Лавку Тибо я нашла действительно быстро. Двухэтажный домик с крохотным балкончиком на втором этаже и террасой у парадного входа было сложно не заметить. На небольшой террасе стояло три маленьких столика и такие же маленькие стульчики. За одним из них сидели, с трудом помещаясь, две дородные дамы и неспешно потягивали, судя по идущему из чашек пару, горячие напитки. Моё появление прервало их увлекательную беседу, они мгновенно застыли с чашками у рта и не отрывали взгляды от меня, пока я не скрылась за дверью.
Громко хлопнувшая дверь и переливчатый звон колокольчиков оповестил хозяина лавки о новом клиенте, и он, словно джинн из бутылки, выскочил из-за прилавка и со счастливым лицом и распростёртыми руками рванул ко мне навстречу.
– Добрый день, чего желаете? Я Тибо, хозяин этого волшебного места, где вы можете приобрести всё, что вашей душе угодно, – протараторил живенький старичок, услужливо подхватывая мой чемодан и поставив его на диванчик. – Прошу вас, присаживайтесь. Если хотите, я подам вам чай, кофе.
– Нет, благодарю, – с вежливой улыбкой отказавшись, я рассеянно рассматривала небольшое помещение, которое начиная с потолка до пола было завалено всем подряд.
Ткани разного цвета и фактуры были уложены на открытых полочках, чтобы сразу, как говорится, показать себя с лучшей стороны. Шляпки, кружевные воротнички и манжеты висели гроздьями на крючках вдоль правой стены. Там же, сверкая бляшками, на гвоздики были подвешены ремешки. Платья, казалось, с силой утрамбованы в распахнутый настежь шкаф, туфли новые и поношенные, но вполне приличные на вид, выстроены шеренгой вдоль окна.
Несколько маленьких подушек лежало на невысоком столике сложенными друг на друга, а за плед, небрежно наброшенный на спинку кресла, зацепился железный подсвечник, и теперь при каждом движении Тибо половица, поскрипывая, раскачивала кресло, а следом и подсвечник. Тот, словно обезьянка на ветке, качался, удивительным образом уворачиваясь от удара о ножку.
Потрясённо рассматривая эту диковинную комнату, я на миг растерялась. Общий вид помещения подавлял, казалось, что если задержаться в этом месте дольше, чем положено, то ты будешь погребён среди этого многообразия навечно. Эта лавка, она… выглядела захламлённой.
– Тогда я могу вам предложить компот? Сегодня Пат приготовила его из кислых ягод, и он невероятно освежает в эту немилосердную жару, – прервал мои мысли Тибо.
– Хм… да? – Нерешительно взглянув в окно, я убедилась, что нет, там всё так же дует прохладный осенний ветер, а прохожие, одетые не по погоде, зябко кутаются в накидки или шали. – Нет, спасибо, сэр Тибо…
– Ох нет! – воскликнул старичок, прерывая меня. – Какой я вам сэр, просто Тибо.
– Ладно, Тибо, – повторила я, вежливо улыбнувшись, чувствуя нарастающее раздражение. Все эти расшаркивания нервировали, времени совсем нет, я оставила сына непонятно с кем, нужно быстрее решить вопрос с финансами, а он болтает. Но, сделав глубокий вдох и натянув любезную улыбку, продолжила: – Я хотела предложить вам свои изделия, это салфетки, вышитые золотым шёлком, вот, посмотрите.
Подтянув чемодан ближе, я быстро отщёлкнула замочки, вытащив на свет несколько работ. Делала я это так спешно, чтобы не услышать возражение или не узнать ещё об одном угощении от Пат, что опрокинула локтем маленькую вазочку, которая притаилась за горой подушек на столе.
– Ой! Простите, – смущённо пробормотала я, быстро поднимая вазу и радуясь, что та осталась цела. Поставив её на место, я взглянула на Тибо и радостно улыбнулась. Старичок с восхищённым видом держал в руках одну из салфеток, вышитую по краю золотым тиснением, и довольно цокал, но, ощутив мой взгляд, тут же сделал безразличное выражение лица.
– Так себе, конечно, работа, – невнятно пробормотал он, наморщив нос, отчего его лицо стало ещё морщинистее, – узоров мало, да и нить слишком тонка, но, я вижу, вы вдова и, верно, муж оставил вас ни с чем, поэтому полмонеты за каждую.
– Десять за вот эту и эту, остальные по пятнадцать, – уверенно произнесла я, сурово взглянув на хитрого старичка. – Здесь только нитей на три монеты, а работа, а ткань?
– Нет, по монете за каждую. – Сощурив глаза, Тибо сложил руки на груди и задрал подбородок к потолку, будто хотел его проткнуть.
– Пятнадцать за эти две, остальные по двадцать, – сказала я, заметив алчный блеск в глазах Тибо и быстро сообразив, что перепродаст он салфетки куда дороже.
– Что? – потрясённо воскликнул старичок, в недоумении уставившись на меня. – Кто так торгуется?
– Я… так что, по рукам? – ухмыльнулась я, пристально взглянув на Тибо.
– По пять за каждую, и это моё последнее слово.
– Если не возьмёшь по двадцать эти две, остальные по двадцать пять, я продам их в другой лавке, – заявила я, забирая салфетку из дрожащих ручонок наглого торговца, – и это моё последнее предложение.
– Кхм… – сердито выдохнул он, бросив недовольный взгляд из-под насупленных бровей, и процедил сквозь зубы: – Какие жадные люди нынче пошли… Жди здесь.
Резво развернувшись, он мгновенно исчез за прилавком, оставив меня в смятении и страхе. Ужасно хотелось сбежать, я была уверена, что он сейчас заявится с огромным амбалом, меня поколотят, отберут салфетки и выкинут из лавки. Но идти в другой магазин? Во-первых, я не знала куда, во‐вторых, не факт, что и там меня не попытаются обмануть, поэтому, стиснув зубы, я решила подождать несколько минут.
Время шло, а старичка всё не было, руки стали дрожать ещё сильнее, ноги отбивали чечётку, а по спине пробежал холодок ужаса. Спустя ещё одну минуту ожидания я решительно поднялась и тут же вздрогнула от внезапно громкого звука.
– С трудом собрал, – недовольно пробурчал Тибо, вручая мне мешочек с чем-то тяжёлым, – держи, здесь всё, изготовишь ещё такие – приноси.
– Хорошо, – неуверенно улыбнулась я, убирая мешок в чемодан и от испуга даже не проверив, действительно там монеты и верно ли их количество. Спешно защёлкнув замочки, я направилась к двери и только там, обернувшись, пробормотала: – Спасибо.
– Кхм… заходи, приятно иметь дело с умными людьми, – хмыкнул он, закрывая за мной дверь.
Домой я почти бежала, будто за мной гнались разбойники. Люди, что попадались мне навстречу, провожали меня удивлёнными взглядами. Я же спешила скорее оказаться в спасительном месте, за высоким забором, и быстрее увидеть сына. От волнения и беспокойства моё сердце заходилось в бешеном ритме, а от переполняющих меня эмоций на глаза набежали слёзы.
– Кажется, вот за этим домом, – прошептала я, ускоряя шаг, и со всей силы врезалась во что-то или кого-то. Меня отбросило назад так, что от прострелившей пятую точку боли я застонала.
– Мадам, вы в порядке? Позвольте, я помогу, – воскликнул обеспокоенный мужской голос с лёгкой хрипотцой, будто простуженный.
– Спасибо, – пробормотала я, чувствуя, как по щекам всё же побежали слёзы. – Помогите подняться.
– Да, конечно, – пробормотал всё тот же голос. Из-за пелены слёз лицо казалось расплывчатым.
– Благодарю, – всхлипнула я и, склонив голову, украдкой вытерла слёзы, чтобы взглянуть на мужчину, но слёзы не хотели останавливаться. – Простите, я вас сбила.
– Нет, что вы, это я не смотрел, куда иду, – тут же возразил мужчина.
– Юдо! Что происходит? – раздался за спиной приятный бархатный голос, странным образом меня взволновав.
– Мсье Этьен, девушка, она… упала и вот, плачет.
– Мадам…
– Кэтрин, – снова всхлипнула я, ощущая себя глупо, и, смущённо отвернувшись, пробормотала: – Всё хорошо, мне уже лучше. И, Юдо… спасибо.
– С вами точно всё в порядке? Может, вас проводить? – спросил всё тот же притягательный голос.
– Нет, мне совсем недалеко, спасибо. – Подхватив чемодан, продолжавший стоять на земле, я рванула мимо дома Морганы. Не знаю почему, но я не хотела, чтобы они видели, где я живу. И только в конце улицы, завернув за угол какого-то здания, я остановилась, чтобы перевести дыхание.
Кдому бабушки Мо я кралась, как воришка. Выждав минут десять, на большее меня не хватило, мелкими перебежками, стараясь держаться в тени домов и не прекращая осматриваться, я через тридцать минут влетела во двор.
– Мама, ты плакала? – воскликнул сын, подбегая ко мне. Он крепко обнял меня, пристально вглядываясь в лицо.
– Немного… упала, – повинилась я, погладив сына. Тут же я заметила, что мои ладони в серых разводах от пыли и слёз, и, мысленно застонав, спросила: – Джереми, посмотри, моё лицо грязное?
– Да, ты в чёрную полоску, – улыбнулся сын, потянув меня за руку в дом, и нравоучительно добавил: – Тебе надо умыться и платье снять, оно тоже грязное.
– Пожалуй, – хихикнула я, представив, как выгляжу со стороны, теперь понимая, почему от меня шарахались люди. – Как бабушка Мо?
– Хорошо, мы кашу приготовили, правда, без мяса, – отчитался сынишка.
– Молодцы, сейчас приведу себя в порядок, и расспросим Морган про недорогую лавку, где можно приобрести еду и одежду одному маленькому, но быстро растущему мальчику.
– Мы с Абисом насобирали листики-паутинки, – поделился сын, – я убрал их на полочку шкафа в нашей комнате.
– Замечательно, – кивнула я, зайдя в комнату, положила чемодан на столик и замерла в нерешительности.
– Мам?
– Сейчас. – Дрожащими руками я открыла чемодан и, осторожно взяв мешочек, словно там было что-то опасное, развязала тугую тесьму, зажмурилась и высыпала всё содержимое на дно чемодана.
– Мама, – потрясённо прошептал сын, я же, чуть приоткрыв глаза, ошеломлённо уставилась на кучку золотых монет, а потом громко и счастливо рассмеялась.
– Невероятно! – сквозь смех воскликнула я и, подхватив сына на руки, закружила его по комнате. – Ты представляешь, я думала, торгуюсь за серебрушки, а оказалось, за золото. В нашей деревне мне больше монеты не давали, а здесь золотом.
– Это ты салфетки продала? – поражённо переспросил сын, обнимая меня за шею.
– Да!
– Теперь ты можешь купить ещё нити и столько навышивать! – радостно прокричал ребёнок, распахивая руки.
– Да! – поддержала я его, воодушевлённая перспективами, но через миг застыла, тихо пробормотав: – Конечно… Ну ладно, подурачились, пора переодеться и идти в лавку. Ты со мной?
– Тебе же потребуется помощь, – важно проговорил сын, – я пойду узнаю у бабушки Мо про недорогую лавку.
– Хорошо, сынок, – кивнула я, за улыбкой скрывая грусть и мысленно сокрушаясь.
Я не Кэтрин и вышивать не умею. Да, мне сохранили её память, я люблю её сына как родного. Чувства к этому маленькому мужчине с каждым прожитым днём в этом мире становятся лишь крепче. Я знаю всю её жизнь, знаю, чем она пожертвовала ради сына. Воспитанная в строгости и послушании, забитая и тихая, она всё же нашла в себе силы и ради ребёнка смогла многое выдержать. Наверное, став матерью, каждая женщина добровольно лишает себя права быть слабой…
И теперь это моё наследие и мой долг. Вырастить нашего сына достойным и счастливым человеком. Но как это сделать, на что? Вышивать? Я попробую, буду очень стараться, но ощущаю в себе изменения, моя душа меняет тело, я всё чаще замечаю за собой привычные жесты. Сын ещё за завтраком удивился, почему я держу ложку не в той руке. А написанные строчки в блокноте о необходимых на первое время продуктах отличаются от записей моей предшественницы. Смогу ли я вышивать так же, как она? Справлюсь?
– Мам! Бабушка рассказала, в какую лавку лучше зайти, – сообщил Джереми, вбегая в комнату, но, резко остановившись, в недоумении спросил: – Мама? Ты ещё не ходила умываться?
– Нет. Задумалась, – ответила я, собирая в мешочек монетки. – Сейчас уберу это куда-нибудь подальше и пойду.
– Хорошо, я на улице подожду.
– Нет, беги умой руки и лицо и переодень рубаху, а штаны отряхни, на них налипли травинки, да и на коленке остался отпечаток пыли.
– Я мигом.
Лучшего тайника, кроме как под половицей в углу комнаты, я не нашла. Эту доску я заприметила, ещё когда подметала: один из её краёв провалился. Приложив немного сил, я выдернула вместе с доской проржавевший гвоздь, обернулась проверить, не следит ли кто за мной, и, спрятав мешок, снова прикрыла его доской. Для надёжности подтянула в угол пыльное кресло.
– Всё, готов, – ворвался в комнату ребёнок, стоило мне только закончить. – Эту надеть?
– Да. Я тоже пойду умоюсь.
Перед выходом я проведала Морган. Старушка, сидя в кресле, перебирала бумаги, от помощи отказалась и повторила для меня, в какую лавку следует сходить за молочкой, а в какой лучше купить мясо.
– Если ты им накинешь пару медных монеток, то будут приносить заказ домой и больше не потребуется ходить самой, – добавила бабушка Мо, не отвлекаясь от своего занятия.
– Хм… спасибо.
На улицу выходить было и боязно, и ужасно интересно. Отправляясь к Тибо, я ни на что не обращала внимания, моей целью было скорее добраться до места, удачно продать и вернуться к сыну. Теперь же, держа за руку Джереми, я могла себе позволить немного прогуляться.
Замерев на минутку у калитки, мы осмотрелись. Можно было идти через небольшую площадь, мимо маленьких лавочек с готовой выпечкой и уютных кофеен, или повернуть в узкий переулок и сразу оказаться у Флорет – молочницы. Украдкой взглянув на сына, я всё же повернула к неработающему фонтанчику на площади, решив, что мы с сыном заслужили небольшой праздник.
– Как насчёт пирожного и вкусного какао?
– А можно? Да? – переспросил сынишка, распахнув глаза в предвкушении.
– Сегодня можно, – нежно улыбнулась я ребёнку, мысленно обещая себе, что сделаю всё, чтобы можно было всегда.
Неспешно прогуляться не удалось, Джереми торопился скорее угоститься любимым лакомством. Поддавшись настроению ребёнка, я тоже чуть ли не вприпрыжку следовала за ним.
– Сюда зайдём?
– Давай, – согласно кивнула я. Маленькое кафе, у входа вазоны с махровыми яркими цветами, за большим окошком на прилавке, призывно блестя маслеными боками, приглашали насладиться нежным кремом и воздушным бисквитом крохотные пирожные.
– Мадам, мсье, – поприветствовала девушка, вежливо улыбаясь, стоило нам появиться в дверях, – чего желаете?
– Тебе какое?
– Шоколадное с вишенкой, – восторженно пробормотал сын, указав пальчиком на самый большой кусочек.
– Его и какао, а мне вот эту корзиночку с безе и чай.
– С вас тридцать семь серебряных, – ответила девушка, подавая нам наш заказ.
– Спасибо, – восторженно прошептал сын, унося поднос к свободному столику.
– Держите. – Я вручила девушке золотой, подсчитывая в уме, сколько дней можно сытно прожить на эти деньги, но, тряхнув головой, выбросила грустные мысли и, улыбнувшись, добавила: – Эту с кремом и малиной с собой заверните, пожалуйста.
– Конечно, мадам.
Наблюдать за Джереми было радостно и печально одновременно. Он с таким наслаждением, медленно смаковал каждый кусочек, что сердце щемило от бесконечной нежности и переживаний.
– Очень вкусно, – произнёс сын, делая глоток какао, – хочешь попробовать?
О проекте
О подписке