Система уверенно превращается в театр абсурда. Чтобы поймать образ, представьте огромный самолет, летящий на автопилоте. Внутри своя жизнь. Никто из находящихся в салоне толком не понимает: как самолет летит, куда летит и зачем, на чем построен принцип движения, как им управлять и прочее.
Пока атмосфера относительно стабильная, между пассажирами разворачивается драка за лучшие места. Самым удачливым борцам подковерного жанра достается кабина пилота. Они теперь имеют хорошее питание, удобные места, индивидуальное обслуживание и прочее. Гордо носят форму пилотов и пользуются уважением завидующих им пассажиров. Многие про себя думают: «Я бы тоже смог быть летчиком», понимая под этим не способность управлять летательным аппаратом, а способность пользоваться повышенным комфортом и носить форму.
Но вот самолет входит в зону турбулентности. Автопилот ориентирован на штатную ситуацию, а самолету требуется ручное управление. Но что такое управление? Об этом «летчики» понятия не имеют и, по понятным причинам, не спешат признаться в своем невежестве пассажирам.
Но чем сильнее трясет самолет, тем хуже получается скрыть эту новость. Вскоре до людей, сидящих в салоне, доходит: процесс никто не контролирует. «Летчики» – в лучшем случае специалисты частность разрулить, когда пассажиры что-то не поделили, назначить дежурных по секторам салона, чтобы порядок поддерживали и прочее. О фундаментальных процессах, обеспечивающих полет многотонной махины в воздухе, у них малейшего понятия нет. В основном это обыватели, наслаждающиеся положением родственника правителя. Управлять целым они не то что не хотят или уклоняются, просто масштаб для них великоват. Точно так же, как начальник с продовольственного склада армии не имеет понятия об управлении армией. Для него армия – абстракция. А вот ключи от склада – сытенькая реальность.
Представьте настроение «летчиков». Перед ними огромный пульт. Они понимают: нужно что-то делать. Но что? До этого все шло как-то само собой: текущая внешняя и внутренняя политика, экономика, популизм, карикатурная оппозиция… В общем, все как обычно. Но теперь, когда все изменилось, что делать? Снова бла-бла-бла? Самые дремучие продукты системы видят – разглагольствование практически и абсолютно не работает.
На данный момент США, Россия, Германия, Англия, Франция, Украина и т. д. представляют собой такой самолет. Система вошла в последнюю стадию разложения. Многие осознают: катастрофы не избежать хотя бы потому, что нет понимания ее корней и, соответственно, нет понятия, как лечить. Можно попробовать оттянуть финал. А смысл?..
Макиавелли говорил, войну можно отсрочить, но нельзя ее избежать. Отсрочка не решает проблемы, а напротив, усугубляет. Она укрепляет противника, что увеличивает кровопролитие. Аналогично при крушении модели: чем больше оттягивать, тем сильнее будет взрыв. Здесь как с паровым котлом, в котором заклинило клапаны. Чем дольше его нагревать, тем сильнее в итоге он взорвется.
Конечно, во власти есть люди, способные критически мыслить и оценивать ситуацию. Они понимают реальность и констатируют: современная власть являет собой средоточие сереньких средненьких людей числом около тысячи, ничем не отличающихся от тех 140 миллионов человек, которыми они «управляют».
Разница в том, что у этой тысячи «сереньких» судьба так сложилась, что они оказались во власти. Хотя с тем же успехом могли оказаться офисным планктоном. «И обратился я, и видел под солнцем, что не проворным достается успешный бег, не храбрым – победа, не мудрым – хлеб, и не у разумных – богатство, и не искусным – благорасположение, но время и случай для всех их» (Эккл. 9, 11).
У этих людей нет иллюзий относительно того, что система при более-менее серьезном потрясении развалится как песчаный замок, выстроенный в песочнице, если на него наступить ботинком. «Большая империя, как и большой пирог, начинает крошиться с краев» (Б. Франклин).
Косвенные признаки указывают – времени мало. Коллапс может накрыть мир в целом и нашу страну в частности в любую минуту. Прокатившаяся по планете волна экономического кризиса и социальных беспорядков – лишь слабое предупреждение.
Человечество похоже на гусеницу, с которой творится непонятное. На самом деле все просто: гусеница не заболела, она входит в стадию окукливания. Сохранить ее в «гусеничном» формате нельзя. Пришло время превратиться в бабочку. Мировая система входит в период глобальных изменений. Грядет трансформация всех ключевых узлов системы, то есть гигантская ломка.
По своим последствиям она сравнима с эпохой Ноя. Тогда среда обитания кардинальным образом изменилась – твердое стало жидким (суша стала морем). Сейчас мы на пороге еще более глобального перехода. Вопрос не в том, как избежать проблем (это невозможно), а в том, как пережить их с наименьшими потерями.
Грядущая реальность превзойдет фантастику. Сознание отказывается ее принять по той же причине, по какой сознание папуаса отказывается серьезно думать о летающих «железных птицах»: этого не может быть, потому что не может быть никогда.
Уверенность современных людей зиждется не на серьезных расчетах, а на желании верить в неизменное улучшение мира. Принципиально она не отличается от уверенности допотопных людей. Сегодня большинство пьет, ест, веселится и старается не обременять голову размышлениями точно так же, как это было тысячи лет назад. Люди живут привычной жизнью и не слышат (или не хотят слышать) штормовых предупреждений.
Так происходит не от глупости, а в силу человеческих качеств. Нам свойственно думать: завтра будет немного лучше, чем сегодня, потому что сегодня чуть-чуть лучше, чем вчера. Люди уверены в этой истине, и потому, как дети, смеются над всяким, кто указывает на признаки подступающего ужаса. Когда самое страшное впереди, большинству свойственно свято верить, что все самое плохое позади.
Чтобы уловить надвигающийся кошмар, представьте неопытных туристов, забредших в болото. Они еще не понимают, куда пришли, поскольку за разговорами и анекдотами не обращали внимания на колышущуюся под ногами почву. Они бодро шагали, не глядя под ноги. По мере продвижения почва становилась более зыбкой. В какой-то момент до них дошло: под ногами бездна. Яркий солнечный мир отделен от черной бездны тонким травяным ковром. Если он порвется, болото всех поглотит.
Через секунду после прозрения туристы встанут на колени. Через две секунды – на живот лягут. И там, где еще минуту назад шли уверенным шагом, – будут ползти. Цари природы в мгновение ока превратятся в жалких дрожащих тварей, придавленных инстинктом жизни к болоту. Их тела будут улавливать шевеление черной жидкой бездны-массы. Но настоящий страх появится, когда до людей дойдет, что они не понимают, в какую сторону ползти. Настоящий ужас накроет с головой, когда в бездну провалятся первые жертвы.
Мы живем в эпоху переходного периода. За относительно короткое время прорисуются контуры новой ситуации. Напряжение системы будет энергично нарастать. Число людей, вопрошающих «что делать», будет увеличиваться. Все ждут простого ответа на вопрос. Не шаблонных суждений, пригодных в стандартной ситуации. Не сожалений о «добром старом времени». Не благоглупостей и прочих банальностей, заимствованных из фильмов про революцию. Люди ищут конкретного ответа на вопрос. Причем, в первую очередь ждут от власти. Вместо ответа имеют набор общих слов и «конкретных» планов типа нанять нового футбольного тренера и дождаться повышения цены на нефть.
Печальна участь сырьевых стран типа России, целиком зависящих от нефтяной иглы. Но судьба Запада, особенно США, еще печальнее. Если мы сидим на нефтяной игле, позволяющей ничего не делать, только нефть продавать, США сидят на финансовой игле, позволяющей тоже ничего не делать, только деньги печатать, на которые по всему миру покупать необходимое.
И нефтяная, и финансовая иглы приятны, пока работает система. Но стоит ей начать разваливаться, как «наркоманы» испытывают жесточайшую ломку. Россия в этом смысле менее наркозависимая, чем Запад. Нефтяная игла по сравнению с финансовой – это как алкоголь по сравнению с героином. Кайфа от героина больше. Америка долго «кайфует» на финансовой игле, но похмелье ее будет тяжелое, если не сказать смертельное.
Вопрос времени, когда страны, включенные в мировую систему, начнет «ломать». Нет сомнений, это обязательно случится. Возникнет нештатная ситуация. И тогда легитимность власти определится не умением решать частности, и уж тем более не родственностью ключевых фигур, а способностью ответить на большой вопрос. Для этого нужно понимание. Но так как понимания нет, ответа не может быть. Вместо этого сварганят муляжи ответов – лозунги, стенания или научно-философскую заумь. За многословием зубодробительной наукообразности и протокольных речей будет сокрыта не только пустота, но и неуверенность.
Движение в границах прошлого невозможно. У нас два варианта. Первый: погружаемся в суть вещей и организуем новый тип силы, никаким боком не похожий на все существующие (хотя тактические уступки возможны, но они временны). Второй: пытаемся из букв «ж»; «о»; «п», «а» сложить слово «счастье».
Второй путь выглядит тупиковым. Мы выбираем первый путь. Это означает формирование нового типа команды, готовой взять на себя бремя власти в условиях безвластия и обрушения системы для строительства принципиально новой системы.
Люди, случайно получившие власть, своими действиями недвусмысленно говорят о полном непонимании происходящего. Даже в относительно стабильной ситуации они испытывают подсознательную неуверенность. Это проявляется в отсутствии тонких решений. Такой правитель не понимает, как создать систему, которая в целом могла бы сама себя контролировать, а он только осторожно, без резких движений, поправлял бы ее работу.
Непонимание выливается в приоритет простых, прямых и грубых действий в стиле «заставить», «запретить» и «не пущать». Человеку кажется, если очень строго сказать (и указ соответствующий выпустить), детали, образующие систему, начнут совершать не свойственные их природе действия. Например, люди с установкой брать от жизни все, услышав крик начальника, вдруг начнут думать не как взять у общества, а как дать.
Хозяин ослика может забить животное палкой насмерть, понуждая нести непосильный груз. Но ослик при всем желании не прыгнет выше головы. Если хозяин продолжит упорствовать, по итогу и груз останется на месте, и ослика не будет.
Силовой стиль управления, под коим мы понимаем любое управление в ручном режиме, в критической ситуации бывает иногда единственным выходом. Но если этот стиль становится нормой, очень скоро возникает система, где правитель должен лично заниматься всем. Прикол в том, что ничего подобного правитель создавать не хотел. Напротив, он хотел создать абсолютно другое – гармоничную систему, для работы которой не требуется стоять над ней с палкой. Но получилось то, что получилось.
Чем дольше практикуется ручной режим, тем большая нагрузка ложится на одного человека. В поисках выхода он вынужден прибегать к еще более простым, то есть грубым решениям. Из мечтателя, каким был во время прихода к власти, он превращается в прораба на стройке, орущего матом на иностранных рабочих, поскольку иного языка те не понимают. Этим он еще больше ослабляет систему, одновременно усложняя ее для себя.
Однажды возникает ситуация, когда буквально все лежит только на его плечах. Теперь правитель представляет собой что-то вроде подпорки. Он планировал ее временной, но судьба так сложилась, что она вынуждена быть постоянной. Теперь это больше не правитель, а администратор. Стоит ему отойти в сторону, все рухнет, похоронив под собой правителя. Он держится из последних сил, понимая: если выпадет из «седла», его оппозиция затопчет.
Вопрос времени, когда нагрузка превысит человеческие возможности. В какой-то момент правитель опустит руки, ибо поймет: от его усилий уже ничего не зависит. Количество запросов, которые система ему посылает для обработки, превышает его силы.
Трагикомичность ситуации в том, что вокруг правителя много прихлебателей и дружков, но все они еще меньше понимают, что такое управление. Никто не говорит об этом прямо, но все понимают: они не являются правителями (поскольку знать не знают, что такое управление государством). Они просто баловни судьбы, и свое место понимают исключительно как кормушку, откуда нужно выжать максимум, пока она не захлопнулась. Пребывание на не своем месте рождает на подкорке страх и чувство беззащитности, если ситуация вдруг развернется не в их пользу. Преодолевая этот страх, такая власть с первого дня начинает запасаться материальными активами за пределами системы, правителями которой числится.
Виноват ли случайный правитель в том, что его окружает такая команда? Нет, потому что при идейном вакууме другого состава людей не может быть. С одной стороны, любому человеку, захватившему большой ресурс, нужна для его удержания пропорциональная команда. Если у него есть идея, он собирает единомышленников (как Ленин собирал коммунистов). Если идеи нет, он собирает личных знакомых, родственников и однокашников, расставляя их на ключевые посты.
Насколько они соответствуют этим постам – второй вопрос. Первый: я их лично и давно знаю. При таком кадровом подходе власть формируется из обычных обывателей с двумя извилинами – где денег взять и на что их потратить.
Подчиненные главного начальника тоже формируют себе команды, и тоже по такому же признаку – из своих. В идеале – если свои не воруют (бонусы в конце года им дает шеф). На практике однокашники не довольствуются бонусами. Очень скоро они осваиваются, выказывая растущие аппетиты и претензии на большую самостоятельность. У тех, кто далеко продвинулся по иерархичной лестнице, появляются мысль при счастливом стечении обстоятельств шефа скинуть. Система постепенно превращается в придворную грызню, где все воюют против всех.
Идеологический вакуум не оставляет современному правителю шанса вести иную кадровую политику. Концентрация во власти «родственников» (по масштабу и глубине мышления не отличающихся от среднестатистических обывателей) создает специфическую атмосферу. Они по умолчанию понимают власть разновидностью коммерции и иного не могут помыслить. Зачем власть? Ну это же так очевидно – чтобы украсть. Даже школьники сегодня это знают. Что уж про взрослых говорить.
Российская демократия является феодализмом, но странным. В этой системе личный успех прямо пропорционален близости к власти. Чем ближе к правителю – тем больше у вас ресурса. Чем вы дальше от первого лица – тем ресурса у вас меньше.
При классическом варианте близость к первой фигуре определяла степень родства, потом заслуги перед государством, и на последнем месте – личное знакомство. При российском феодализме все определяет степень личного знакомства с властью.
Классического феодала окружали как слабые фигуры (родственники и знакомые), так и сильные (заслужившие свой статус делами). Сильные уравновешивали слабых, что позволяло сохранять конструкцию в относительно устойчивом положении. Современного феодала окружают только личные знакомые, так или иначе попавшие в поле его зрения. Они не имели возможности сделать большие дела, по которым был бы виден уровень их адекватности. Чтобы делать большие дела, нужна большая идея. Никакой идеи у них нет.
В условиях безыдейности люди могут проявиться только в умении вести бюрократическую борьбу.
Безусловно, это требует определенных талантов, но когда власть формируется только по этому признаку, общество обречено.
Если предположить: первые фигуры понимают глубину происходящего, знают, что без кардинальной трансформации системы им не выжить, как Петру I было не выжить без кардинальной реформы армии, а значит экономики и, в конечном итоге общества, – их знание ничего не меняет. Мало самому понимать. Нужно еще другим так объяснить, чтобы они дали сломать выстроенную ими систему, которая их кормит.
Человек может отказаться от части, чтобы не потерять целое. Например, даст отрезать себе ногу, чтобы сохранить жизнь. С коррупцией и прочими социальными пороками аналогичная ситуация. Главные коррупционеры могут поступиться своими интересами и отказаться от очередной яхты, если распознают опасность потерять все.
Насколько это реально? Ни насколько, нулевая реальность. Большинство ключевых фигур насколько сильны и ловки, настолько и неглубоки. Это люди с местечковым мышлением. Они уверены, все как-нибудь обойдется, а если и нет, то с деньгами спасут себя.
Ничего не остается, кроме как силой проломить сопротивление властных кланов. Но для этого нужна превосходящая сила. Сопротивление одной группировки можно преодолеть, опираясь на другую группировку. Допустим, но что это даст? Вырастет ресурс той группировки, на которую правитель опирается. Но так как единой идеи, которая могла бы выступить объединяющей платформой, нет, внутри привилегированной группировки скоро возникнут противоборствующие группы. И все повторится.
Процесс смены шила на мыло опасен тем, что рождает ситуацию, которая может закончиться падением самого реформатора. Непродолжительную реформаторскую активность очень скоро сменит понимание: не будить лихо, пока оно тихо.
Когда правитель это осознает, он акцентируется на аппаратной эквилибристике, изо всех сил сохраняя систему сдержек и противовесов. В такой ситуации ни о чем, кроме как удержаться в «седле», он думать не может.
О проекте
О подписке