно темной всепоглощающей страсти.

Я изогнулась всем телом, закричала, забилась в путах острейшего удовольствия, а через мгновение глухо застонал Господин. Его огонь вспыхнул особенно сильно и погас. Хозяин прижался к моим губам, забрав возможность сделать хоть один вдох. И когда я забилась в новой агонии, тело его содрогнулось в последний раз. Господин отпрянул. Я жадно втянула воздух и снова опустила на себя взгляд, узора не было. Моя кожа вновь была чистой.

– Что ты сделал со мной? – сипло спросила я.

– Покарал, но одарил, – ответил он и поднялся с ложа.

Сердце постепенно замедляло бег, но дыхание всё еще хриплыми толчками вырывалось из горла. Я приподнялась на локте, не ощутив прежнего бессилия. После села и перевела взгляд на Господина.

– Мое наказание – боль?

– Я сковал твои чары, – ответил он, не глядя на меня. – Ты будешь обычной смертной тридцать дней.

– Я осталась без защиты…

– Да.

Взгляд темных глаз скользнул по мне, вновь став равнодушным. Я приняла наказание. Не было смысла возражать, уговаривать, спорить. Решение, оглашенное один раз, Господин не менял никогда.

– Что означают цветы?

– Их тридцать, – ответил он, отбрасывая пряди огненно-красных волос на спину.

– Мои чары, – поняла я.

– Да.

– И? Чего мне ждать?! Пока они распустятся?

Я вскочила с ложа и устремилась за ним.

– Один день, один цветок. Какой распустится первым, не знаю даже я. Но знаю точно, что последним будет твое бессмертие. – Он остановился перед дверью и усмехнулся. – Помни, цветы могут вянуть.

– Если я расстрою тебя, следующий цветок увянет, не распустившись, и я утрачу одну из своих сил?

– Да.

– А если завянет бессмертие?

– Ты умрешь.

– А если я умру раньше? – вот теперь мне стало по-настоящему страшно.

Господин вернулся ко мне и, обхватив пальцами подбородок, заглянул в глаза.

– Если бы мне нужна была твоя смерть, то не сохранил бы сейчас жизнь.

– Моя жизнь важна для тебя?

Он изогнул бровь, ответив насмешливым взглядом. Затем склонился, почти коснувшись моих губ своими губами, и шепнул:

– В тебе мой огонь. Этот дар ты получила единственная.

– Кто я для тебя?

– В тебе мой огонь, – повторил Господин и несильно оттолкнул меня.

После этого развернулся и вышел из покоев, оставив меня осмысливать произошедшее. Сразу стало холодно. Мурашки покрыли кожу, и я поняла, что замерзла впервые за несколько сотен лет, которые провела рядом с Господином, если не считать его кары, конечно. Спешно вернулась под одеяло, зачем-то отметив, что Его огонь жег только меня. Всё остальное так и осталось нетронутым.

– Бесконечный Хаос, – прошептала я, забираясь под одеяло с головой.

Нужно было подумать, как выжить эти тридцать дней среди его слуг. Он обещал, что мне не причинят зла, но зависть может лишить здравого смысла, и удар в спину я получу… Без чар! Великая Тьма, я обычная смертная. И я бы сказала, что такого не могло случиться со мной, однако Хозяин никогда не лжет. Но если цветы – это мои силы, то в чем тогда дар? И невесело усмехнувшись, осознала – моя жизнь. Его дар – моя жизнь. Что ж, это действительно дар, и мне стоит сберечь его. С этой мыслью я провалилась в сон, измотанная произошедшим.

А проснулась от плеска воды в купальне. Некоторое время прислушивалась, думая, что вернулся Господин. Но вскоре поняла, что купальня пуста. Очередной всплеск воды вынудил меня приподняться на локте. Забыв, что мне стоит быть осторожней, я решительно откинула одеяло, поднялась с постели и дошла до умывальни. Тихий плеск повторился.

Поджав губы, я распахнула дверь, но купальня и вправду была пуста, только в купели прошла легкая рябь. Я поджала губы, подошла к ней и задумчиво потерла подбородок, решая, чьи это проделки. Сделала еще пару шагов, глядя на купель, и оказалась в небольшой луже воды. Тихо выругавшись, я уже хотела отойти в сторону…

Вода тонкими струйками скользнула по ногам вверх. Оплела щиколотки, добралась до колен, я вскрикнула и полетела в купель, взметнув тучу брызг.

– Пришло время платить, – прошелестело над ухом, и я увидела глаза своего пленника на лице, сотканном из воды.

– Какого… – взвизгнула я.

Вода хлынула в рот, заполнила легкие, и мое тело вдруг стало невесомым. Расползлось, как ветхая ткань, растворилась в потоке, подхватившем меня. «Господин будет в бешенстве», – мелькнула последняя связная мысль, и сознание погасло, растекшись прозрачной водой.