Дело Веры Засулич. Продолжение

Дух революции, дух восстания – полная противоположность духу свободы.

Франсуа Гизо

Впрочем, мы слишком далеко ушли от нашего повествования. Итак, Вера Засулич была оправдана, и теперь не только революционеры, но и простые, прежде вполне законопослушные граждане, готовы были аплодировать. Говорили, что на решение суда повлияла изначальная позиция председателя суда Анатолия Фёдоровича Кони^[26] и защитника террористки Петра Акимовича Александрова^[27].

Из зала суда Засулич вынесли на руках, у здания её встречала огромная манифестация. А на следующий день газеты Франции, Германии, Англии, США, Италии и других стран дали подробную информацию о небывалом процессе. Вера Засулич была названа героиней, что же касается Анатолия Кони – его характеризовали как честнейшего и неподкупнейшего судью всех времён и народов.

На следующий день после памятного суда министр Константин Иванович Пален^[28] обвинил А. Ф. Кони в нарушениях закона и рекомендовал ему подать рапорт об отставке (он был прав: Кони, понятное дело, руководствовался эмоциями, а не буквой закона). Кроме того, был отдан приказ о повторном аресте Засулич, дабы пересмотреть процесс до того, как фигурантка заляжет на дно. Но, как уже было сказано выше, не удалось – в тот же день террористка отъехала в Швейцарию.

Через два дня после суда над Засулич российские чиновники пришли к выводу о необходимости упорядочения уголовных положений. Именным указом «…дела о вооружённом сопротивлении властям, нападении на чинов войска и полиции и вообще должностных лиц при исполнении ими служебных обязанностей, если эти преступления сопровождались убийством или покушением на убийство, нанесением ран, увечий и пр., передавались военному суду, и виновные лица подлежали наказанию по статье 279 Воинского устава о наказаниях, то есть лишению всех прав состояния и смертной казни».

Кто-то выступил за немедленное принятие жёстких мер, кто-то против. Примечательно, что окончательная точка в этом деле была поставлена лишь через четыре месяца, когда С. М. Кравчинский убил шефа жандармов Н. В. Мезенцова. Да уж, пока жареный петух не клюнет, мужик не перекрестится!

После этого процесса заграничная пресса быстро забыла судью Кони, тот же был переведён сначала в гражданский департамент судебной палаты, а затем, в 1900 году, и вовсе оставил службу. Пострадал и граф Пален, его уволили с министерского поста «за небрежное ведение дела В. Засулич».

Мода на террор

Революция – это бензопила-маньяк, с которой никто не умеет обращаться.

О’Санчес

Вот так, вопреки всему на свете, и здравому смыслу в частности, суд присяжных оправдал революционерку Засулич. Мало этого, суд трактовал покушение Засулич как ответ на произвол государственного чиновника, приказавшего в обход всех законов, человеческих и гражданских прав высечь политзаключённого.

Вера Засулич сделалась героем, борцом за справедливость, а значит, и терроризм неофициально получил право на существование – как акт возмездия или средство защиты прав личности перед обществом.

В воздухе витало романтическое настроение, вновь и вновь появлялся призыв участников декабрьского восстания «вернуть долг народу», «погибнуть во славу общему делу».

Герои-мстители автоматически становились героями-мучениками, ведь в большинстве случаев они погибали.

В результате революционеры-террористы сделались желанными гостями в светских салонах, о них стало модно писать, водить с ними дружбу. Женщины мечтали о недолгом, но ярком романе с самым настоящим бомбистом или об участи легендарных жён декабристов, которые отправлялись в ссылку за любимыми, ну и, естественно, о возможности пожертвовать своей жизнью ради святой цели и светлого будущего.

В 1879 году в Петербурге очередной террорист стрелял в шефа жандармов Дрентельна^[29]. Боевой генерал Дрентельн совершал обычную конную прогулку, когда дорогу ему преградил хорошо одетый молодой человек на ладном жеребце и два раза выстрелил в него. После, на вопрос раненого генерала, что он сделал юноше плохого, задержанный молодой человек ответил, что покушался отнюдь не из личной неприязни – какая, дескать, неприязнь? они ни разу не встречались… Смерть генерала была свадебным подарком для невесты несостоявшегося убийцы! (Впрочем, его избранница также никогда не видела генерала и не держала на него зла.) Просто после покушения на Мезенцова впечатлительная девица влюбилась в героя Кравчинского и потребовала, чтобы и её жених проявил мужество и по примеру истинного революционера казнил какого-нибудь правительственного чиновника. Обычный дамский каприз.

Я прерву ход повествования для того, чтобы дать объяснения, кто таков Нечаев, что такое Исполнительный комитет и Катехизис революционера^[30], о которых время от времени будет упоминаться в этой книге.

Сергей Нечаев и «Катехизис революционера»

Я вижу слишком много освободителей, я не вижу свободных людей.

Александр Герцен

Русский нигилист и революционер XIX века Сергей Нечаев родился (20 сентября) 2 октября 1847 года. Подражая Рахметову – революционеру-аскету из романа Н. Г. Чернышевского «Что делать?», герой нового времени, который очень скоро сделался прототипом романа Ф. М. Достоевского «Бесы», спал на голых досках и питался чёрным хлебом с водой. Этим он снискал уважение не только впечатлительных барышень, но и бородатых мужей с высшим образованием.

Нечаев обладал пассионарным даром, то есть умел увлекать за собой. Он был прекрасно знаком с Михаилом Погодиным^[31], который оплатил его учёбу и трудоустроил, впоследствии же Нечаев стал духовным лидером историка.

Сергей вступил в студенческое движение в 1868-1869 годах, очень скоро поднявшись до руководителя и вдохновителя. Вместе с Петром Ткачёвым^[32] провозгласил право революционера на террор, но на том этапе общество оказалось ещё не готовым к столь решительным действиям, и «террор» до поры до времени был заменён на «подрывную деятельность».

Отправившись за границу, Нечаев очаровал Бакунина^[33] и Огарёва, получил от них 10 тысяч франков, на которые уже в России основал «Общество народной расправы», отделения которого вскоре открылись в Петербурге, Москве и других городах. Согласно радикальному «Катехизису революционера», который сочинил Нечаев, революционеры делились на две категории: ЦК (Центральный комитет) – и все прочие, которых принимали на правах исполнителей высшей воли.

«Революционер, – говорилось в принятом Нечаевым уставе „Катехизис революционера“, – человек обречённый; у него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни имени. Он отказался от мирской науки, предоставляя её будущим поколениям. Он знает… только науку разрушения, для этого изучает… механику, химию, пожалуй, медицину… Он презирает общественное мнение, презирает и ненавидит… нынешнюю общественную нравственность».

Когда студент Иван Иванов обнаружил неповиновение воле Нечаева – а произошло это в присутствии других революционеров, – Сергей Геннадьевич решил испробовать «катехизис» на деле, свершив над смутьяном суд и показательную казнь.

Согласно «Катехизису революционера» ЦК вынес смертный приговор И. Иванову и назвал исполнителей «высшей воли». Палачами были назначены: сам Нечаев (было важно показать, что он не трус), Успенский^[34], Прыжов^[35], Кузнецов^[36] и Николаев.

Согласно вышеупомянутому документу, отказаться исполнять приказ рядовые революционеры не имели права. Таким образом, Нечаев крестил своих сподвижников кровью.

21 ноября 1869 Иванов был убит в гроте Петровской академии (близ Москвы). После казни, или, наверное, правильнее сказать, после преднамеренного убийства, совершённого группой лиц, Нечаев бежал за границу, его же товарищи были пойманы и преданы суду Санкт-Петербургской судебной палаты. Причём судили их в 1871 году не только за убийство, но и за образование революционного общества. К делу было привлечено 87 человек, в том числе В. И. Ковалевский^[37] (впоследствии товарищ министра финансов). Участников убийства Иванова приговорили к каторжным работам на разные сроки, других обвиняемых – к более мягким наказаниям, некоторых (в том числе Ковалевского) оправдали^[38].

Разведчик или шпион?

Терроризм исчезнет у нас тогда, когда исчезнет мысль действовать революционным путём.

Лев Александрович Тихомиров

И ещё одно лирическое отступление. Только что мы посмотрели в глаза «чести и славе» террористического движения в России Сергея Нечаева, а сейчас хотелось бы представить вашему вниманию, а не суду, человека, который, рискуя жизнью, разоблачал террористические акты и усилиями которого были отправлены на эшафот или каторгу сотни заговорщиков, а следовательно – спасены тысячи жизней.

Помните анекдот? Штирлиц заходит в туалет, на стене надпись «Штирлиц – русский шпион». Он вынимает из кармана карандаш, перечёркивает слово «шпион» и дописывает сверху «разведчик».

Персонаж, которого я сейчас намерена представить, был двойным агентом, то есть агентом, которого внедрили в стан врага для исполнения им особой миссии.

Евно (Иона) Фишелевич Азеф (Евгений Филиппович Ази-ев) родился в 1869 в местечке Лысково Гродненской губернии Российской империи. Прославился тем, что, будучи одним из руководителей партии эсеров, одновременно являлся секретным агентом Департамента полиции. Организовал и участвовал в ряде терактов. В частности, на его руках кровь Великого князя Сергея Александровича, а также сломанные судьбы множества революционеров, которых он сдал властям. В общем, неоднозначная фигура.

Если вы посмотрите материал об Азефе советского периода – против его имени будет стоять слово «провокатор». Но если бы история повернулась по-другому, если бы революция не победила – сейчас мы бы знали его как одного из самых удачливых разведчиков всех времён и народов.

В советское время появилась мода на фильмы про засекреченных агентов, наших в стане врага. Ведь психология разведчика, находящегося на вражеской территории, так похожа на психологию советского человека, который думает одно, а говорит совсем другое; который зачастую даже дома, в кругу семьи, не может по-настоящему расслабиться, так как всегда подозревает, что либо у стен вырастут уши, либо его родственники в традициях Павлика Морозова сдадут его куда следует.

Тем не менее в мировую литературу и кинематограф Азеф вошёл как символ предательства. Такие произведения, как роман Р.Б. Гуля «Генерал БО» (другое название «Азеф»), пьеса А. Н. Толстого «Азеф: орёл или решка», документальный очерк М. А. Алданова «Азеф», – написаны с одним прототипом, имя которого – Евно Азеф. В 1908 году он предал своих друзей по революционной борьбе, а именно – членов летучего боевого отряда партии социалистов-революционеров, часть которых казнили в феврале 1908 года. Кстати, сама эта казнь вдохновила Леонида Андреева на написание «Рассказа о семи повешенных».

Не буду упоминать все его «подвиги». В то время революционеры находились в большой моде, их считали героями и борцами за свободу. Азеф вошёл в историю как предатель, в то время как, объективно говоря, был двойным агентом: одной рукой готовил бомбы, а другой сдавал своих же подельников полиции.

Об Азефе был сняты немецкий фильм «Провокатор Азеф» (1935, играл Фриц Расп) и французский «Azev: letsardelanuit» (1975, играл Пьер Сантини), кроме того, он сделался персонажем советского-польского фильма «Особых примет нет» (1978, играл Григорий Абрикосов), российских фильмов и сериалов «Империя под ударом» (2000, играл Владимир Богданов), «Всадник по имени Смерть», (2004, играл Дмитрий Дюжев), «Столыпин… Невыученные уроки» (2006, играл Александр Строев), «Секретная служба Его Величества» (2006, играл Алексей Карелин). Евно Азеф упоминается как провокатор в разговоре героев фантастического романа Абрамовых «Рай без памяти».

Про азефовщину говорится в книге Г. Белых и Л. Пантелеева «Республика Шкид», в поэме «Облако в штанах» В. В. Маяковский пишет: «Эту ночь глазами не проломаем, Чёрную, как Азеф».

Имя Азефа сделалось нарицательным и даже вошло в словарь Д. Н. Ушакова: «Азефовщина (полит.) – крупная политическая провокация (по имени провокатора с.-р. Азефа)».

Разумеется, я не оправдываю предательства, но мне глубоко омерзительна та война, которую развернули русские террористы. К слову, человек, способный оправдать предателя, способен оправдать что угодно. Но когда прокурор даёт несовершеннолетней террористке 13 лет каторги, мне хочется попросить его не щадить научившуюся в домашних условиях изготавливать бомбы малолетку, а судить по всей строгости закона.

Святой террор

Одна революция всё равно что один коктейль: вы сразу же начинаете готовить следующий.

Уилл Роджерс

Нередки случаи, когда собравшиеся совершить террористический акт люди заранее отпевали себя в церквях – акт совершенно дикий с точки зрения христианина. Невольно вспоминаются слова Порфирия Петровича – одного из персонажей романа «Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского: «Я человек поконченный». Впрочем, Порфирий – следователь, пытающийся уговорить Родиона прийти в полицию с чистосердечным признанием. Порфирий немного напоминает самого Раскольникова, когда-то давно он тоже имел возможность перейти черту добра и зла, доказав, что он «не тварь дрожащая, а право имеет», но тогда Порфирий смалодушничал, отказался отриска, и в результате: «мне 40, я человек поконченный, а у вас вся жизнь впереди», а дальше и вовсе чудное: «Станьте солнцем, и пусть все на вас посмотрят». Солнцем после тройного убийства? (Проценщица Алёна Ивановна и её беременная сестра Лизавета. Нерождённый ребёнок тоже считается.)