Кошки – это видимая душа дома, потому что время, проведенное с ними, никогда не теряется зря.
Жан Кокто
Давно уже Маша мечтала о кошке. Простой гладкошерстной, а может быть, пушистой кошке рыжего цвета с белой грудкой и белыми же перчаточками. Простенькая такая, если разобраться, мечта. Не знаю, как в других странах-городах, а у нас в Питере и Ленобласти этих рыжих… ох… просто озолотиться можно.
Тем не менее, Маша это точно знала, кошка должна ее выбрать сама. Или ее подарят каким-нибудь необыкновенным образом, или она появится сама… То есть просто отправиться к заводчику и выбрать самого симпатичного не вариант. Потому как откуда тебе знать, что судьба приготовила тебе именно этого которебенка? А разве против судьбы попрешь?
И тут подруга неожиданно действительно принесла Маше именно такую рыжую кошечку, как та и хотела.
Скажете – вот и знак судьбы? Маша тоже так поначалу подумала, хотя тут же возникли первые сложности. На следующий день она должна была отвезти свою сестру с племяшкой к себе на дачу. Показать им там, как замки открываются-закрываются, куда, уходя, ключ прятать, где какие продукты находятся, да и вообще. Сама же она сразу после этого садилась в поезд и отправлялась в Москву на стажировку.
«Ничего, – решила Маша. – Не проблема, Ксюша с Тамаркой будут рады приглядеть за симпатичной котейкой».
Так и сделала. Доставив родственников на дачу и расцеловав перед расставанием Пушу (это имя она давно уже подобрала для своей будущей кошки), Маша отправилась в столицу.
Когда же она вернулась, кошечка признавала своими хозяйками Ксюшу с Томой, шипя на Машу и отказываясь идти на ручки.
Это было обидно, но Маша решила, что еще не все потеряно.
Сейчас кошечка привязалась к Ксении, потому что та неделю кормила ее и лелеяла, а потом, через недельку-другую, глядишь, и поменяет свою симпатию. Лето еще длинное, все сто раз переиграется. Пока же она так рассуждала, с завистью поглядывая на то, с какой радостью Пуша играет с Тамаркой в клубок.
Пока она наблюдала за этой идиллической картинкой, на веранду зашла Ксения.
– Соседи окотились, – с порога выдала она. – Предлагаю засвидетельствовать, так сказать, свое почтение и между делом договориться о котенке. А то Томка так к твоей Пушинке привязалась: как подумает о расставании – ревет, не сможет дома без кошки!
Пошли.
Маша достаточно хорошо знала своих соседей. Фамилия их была Дьяченко. О таких людях говорят обычно: «Воспринимайте их как данность», иначе никак. Жили они как бог на душу положит, в доме вообще никогда не убираются, сами вечно ходят не пойми в чем. Но вот кошка – кошка у них действительно знатная. Пушистая, с огромным хвостом в стиле «павлин обзавидовался» и кисточками на ушах. Роскошная кошь!
Откуда у неряшливых соседей могла появиться эта невероятной красоты кошка, Маша знала. То есть не само происхождение серой Дымки, последнее оставалось тайной, Маша знала, как кошка оказалась у Дьяченко.
Однажды, дело было осенью, погода стояла теплая, почти бабье лето. Спать легли с открытой форточкой. А когда бабка Алла Дьяченко проснулась утром, рядом с ней в постели преспокойно дремала Дымка.
То есть еще буквально вечером никаких кошек у них не было и в помине, а брать их никто не собирался, а утром кошка нарисовалась.
Причем не просто появилась, а действовала так, словно всегда здесь жила.
Знаете, как ведут себя кошки, попав в чужой дом? В большинстве случаев ныкаются по углам, дня по три не выходят к людям. Некоторые от еды, воды отказываются. А тут совершенно чужая кошка, в незнакомом ей доме, с чужими людьми, причем не самого образцового поведения, а ведет себя так, словно с самого котячьего детства здесь живет и всех знает.
Маша в своей жизни много читала фантастики и даже предположила, что Дымка действительно проживала у Дьяченко, но только происходило это не в нашем, а в параллельном мире, незначительно отличающемся от того, в котором мы с вами живем, ну, например, наличием пушистой кошки, которой в нашем мире до поры до времени не было.
Впрочем, все это лирика. Конечно, идти и смотреть на только что родившихся котят не очень-то и хотелось. Маша понятия не имела, как Ксюша представляет эту судьбоносную встречу своей дочери с ее будущим котом или кошкой, когда ей покажут слепых, красноносых существ, больше напоминающих крысят или хомяков, но только не котят. Как она должна выбрать, если и красота, и обаяние, свойственные кошачьим, начнут проявляться много позже?
Впрочем, спорить не стала. Их провели на веранду, где стояла специальная кошачья тахта, такая древняя и грязная, что на нее не покушались даже грязнули хозяева.
И если прежде Маша нет-нет да и иронизировала, предполагая, что на этой тахте в разное время уходили из жизни несколько поколений Дьяченко, сегодня она могла наблюдать следы недавнего рождения четырех котят.
То есть как кошка родила, так котята и возились на грязной, вонючей подстилке, в давние времена, возможно, бывшей одеялом или покрывалом.
Котят любезно извлекли из-под маминого теплого брюха. Маша села на самый краешек жуткой тахты, а Полина и Ксюша склонились над шевелящейся кошачьей массой, как вдруг самый крайний котенок – он и внешне отличался от остальных малышей, так что, если все котята Дымки были традиционно белые с серым, этот имел бурую шубку, – так вот, этот бурый котенок вдруг отделился от общей котокучи и, слепо тыкаясь мордочкой, дополз до Маши и ухватился лапкой за ее ногу.
Маша даже не успела сообразить, что случилось, а хозяйка уже забрала котенка, отправив его к братикам и сестричкам.
Той же ночью Маша вышла во двор подышать свежим воздухом и невольно подслушала разговор, произошедший между Ксенией и Томой.
– Ну что я могу сделать? Ты же понимаешь, Пуша – кошка твоей тети. Мало того что мы живем в ее доме, я еще должна просить ее отдать нам ее же кошку. Как это называется, по-твоему? Наглость это, и ничего больше! Знаешь, как она мечтала о рыженькой с белыми лапками? Будем к ним заходить в гости, лакомства кошачьи приносить.
– Ну мама. Я же ее люблю. Я жить без нее не могу, – рыдала Тома. – И Пуша меня любит, а тетю Машу не любит, ну ни капельки. Как они будут жить вместе? А я и учиться без нее не смогу, все время буду думать, как там Пуша.
Ситуация назревала наинеприятнейшая, внутренне Маша уже почти что смирилась с потерей кошки, но только она же знала Ксению: даже если она сама предложит Томе забрать Пушу, Ксенья, с ее повышенным чувством справедливости, наверняка сразу же пойдет в отказ. Как она может забирать у сестры ее единственную кошку!
Ради этой самой справедливости Ксения могла горы свернуть, ну или упереться как баран, танком с места не свернешь.
Второй раз они увидели котят, когда те весело носились по соседскому дворику, играя в догонялки. Шикарная мама грациозно возлежала в тени и прохладе, краем глаза наблюдая за своими малышами.
И повторилось то же самое. Маша, Ксюша и Тома подошли к котятам, и бурый тут же оставил игры, подбежал к Маше, схватил ее за брючину и, пронзительно заглядывая в глаза, вдруг пополз вверх. Это был уже явный знак – котенок выбрал своего человека.
– Что же, – Маша посмотрела на сестру, перевела взгляд на племянницу, – мне кажется, выбор сделан. Томе нравится Пуша, и Пуша к ней привязалась, какой смысл разлучать любящие сердца. Я же возьму себе котенка, который выбрал меня. – Подхватив на руки невесомое пушистое существо, Маша обнаружила, что имеет дело с девочкой, и сразу же пошла договариваться с хозяйкой.
Маленькая бурая кошечка – позже ее мех из бурого превратился в дымчатый серый – получила имя Муза.
С тех пор Пуша и Муза познакомились и подружились. Когда Маша уезжала из города по своим делам, Муза гостила у Пуши, а когда хозяйки Пуши должны были оставить свою рыжую красавицу, отправившись по своим делам, та переезжала к своей названой сестричке Музе.
Так что все сложилось лучше не придумаешь. Действительно, с судьбой не поспоришь.
С тех пор, как Гутенберг изобрел печатный станок, молодежь пошла не та. Уткнутся в книгу – никакой духовности.
Никола Флавийский, 1444 г.
На книжкиной неделе в Аничковом дворце наш поэтический кружок почему-то неизменно выступал перед мальчиками и девочками, явившимися на книжный праздник. Почему мы, а не ТЮТ (Театр юношеского творчества)? Понятия не имею. Наверное, занимались более серьезными делами. На книжкину неделю нет-нет да и заглядывала поэтесса Ирина Малярова. Но это было не ее время, а время карнавала. Малярова председательствовала в жюри творчества юных и если и посещала веселые представления, то просто желая развлечься.
Основное действо шло по написанному сценарию, и потом все занятые в представлении актеры сопровождали группы гостей, кому какая достанется. Группы определялись в самом начале, когда дежурные раздавали детям разноцветные шапочки. Сколько групп, столько и цветов. Мы же заранее знали, кому какой цвет выпадет, и вели группы по заранее намеченному маршруту. В каждой гостиной проходило костюмированное представление уже со взрослыми актерами, поэтому имело смысл каждый день брать себе новую группу и наслаждаться вместе с детьми разными спектаклями. Но каждый день дежурить на книжкиной неделе не разрешалось, роль учили два-три человека, с чем я решительно не могла согласиться. Честно отработав предшествующий год в костюме развеселой обезьянки Чи-чи и уразумев, что три выступления меньше шести, а значит, и удовольствия в два раза меньше, на следующий год я устроила первую в своей жизни интригу.
Роль пса Артемона досталась мне и Юле Григорьевой. Мы получили свои тексты и, быстро выучив, приступили к репетициям. Но тут Юля заболела. Пропустив пару репетиций, она позвонила мне, забрасывая вопросами о предстоящем празднике.
– Знаешь, мы так много уже успели без тебя, думаю, тебе будет трудно запомнить все мизансцены, – с хорошо деланой честностью в голосе посетовала я.
– Трудно? – Я знала, что Юля панически боится этого слова. – Ну, тогда я, пожалуй, не буду ходить до книжкиной недели. Кашель еще не прошел, да и вообще…
Было немного стыдно, но я просто не могла отдать хотя бы часть радости пребывания на сцене другому человеку. К слову сказать, всю неделю непрекращающихся праздников со мной во дворце был мой младший брат, чью радость я также не собиралась прерывать, если бы на входе перед началом представления не оказалось галантного пса Артемона, который нежно целовал ручки дамам, дарил цветы, а потом вдруг направлялся в гардероб для того, чтобы хлопнуть по плечу уже ожидавшего чего-то подобного Виталика и провести его наверх мимо бдительных билетеров, – кто знает, может, у нас так задумано: Артемон выбирает одного из гостей и вместе с ним поднимается по беломраморной лестнице.
Вообще-то по жизни я никогда особенно не ладила с собаками, точнее, не понимала их и потому старалась держаться подальше. Но пес Артемон дорог мне до сих пор.
– Это моя сестра, – с гордостью показывал на меня брат одному из своих новых приятелей, с кем свел знакомство на книжкиной неделе.
– А твоя сестра – мальчик или девочка? – задавали ему встречный вопрос.
Боже, помоги мне быть таким человеком, каким считает меня моя собака…
Януш Вишневский
Шел 1943 год, в редакции газеты «New York Times» прозвучал телефонный звонок. Секретарша подняла трубку и, немного послушав, попросила собеседника подождать, заглянула в кабинет главного редактора, где как раз проходило еженедельное рабочее совещание.
– Что вам, Мэгги? – недовольно отвлекся от бумаг шеф.
– Прошу прощения, сэр, но мне кажется, звонок исключительной важности. Не мог бы кто-нибудь из редакторов подойти к телефону и побеседовать с этим человеком?
– Скажите, чтобы перезвонил. Что за срочность? – недовольно поморщился главный редактор.
– Кого-то наконец убили? – оживился редактор криминальной колонки.
– Звонит фермер из Канады, некто Олив Дион. Он утверждает, что у него украли пять дочерей. Я подумала, что вы сочтете это важным.
В следующий момент ведущий репортер «Таймс» Гарри Смит уже выскочил из кабинета шефа и схватил трубку на столе секретаря.
– Итак, ваша фамилия Дион и вы уверяете, что ваши дети похищены!
– Совершенно верно, – ответили на другом конце провода.
– Пятеро детей? – уточнил Смит.
– Да, пять девочек: Аннет, Мари, Эмили, Ивонн и Сесиль. – Фермер говорил с каким-то присвистом. Возможно, он страдал бронхиальной астмой.
Имена показались Смиту знакомыми, но где он мог их слышать? В криминальной хронике? В уличных происшествиях? Вряд ли.
– Сколько девочкам лет, когда и при каких обстоятельствах они пропали? Когда вы видели их в последний раз? Есть ли предположение, где они могут находиться?
– Все они родились 28 мая 1934 года – пятерняшки. Неужели вы не слышали, сэр?
– Почему я должен о них слышать? – удивился журналист и тут же вспомнил. Сестры Дион! Вот уже восемь лет, как фотографии хорошеньких сестричек украшают все детские товары, каждый год магазины продают комплект из пяти дорогущих куколок с именами девочек на фартучках. Форменное разорение для родительского кармана, но дети требуют. Его дочка Нэнси на день рождения устроила безобразный скандал, когда он, вместо того чтобы купить обновленный набор пятерняшек Дион, приобрел ей симпатичного голубого пони со звездой во лбу.
– Я простой фермер. Выращиваю скот на продажу, крупный рогатый скот, но в этом году на пробу завел и свинок. Хорошее дело. Честное. Плачу налоги и всегда голосую на выборах. – Он откашлялся. – Восемь лет назад у нас с женой родились пять девочек. Роды принимал доктор Аллан Рой Дэфо. Пять младенцев – обычно такие роды хорошо не заканчиваются, поэтому мы спешно окрестили девочек, завернули их в подогретые одеяла и начали ждать, какая помрет первой. И что бы вы думали? Все выжили! И это притом, что у жены не было молока и каждые два часа приходилось кормить наших малюток смесью из воды, кукурузного сиропа, коровьего молока и пары капель рома. Это было тяжелое время для всей нашей семьи, сэр. Жена чуть не умерла родами, а другие дети и сами были еще маленькими, им было трудно приглядывать за пятью сестрами. Но вместе мы справились. И через полгода я решился показать наших малышек на Всемирной выставке в Чикаго. Мне говорили, что это первый случай, когда все родившиеся выжили. Что это своеобразный рекорд. Что мои девочки – гордость страны, ее достижение. Вот я и согласился.
– Вы согласились отправить своих дочерей на выставку, как… – Смит пытался подобрать слова, но вышло все равно грубо. – Как скот?
– А что в этом такого? – нимало не обиделся фермер. – Для них был выстроен специальный загончик… нет, павильон с десятью огромными окнами и галереей, это, стало быть, чтобы их было со всех сторон видно. Меня уверили, что девочки в хороших руках. Что дома мы бы не смогли сделать и половины того, что делает для них государство. При них постоянно были медсестры, кроме того, пока они там, нам не нужно было кормить и одевать их. Не нужно было заботиться о детском садике. Что, согласитесь, тоже существенная помощь. Представляете, как мы тогда все устали.
На выставке рядом с домом была построена детская площадка с качелями и песочницей. У них были самые лучшие игрушки. Люди смотрели на моих малышек из-за сетки. Никто не мог подойти к ним и обидеть. За посетителями все время наблюдал полицейский.
Потом выставка начала продавать сувениры с фотографиями девочек. Кружки, носовые платки, сумки… Все это можно было приобрести в специальной лавке. Тогда же я обратился к организаторам выставки с просьбой положить мне процент за использование бренда, они обещали, но так ничего и не сделали. Сказали, что, когда дети вернутся домой, вслед за ними привезут грузовик с детскими вещичками, игрушками и подарками. Мы ждали.
Я думал, что их вот-вот вернут, но, когда закончилась выставка, начались съемки документального фильма, потом еще одного. Фирмы, изготавливающие детское питание и одежду для самых маленьких начали использовать их фотографии. Известные люди все время фотографировались с близняшками. А мы – их родная семья – не получили с этого ни одного цента! Если я захочу сфотографироваться на ярмарке с обезьянкой, я заплачу доллар. А это ведь пять живых людей!
О проекте
О подписке