Никто не знал, где возникнет Нева в следующий раз. Годы наблюдений позволили обезопасить котов и горожан. Установить порядок, в котором никто не рискует проснуться в одно ужасное утро в своем доме, в своей постели, но на дне речном…

– Круто, – восхитился Никита. – А как вообще тут передвигаются, когда город разведут?

– Никак, – припечатал кот, – на развод города нельзя смотреть. – Он словно цитировал по памяти: – Его необходимо переждать за ставнями, или – прижавшись к любой вертикальной тверди, исключая гранит…

– Почему гранит?

– По кочану! – отрезал он. – Гранит – это набережные. Самая нестабильная структура после воды.

– Тэкс, – он задумался. – На Лиговке тебе делать нечего, нет там Марго. Метро запечатано до пяти… вот бедолаги, кто застрял – так и катаются по кругу. Значит, сейчас выйдешь на набережную. Дороги – час с небольшим, только в три тридцать опять город разводят. В обрез.

– А… завтра? – спросил Никита.

– Если тебе сказали сегодня, значит, сегодня. Завтра тебе откроют, только вот куда ты от них попадешь? Твердо решил?

– Н-не знаю, – сказал Никита с запинкой. – Но не нравится мне. Как я понял, Лена, – он покосился на дверь, – что-то сделала, чтобы вызвать сюда… Черт, вызвать – как духа, прям! Меня из… оттуда, короче. И думает, что я останусь. Она похожа, но – другая.

– Интересно, какой бы стала твоя, если б ты пропал? – заметил кот.

– А она понимает, что я – не тот?

– А тебе что за дело, если решил?

– Ну, надо же ей объяснить…

– Что? Что она украла тебя у другой? Что ты – не тот, которого она любила, а тот пропал насовсем? И ты готов на все, чтоб удрать, потому что она – такая же, да не та? А ты думал, горе женщину делает мягче и красивей?.. – прозвучало в голове скороговоркой.

– Ты что? – крикнул Никита, – да какое тебе дело?!

– Эти твои мысли, как рыбки в аквариуме. Плавают так близко, что зацепить их – пара пустяков… – он растопырил когти и деликатно погрыз между ними, – опять собаки блох натащили, чтоб их…

– Но это же не мой мир, – заорал Никита, – я привык мосты разводить, понимаешь? Мосты! Я не умею тут жить!

– А хочешь? – спросил кот.

– Интересно было бы… посмотреть. И живы все тут. Кроме меня…

Кот смотрел, не мигая. Словно ждал, когда до Никиты дойдет.

– Живы… все? – прозревая, спросил он, – мама… батя?..

– Я тебе что, горсправка? – огрызнулся тот. – Мне-то откуда знать?

– Понятно, – кивнул Никита, – я пойду, наверное. Только попрощаться надо бы?..

– Иди уже, – ответил Ватсон, – поняла она все. Засунь свои прощалки знаешь куда!

– Ты чего, рыжий? – опешил Никита.

– Думаешь, легко? – прошипел кот, – я дежурный. Весь подъезд: головные, сердечные боли, живот или артрит – все на мне. Боль душевная – туда же! Слава богу, нормальные люди спят. Только на первом этаже у мальца зубки режутся. И вы оба на мою голову. Иди!

Никита кивнул и пошел по ступенькам. Бросив взгляд вверх, увидел, как исчезла светлая полоска под дверью.

– Про телятину не забудь, – прозвучало вслед.

Та же Нева. Привычный запах – огуречный с воды и бензиновый с улиц. Нормальный Питер, а не город Рубика, где в смотрящих – коты. За полдороги он не встретил ни одного прохожего. Как они, вообще, тут живут? Сидят за ставнями, бедолаги. А самая козырная питерская отмазка – мосты развели, не успел? у них, наверное, так: город развели… светлая память!

Клочками потянулся туман. Никита шел, потом бежал, понимая, что не успевает. Двадцать семь минут четвертого. Сейчас ему надо быть где угодно, но не на улице. Увидел мост, бросился к нему и понял вдруг, что уже не один.

Появились люди. Первый, второй, потом еще, и вот уже вокруг полно народу: наряженные кокетки с зонтами и в шляпках, бритоголовый амбал, старуха с лицом пресным, как ржаная горбушка… Брели бесшумно, поодиночке и группами. Совсем близко прошмыгнула стайка хорошеньких девчонок в мини-юбках, с глазами большими и пустенькими.

Никита стоял на мосту. Крепко вцепившись в перила, смотрел, как тает, съедается туманом гранит, исчезают деревья, а дома, ворочаясь неуклюже, начинают распадаться, как кубики, разбросанные в досаде малышом-великаном.

Простоволосые и в париках, бедняки и франты, чиновники в камзолах и каторжане в цепях, с язвами на мосластых лодыжках, люди шли и шли – из тумана в туман, такие же зыбкие, двигались из расщелин домов в плотную мглу, окутавшую город.

И звучал в голове голос, мягкий, мурчащий:

– Их всех, как ты понимаешь, нет. Но – красиво, согласись. Завораживает. Все возвращаются в город, – кот говорил торжественно.

Интересно, на каком расстоянии он может за ним наблюдать? Тоном гида Ватсон продолжал:

– Пока не изобрели автоставни, некоторые выходили искать своих. Не возвращались, конечно. А если возвращались – совершенно невменяемые, да… – голос убаюкивал.

Люди шли, дробились дома, под рукой дрожали перила. Никита плыл. Конечно, ничего этого нет. Как нет отсюда исхода, и лежит он сейчас, босой и голый, под свайной набережной, а верткие лихие людишки делят его нехитрый скарб: торбу с краюхой хлеба, да горсть медяков, честно сработанных подмастерьем в лудильной лавке. А через пару минут булькнут незадачливым телом в воду мутную да стылую, и поминай как звали Никитку, мамкиного с батькой сынка. Бежать надо. Бежать…

Он тряхнул головой. Под руками по-прежнему дрожали перила. Вот бесовщина. Будто в прошлую жизнь заглянул. Он огляделся. Города больше не было. Было марево, и зыбкий воздух, и твердь моста под ногами; да еще – сумасшедшая баржа с песком, которая вдруг оказалась внизу.

– Что ты стоишь, болван? – прозвучало в голове. Мост сейчас тоже… того! – быстрей, – прошипел кот, – дурень! Сигай вниз, пока мост…

Он перегнулся через перила. Метров восемь. Если правильно сгруппироваться… да нет, бред!

– Быстрей, – беззвучно проорали в голове.

Он набрал воздуха в грудь и прыгнул. Казалось, время застыло – так четко он ощутил свой полет. Сухой песок выбил остатки дыхания.

…Крошево во рту. Нечем дышать. Открывать глаза нельзя, проходили. Насыплет пыли, защиплет, а пошевелить рукой, протереть – невозможно. Под веками картинка: медленно и торжественно, как в кино, оседают перекрытия, рассыпаются балки, встает пыльное облако. И тихо. Грохот, и вдруг тишина. Сдавлена грудь. Не хватает воздуха. Где-то тут же, наверное, Чиж. И бесполезно орать, никто не услышит в этом чертовом городе под злющими звездами. От бессилия он зарычал, заворочался. И все-таки открыл глаза.

Баржа мирно ползла по реке. Он лежал, закопавшись, уйдя в в песок чуть не по пояс, как богатырь Святогор в землю. Но, кажется, жив. Слава богам. Или котам? Халявщики. Котоцентристы. Сами бы сигали с моста головой.

Не сразу, но поднялся. Мимо плыли заброшенные гаражи. Сама река казалась заросшей и неопрятной. От гранитных мостовых не было следа. Где он? Конец Фонтанки? Обводный?

Сидел, глазея по сторонам, пока не увидел огни. Баржа неторопливо приближалась, и он смог прочесть аляповатую вывеску: «Трактир…» – крупными буквами, дальше мельче, и он прищурился «…на Млечном пути»?!

Должен успеть. Когда баржа поравнялась со зданием, прыгнул, стараясь как можно дальше отлететь от страшного смоленого борта. Греб что есть силы, одежда мешала, но вода, к счастью, была не холодной.

– Это потому что у нас всегда стабильная, солнечная погода, – раздалось в голове.

– Скажи лучше, чтоб дверь подержали, – прохрипел он.

– Уже, – сказал голос обижено, – я свои обязанности блюду.

Ноги почувствовали дно. С мостков кто-то тянул руку.

– Вот и ладушки, – сказал Рик. – Вернулся – и хорошо.

Ввалились в таверну. Мокрый, как Ной, Никита вызвал у постояльцев интерес.

– Пари, определенно пари, – предположил интеллигентного вида очкарик. – Коллега, бальзаму не желаете?

– Рому ему, – откликнулся здоровяк в сувенирной бескозырке.

– Лучше пуншу горячего, – сказало существо с нежным румянцем, не разберешь, юноша или барышня.

– Кофе, – отрезал Рик, – пей и пошли!

И посетители мгновенно утратили к нему интерес.

– Вот ведь, – сказал Рик, – как сердцем чувствовал неприятности!

– И зачем вы меня сюда запихали? – спросил Никита.

– А я – знаю? – огрызнулся Рик. – Марго вот была уверена, что ты останешься.

– А ничего, что я – не тот, кого ждали?

Рик вздохнул.

– Да не знала Марго! Не знала. Она меня вконец доконает. Вот ответь мне, почему так? Есть человек, например, повар… Золотые руки. А его, понимаешь, тянет петь. Блеет, как козел, фальшивит, а ростбиф готовит – очередь на месяц вперед в ресторан. А эта скотина в хоре поет. Вместо того чтоб готовить.

– Ну, нравится человеку, – отозвался Никита.

– Нравится, – повторил Рик. – Марго вот, к примеру, поставь перед ней толпу оборванцев – укоротит! Темперамент! – он потряс сжатым кулаком. – Администратор от бога. Но ей хочется волшебства. Опыты, пробы. Годами! при полном отсутствии дара и интуиции. Голая физика, сплошь гаджеты, интернет, фармацевтика… и при этом хочет называться колдуньей. А тут – ты. Даты рожденья совпали. Лицо – одно. Она обрадовалась! Решила, что притянулся тот, кого искали. Думала, сам пришел, потому что с той девчонкой они ритуал провели. Ладно бы из местных травок она ей пойло сварила. Нет. Контрабанда… – Рик вздохнул. – Ведь в самой дальней дыре, самого захолустного мира она умудрится найти контрабандный канал. Эту бы ее энергию, да в мирные цели. Вечерок у нас был сегодня… Таможня… Санинспекция. Я бармена рассчитал. Какой был бармен…

Рик покачал головой. Вошла Марго, положила руку мужу на плечо.

– Меня подвел поставщик, – сказала она Никите, – вот ты и влип.

– А я-то тут при чем? – спросил Никита.

– Ну, как бы попроще… давай так. В одном месте, довольно странном, есть, гм, минерал. Местные растирают его и заваривают, на манер кофе. Я цапанула пару унций, когда мы удирали из Мюнхена.

Бедный Рик, подумал Никита. Он с ней не соскучится.

– Понимаешь, я всегда знала, что этот тип – халявщик. Зато дешево. А тут он мне, то ли сдуру, то ли горело у него, товар толканул качественный…

– И ты этот кофе заварила девушке, которая пришла сюда две недели назад, – продолжил Никита, – и что?

– Те туземцы вообще очень странные ребята, – продолжала Марго, – раздумчивые такие. Сутками на месте сидят. А мир у них райский. Идиллия. Минимум затрат при максимуме результата. Как-то так этот напиток действует, что, когда ты понимаешь, что тебе надо, события выстраиваются оптимально для как. Вектор он дает, вот что. Вектор. Той женщине нужен был ты.

– Но тот… я – погиб?

– Откуда я знаю? Наверное. Будь сырье похуже, действие послабей, она нашла бы в своем мире кого-то похожего. А так контрафактное пойло выдернуло тебя. Передозировка вышла. Бывает, – Марго смотрела чуть виновато.

– Я зайду к вам еще? Просто так? – спросил Никита.

– Съехали мы, дружок. Пока, видишь, здесь. А у вас – совсем закрылись… иди, – сказала Марго.

Знакомая дверь. Он открыл и шагнул в утро. Раннее августовское утро где-то в новостройках. Услышал, как захлопнулась за спиной дверь, и что-то тяжелое немедленно придвинулось к выходу.

– Будь здоров, – донеслось за спиной.

Брел долго, мокрый и злой. В метро, конечно, его не пустили. Лишь около девяти оказался в родных местах. В знакомой лавке зубастый продавец зазывал:

– Свежее мясо! Купи, дарагой! Скидка первому покупателю!..

В парадную он входил с пакетом в руке.

– А ты уверен, что это именно телячья вырезка? – раздался голос. Рыжий котище сидел на окне. – Где брал?

– Ты? – Никита почти не удивился. Слишком много событий за одну ночь. – Ты что, за мной всю дорогу бежал, что ли?

– Это тебе бегать надо, – самодовольно ответил Ватсон. – У нас другие средства передвижения.

– Как Ленка? – спросил Никита.

– Которая? – насмешливо уточнил кот, – но ответил: – Та – выкарабкается. Ставен уже не ломает, – он осторожно засунул морду в пакет, – понимаешь, тот, другой, за два года стал у нее бронзовым. Идеальным. А тут – ты. Обычный. Посмотрела она, посмотрела… И с пьедестала сняла. Отойдет потихоньку. Отболеет.

Никита кивнул и пошел вверх по лестнице. Порылся в кармане, ища ключи. Дверь распахнулась.

Его ждали.