– У тебя деловая хватка, Рэй Миллер. На двоих. Полонски представляет сторону заказчика.

– Ладно.

Рэй не хотел признаваться самому себе, но он был рад, что Такер снова позвал его в дело, как будто и не было между ними никакой ссоры. Рад был бросить безуспешную охоту за сассекским вампиром, ну его в самом деле, пусть этим занимаются хитрые немцы, а еще лучше пусть его поймает этот малец-нордик, начинать ремесло надо с удачи. «В общем, доброй вам всем охоты, а я в сторону.»

Да и предстоящая поездка обещала быть интересной и, главное, впереди светил хороший куш.

И куш этот уже казался ему верным. А что, серьезные люди на какую-нибудь утку вроде кровососа с меловых холмов не поведутся. «Тьфу, пропасть, опять этот гаденыш в голову лезет. Уйди, надоеда, мне теперь ты не интересен, я еду в Россию ловить йети. Россия, тайга, снег, ветер шумит в верхушках сосен… Рэй Миллер, куда тебя несет, романтик недоразвитый. В России сейчас такая же весна, как и у нас. Или ты думаешь, там всегда снег и мороз?»

Шоссе вывело автомобиль к окраине Лондона, превратившись в городскую улицу. Барни, так и не уснув толком, решил просыпаться.

– Теперь, Малыш, рули на Консорт-роуд, там есть отельчик «Пекхам». Нам туда. Найдешь?

– Найду.

Фольксваген лавировал в потоке автомобилей. Свернув с магистрали на узкую улочку, Рэй затормозил у двухэтажного домика с вывеской «Отель».

– Мистер Полонски в каком номере? – спросил Такер у сонного портье за стойкой.

– Он в баре. Просил передать, если будут спрашивать, – равнодушно ответил тот, не прерывая своих грез.

Бар был мал и неказист, окна под самым потолком пытались задержать, не пропустить внутрь вялый утренний свет. Народу там не было совсем. Кроме бармена, стоявшего за темной деревянной стойкой и традиционно, как все бармены мира, протиравшего стаканы, в зале был лишь один человек, сидел за самым дальним из немногочисленных столиков. Как только Рэй и Барни вошли в бар, он встал и шагнул им навстречу, выдавая нетерпение. Высокий блондин. Мощные плечи скрадывал дорогой темный пиджак.

– Юзеф Полонски, профессор Орегонского Центра по изучению генетической истории человечества, – тряхнув головой, откинул назад мягкие волосы, протянул Миллеру руку.

Рэй отметил крепость рукопожатия: «Этот атлет занимается наукой? Мало похож на профессора».

– Если вы не возражаете, поднимемся ко мне в номер, – говорил Полонски с едва заметным акцентом, судя по фамилии, польским. Акцент этот придавал его словам какую-то аккуратность, будто отмытость.

В номере Полонски сразу приступил к делу:

– Наш центр занимается изучением происхождения человека и возможных перспектив его развития как биологического вида. Поэтому возможность получить живую особь снежного человека для нас очень важна. Вы уже видели пленку, он записана в декабре прошлого года под Ленинградом. Если сведения, что самка йети была тогда беременна, верны, то наша задача – найти детеныша и вывезти его в Штаты.

– Как мы протащим его через русскую таможню? – спросил Рэй, потеребив правую бровь.

Привычка дергать бровь, когда о чем-то задумывался, была у него с детства, он делал это машинально, не замечая. Если встречалась каверзная проблемка и требовала всестороннего обдумывания, в середине несчастной брови могла появиться и плешка.

Гостиничный номер был крошечный, кроме кровати сесть было не на что, единственный стул у небольшого письменного стола, упертого одной стороной в стену, занял хозяин. «Хозяин, главный, босс, с ним можно связать любое из этих понятий. И он абсолютно уверен, что мы согласимся. Нет, что мы уже согласились. Раз приехали, значит согласны, и больше обсуждать тут нечего. Вот вам задача, выполняйте. Так и хочется сказать: – Да, сэр! Разрешите выполнять? И по стойке смирно».

– Это не самый сложный момент, – Полонски явно старался говорить доходчиво, будто читал лекцию школьникам, которые могли что-то упустить, не понять или не запомнить.

– У нас есть удостоверения работников Калифорнийского зоопарка и бумага с просьбой разрешить приобретение в СССР детеныша орангутанга. Под видом его мы и вывезем маленького йети из страны.

– Ваш институт практикует изготовление фальшивых документов? – усмехнулся Рэй.

Ему почему-то захотелось задеть этого невозмутимого поляка, чтобы рябь раздражения пробежала через его красиво-бесстрастное лицо. Но попытка не удалась, Юзеф, казалось, даже не заметил издевки. Вместо ответа он взял у сидевшего на уголке кровати Барни потрепанный портфель, тот так и не выпустил его из рук с тех пор, как вышел из машины. Кассета уехала в видеомагнитофон, стоявший рядом с телевизором, экран засветился, и опять показались уже знакомые сосны, казармы, улыбающиеся солдаты. Когда на экране появились ребята, показывающие следы йети, Полонски нажал кнопку стоп-кадра.

– Эти двое – студенты Ленинградского Университета. Это, – он показал карандашиком на рыжего бородатого парня, – Евгений Кулаков. Это, – карандаш скользнул к фигуре присевшего на корточки юноши, почти мальчика, с длинными, выбивавшимися из-под вязаной шапки, волосами, – Иван Тарханов. Вы должны найти их, они выведут вас в это место. А дальше уже ваша работа. Завтра мы вылетаем в Россию.

– Ну что ж, все ясно, шеф, дальше наша забота, – отозвался Барни.

Все это время он сидел с полузакрытыми глазами, как-то нахохлившись, как большая птица, едва не дремал. Но тут как бы проснулся и даже подался вперед:

– Ловить мы будем сачками, капканами или подманивать утиным манком? Мы же не успеем до завтра собрать все необходимое снаряжение. Надо хотя бы три дня. Хотя бы три.

– Успеете, собственно вам и не надо ничего собирать, всем необходимым инвентарем мы вас обеспечим.

Он так и сказал «инвентарем», это казенное слово царапнуло слух. «Будто мы на уборку казармы выходим, сейчас получим швабры, совки, ведра, что там еще, и будем полы драить».

– В вашей работе поможет вот этот прибор.

В руках Полонски, где только что был карандаш, вдруг оказался небольшой чемоданчик, матовый, то ли темно-синий, то ли черный. Он открыл его и извлек приборчик, похожий одновременно на радиоприемник и на осциллограф. На передней панели был круглый экранчик с сеткой.

– Это биопеленгатор. Вы наверняка знаете, что йети обладают мощным биополем и способны к телепатии. Все видевшие их утверждают, что слышали, как бы мысленный приказ: «Смотри сюда!», и повернувшись в ту сторону, натыкались взглядом на снежного человека. Вероятно, наличие телепатических способностей стало причиной того, что йети так и не научились говорить. Язык не развился за ненадобностью. Пеленгатор улавливает биотоки мозга, как направленные, так и хаотичные. Это позволяет засечь объект.

Полонски включил прибор. На экране появились три розоватые точки, почти слившиеся в одну.

– Это мы. Наши биотоки слабы и не имеют четкого направления. Поэтому точки бледные. Чем больше мощность биополя, тем насыщенней цвет. Управление прибором элементарно, справится и младенец.

Рэй протянул руку к пеленгатору, но Полонски неуловимым жестом убрал прибор, щелкнул замками футляра.

– Прибор пока останется у меня, я отдам его вам в Союзе.

Рэй что-то буркнул, стараясь скрыть досаду, сказал:

– Если инструктаж окончен, я бы двинул домой.

– Пожалуйста, встретимся завтра в аэропорту, но есть еще кое-что, – поляк открыл другой чемоданчик, скорее дипломат, который все время лежал перед ним на столе. В дипломате лежали деньги, американские доллары, перевитые банковскими бумажными лентами пачки.

– Это ваш аванс, здесь триста пятьдесят тысяч. Эта сумма вами не возвращается при любом исходе событий. Остальное традиционно получите в случае успешного завершения нашего предприятия. Так же наличными.

Положив дипломат на колени Барни, Полонски с вежливой улыбкой, тряхнув своей длинной челкой, протянул Миллеру руку. Рэй пожал ее, еще раз отметив про себя силу этих длинных пальцев.

***

Шоссе, влажно шурша, ложилось под колеса такси, бежала мимо обочина, украшенная огромными картонными призывами пожаловать в город. Размытый желток солнца, постепенно снижаясь, маячил в лобовом стекле. В приоткрытое окно врывался ветер, пьянил запахом майской сирени. Чистая юная листва буйно праздновала собственное рождение. Но праздник этот быстро кончился, надвинулся город с серыми стенами и пресным духом асфальта. Замелькали высокие дома, напыщенные, напоминающие старинные громоздкие гардеробы, в их арки высотой до пятого этажа спокойно могла въехать пожарная машина с поднятой лестницей. Широкий проспект обрамляли варварски обрезанные деревья, будто вычурные ампирные канделябры вместо свечей увенчанные пучками свежей зелени.

Было на удивление тепло, и, садясь в такси, Миллер снял свою вечную потертую джинсовую куртку, остался в футболке с пчелкой, логотипом London Wasps, любимой команды по регби, неожиданно для всех ставшей чемпионом премьер-лиги в этом сезоне. Он следил, как за стеклом сменяются одна за другой картины города. Было здорово вот так вдруг оказаться в совершенно незнакомой стране, чужой, непонятной сейчас, но, возможно, при более тесном знакомстве она раскроет ему какой-нибудь свой секрет или хотя бы подарит какую-нибудь занятную картинку, которую можно будет держать в своей памяти, иногда вытаскивая на свет и заново разглядывая. Его всегда интересовали новые впечатления, новые встречи, новые люди. Во многом именно охота к перемене мест и подвигла Рэя к выбору необычного ремесла. Погоня за новизной логично привела к охоте за неизвестностью.

Барни, все в тех же измятых брюках и старом джемпере, спокойно дремал рядом. В дороге, в самолете, в машине или на корабле он обычно спал большую часть времени. Его, казалось, совершенно не интересовала незнакомая страна, впрочем, он везде чувствовал себя как дома.

Полонски, в отличии от своих спутников закованный в безукоризненный костюм, неподвижно возвышался на переднем сидении, заслоняя плечами панораму в лобовом окне. Чем была занята его голова, Миллер определить не мог. Вечно невозмутимый поляк никого не впускал в себя дальше передней. Рэю казалось, что тот поглощен постоянной работой мысли, отсутствующий взгляд, неподвижное лицо, скупые движения. Но в каком направлении двигалась эта мысль, понять было невозможно. В дружественном или во враждебном? Это беспокоило Миллера, рядом с Полонски он терял свою невозмутимость, поэтому начинал злиться, пытался грубой подначкой вывести поляка из равновесия, но отступал, откатывался как волна от утеса.

Помпезные здания за окном сменились более старыми, местами облезлыми, Они проехали по мосту; промелькнула набережная с разноцветными дворцами, желтый с белыми колоннами, зеленый с башенкой, красный, очень длинный, но почему-то поставленный торцом к реке. Вскоре такси подкатило к гостинице, напоминавшей развернутую книжку-раскладку, такие Рэю в детстве приносила тетушка Хизард. Машина въехала по пандусу прямо к стеклянным дверям. Внушительного вида швейцар с военной выправкой, не истребленной ни годами, ни придверным положением, преградил вход. Но вид и взгляд Полонски, первым выбравшегося из нутра такси, были, видимо, достаточно убедительны для гостиничного цербера, он почтительно сдвинулся в сторону.

***

Покончив с формальностями, бросив вещи в свои комнаты и наскоро приведя себя в порядок с дороги, Рэй и Барни постучались в номер Полонски. Нужно было выработать четкий план действий, чтобы какая-нибудь мелочь не стала причиной неприятностей, а то и провала. После того, как на сборы им был оставлен один лишь вечер, да какие там сборы, Рэй просто поехал домой, собрал в сумку свежую одежду, и все, на этом его подготовка была закончена. Да, еще одно, Барни доверил ему всю сумму задатка. «Сходи, Малыш, в какой-нибудь банк, ты тут все знаешь, – сказал, – брось на карточный счет, поделить потом успеем». А сам Барни, получив номер в том отеле, где их встретил Юзеф, сразу завалился спать, раз все равно делать ничего не надо. После всего этого Миллер чувствовал себя статистом в чужой пьесе. А примой безусловно был Полонски, это за ним коридорный вез на своей тележке два объемных и явно увесистых кожаных чемодана, это он определенно подготовился к операции, и значит, план представить тоже должен был он.

– Заседание штаба считаю открытым, – Барни опустился в уютное кресло напротив телевизора.

Он успел переодеться, теперь крепкую его фигуру украшала вельветовая песочного цвета куртка, из-под которой выглядывала белая футболка, выразительно обтягивающая живот.

Полонски стоял у открытого окна. Оно выходило на залив, начинавший зеленеть у берега, сюда на пятый этаж долетал легкий запах цветущего пруда. На мощеной серыми плитами площади возле фонтана бегали и кричали дети. Полонски в последний раз вдохнул запах воды и водорослей, плотно закрыл окно. Прошел по комнате, машинально глянув в зеркало, мотнул головой, откинул назад свои светлые волосы, сел напротив Барни.

«Как заговорщики или шпионы из дешевого боевика», – думал Рэй.

Он, как вошел, так и стоял у двери, опираясь спиной о косяк. Потер пальцем горячий висок, заболела голова, больше всего ему хотелось сейчас расслабиться, выпить, повалиться на кровать, и чтобы тихая ненавязчивая музыка звучала, не задерживаясь в мозгу. Он взял стул у стены, третьего кресла в номере не было, и сел так, чтобы закатное солнце не било в глаза.

Совещались не долго, собственно все было решено еще в Лондоне и без участия Такера и Миллера. Первым делом найти ребят из передачи и договориться с ними о походе в лес, туда, где они нашли следы йети. Одновременно, как официальное прикрытие купить в местном зоопарке детеныша орангутанга, этим займется Полонски.

– Ну что, Юзеф, доставай свою игрушку, – Барни выразительно пошевелил пальцами, будто нажимал на кнопки.

Полонски открыл небольшой кейс и вытащил биопеленгатор. Небольшой приборчик Барни легко мог засунуть в необъятный карман своей куртки. Что он и проделал.

– Я прошу вас быть осторожными. Прибор очень дорогой. Фактически он существует в единственном экземпляре. И это ваша единственная возможность засечь йети, – предостерегающим жестом поляк попытался остановить Барни, – возьмите футляр.

«Он специально сделал упор на слово «ваша», или мне показалось? ВАША единственная возможность… А у него есть ДРУГИЕ возможности?» – Рэй поерзал на своем стуле, машинально погладил пальцем бровь. «Почему, правда, я к нему все время цепляюсь? Чем он так плох, этот красавчик,» – спросил он самого себя.

И сам себе ответил: «Плох, плох, есть в нем второе дно, нутром чую. Или я все-таки параноик?»

– Не беспокойся, парень, мой карман – самое надежное место. Эта штука прекрасно здесь уместится. А чемоданчик оставь себе, зачем нам таскать лишние вещи.

Аккуратный поляк вынужден был смириться. Он бросил последний взгляд на вместительный карман, куда уплыл пеленгатор, будто попрощался с дорогой семейной реликвией, откинулся в кресле, поправил волосы правой рукой.

– Теперь надо найти ребят, – Рэй решил проявить инициативу, но Барни сразу перехватил ее:

– Верно, Малыш, может этим и займемся прямо сейчас? Тут есть телефонный справочник. Дай-ка его мне, – полистал, – Ага, нашел, – ткнул коротким пальцем в страницу, – Юзеф, звоните в Университет.

– Звоните сами, Такер, вы же у нас специалист по русскому языку.

«Почему я уверен, что Барни не рассказывал ему про свою славянскую филологию? И почему это должно меня беспокоить. То, что мы имеем дело с серьезной компанией, я уже понял. Что стоило прошерстить прошлое Барни? А мое? Мое прошлое они тоже прошерстили? А если я скажу этому красавчику: «Вот когда я еще учился на четвертом курсе…», он сразу продолжит: «Вас, Миллер, выгнали после третьего»? В чем все-таки я пытаюсь его подозревать? Печаль…»

В результате двух-трех звонков охотники выяснили, что студент Евгений Кулаков живет в университетском общежитии на 5-ой линии Васильевского острова, что не так уж далеко от их гостиницы, а второй студент Иван Тарханов, в общежитии не живет, снимает комнату, а где, неизвестно.