Харри Холе поправил солнцезащитные очки и взглянул на вереницу такси возле международного аэропорта Дон Муанг. Казалось, он попал в ванную, где только что выключили горячий душ. Он уже знал: от высокой влажности никакие ухищрения ни черта не помогают. Пусть себе пот стекает по телу, просто надо думать о чем-нибудь другом. Хуже со светом. Сквозь дешевый заляпанный пластик очков он бил в остекленевшие от алкоголя глаза, вызывая очередной приступ головной боли, до поры тихонько пульсировавшей в висках.
– 250 baht or metel taxi, sil?
Харри пытался понять, что хочет сказать стоящий перед ним таксист. Перелет оказался сущим адом. В аэропорту Цюриха продавались только немецкие книжки, а в самолете показывали «Освободите Вилли-2».
– Лучше по счетчику, – сказал Харри.
Разговорчивый датчанин, сидевший рядом с ним в самолете, ничуть не смутившись тем фактом, что Харри был в стельку пьян, засыпал его советами о том, как избежать обмана в Таиланде, – тема поистине неисчерпаемая. Датчанин придерживался мнения, что все норвежцы – очаровательные простофили, а потому святой долг каждого датчанина – предостеречь их от надувательства.
– Ты должен везде торговаться, – поучал его датчанин. – Это главное, понял?
– А что будет, если я не стану торговаться?
– Тогда ты разоришь всех нас.
– Каким образом?
– Из-за тебя взлетят цены, и в Таиланде все станет дороже для тех, кто приедет после нас.
Харри внимательнее взглянул на собеседника. Бежевая рубашка «мальборо», новенькие кожаные сандалии. Надо бы еще выпить.
– Сюрасак-роуд, сто одиннадцать, – сказал Харри, и шофер, улыбаясь, поставил чемодан в багажник и распахнул дверь такси. Харри забрался внутрь, заметив, что руль находится справа. – У нас в Норвегии переживают, что англичане не хотят отказываться от левостороннего движения, – проговорил он, пока они тряслись по шоссе. – Но недавно я услышал, что, оказывается, тьма народу ездит по левой, а не по правой стороне. Знаете, кто это?
Шофер посмотрел в зеркальце и улыбнулся еще шире.
– Сюрасак-роуд, yes?
– Китайцы, потому что в Китае левостороннее движение, – пробормотал Харри, радуясь, что дорога разрезает туманный, уставленный небоскребами ландшафт, словно прямая серая стрела. Потому что еще парочка крутых виражей – и омлет от «Свисс-Эйр» вылетит на заднее сиденье. – Почему счетчик не включен?
– Сюрасак-роуд, пятьсот батов, yes?
Харри откинулся на сиденье и посмотрел на небо. Вернее, он поднял глаза, но никакого неба не было видно, только мутная поволока, подсвеченная невидимым солнцем. Вот он, Бангкок, «город ангелов». Ангелы носили марлевые маски и, разрезая воздух ножом, пытались вспомнить, какого цвета было небо в прежние времена.
Должно быть, он уснул, а когда открыл глаза, такси стояло. Он приподнялся на сиденье и увидел, что вокруг полным-полно машин. Лавчонки, открытые прилавки и мастерские лепились друг к другу вдоль тротуаров, кишащих народом, причем у всех прохожих был такой вид, будто они точно знают, куда направляются. И очень туда спешат. Шофер открыл окно, и к звукам радио примешалась городская какофония. В раскаленном салоне пахло выхлопом и потом.
– Пробка?
Шофер с улыбкой покачал головой.
На зубах у Харри заскрипело. Что он там такое читал про свинец, который мы вдыхаем: он рано или поздно оседает в мозгах? И от этого мы становимся склеротиками. Или психами?
Вдруг, словно по мановению волшебной палочки, машины снова двинулись с места, между ними, словно яростные насекомые, засновали мотоциклы и мопеды, отчаянно бросаясь наперерез в полнейшем презрении к смерти. Харри насчитал четыре вполне аварийные ситуации.
– Даже странно, что никого не задели, – сказал Харри, чтобы сказать хоть что-нибудь.
Шофер взглянул в зеркальце и расплылся в улыбке.
– Задели. И не раз.
Когда они наконец остановились возле Управления полиции на Сюрасак-роуд, Харри уже решил про себя, что город ему не нравится. Надо будет сделать дело, стараясь поменьше дышать, и первым же самолетом, какой будет, вернуться домой в Осло.
– Добро пожаловать в Бангкок, Халли.
Начальник Управления, низенький, чернявый, вероятно, решил продемонстрировать, что и здесь, в Таиланде, умеют приветствовать друг друга на западный манер. Он стиснул руку Харри и энергично затряс ее, широко улыбаясь.
– Сожалею, что мы не смогли встретить вас в аэропорту, но уличное движение в Бангкоке… – и он показал рукой на окно позади себя. – По карте это совсем недалеко, но…
– Я понимаю, что вы имеете в виду, сэр, – ответил Харри. – В посольстве мне сказали то же самое.
Они стояли друг против друга, не говоря ни слова. Начальник полиции все улыбался. В дверь постучали.
– Войдите!
В дверной проем просунулась гладко выбритая голова.
– Входите, Крамли. Прибыл норвежский детектив.
Вслед за головой показалось тело, и Харри дважды сморгнул, чтобы удостовериться, что глаза его не обманывают. У Крамли были широкие плечи, а рост почти как у Харри, на скулах перекатывались желваки, ярко-синие глаза сияли над прямым тонкогубым ртом. Картину довершали голубая полицейская рубашка, здоровенные кроссовки «найк» и юбка.
– Лиз Крамли, старший инспектор убойного отдела, – сказал начальник полиции.
– Говорят, ты просто суперски расследуешь убийства, Харри, – произнесла она с сильным американским акцентом и встала перед ним, подбоченившись.
– Вот как! Не знаю, правда ли я…
– Не знаешь? Но ведь случилось что-то важное, раз уж тебя послали через пол земного шара, а?
– Точно.
Харри прикрыл глаза. Вот в чем он меньше всего сейчас нуждался, так это в чересчур деятельной тетке.
– Я здесь, чтобы оказать помощь. Если смогу ее оказать. – Он заставил себя улыбнуться.
– Значит, настало время протрезветь, Харри?
Начальник полиции за ее спиной издал легкий смешок.
– Они тут у нас такие, – громко и отчетливо произнесла Крамли, словно шефа рядом и не было. – Делают все возможное, чтобы никто не потерял лицо. Именно сейчас он пытается спасти твое лицо. Я не шучу. Я отвечаю за убойный отдел, и когда мне что-то не нравится, я говорю об этом прямо. Здесь это считается дурным тоном, но я все равно так поступаю вот уже десять лет.
Харри закрыл глаза.
– Вижу по твоей красной физиономии, что ты меня не одобряешь, Харри, но я не буду работать с пьяным инспектором, имей в виду. Приходи завтра. А сейчас я поищу кого-нибудь, кто отвезет тебя на твою квартиру.
Харри покачал головой и прокашлялся:
– Это аэрофобия!
– Что?
– Страх летать на самолетах. Джин-тоник помогает. А физиономия у меня красная, потому что джин начал выходить через поры.
Лиз Крамли посмотрела на него долгим взглядом. Потом почесала свой блестящий череп.
– Печально, инспектор. А как насчет смены часовых поясов? Сонливость не наблюдается?
– Ни в одном глазу.
– Отлично. Мы забросим тебя в квартиру по пути к месту преступления.
Квартира, которую ему выделило посольство, находилась в фешенебельном комплексе прямо напротив отеля «Шангри-Ла». Она была крохотная и по-спартански обставленная, но в ней имелись ванная и вентилятор у кровати, а из окна открывался вид на широченную коричневую реку Чао-Прайя. Харри устроился у окна. Длинные узкие деревянные лодки скользили туда-сюда, вздымая грязную воду своими моторами на длинных транцах. На другом берегу недавно построенные отели и торговые центры высились над сплошной массой домов из белого камня. Оценить размеры города было трудно, кварталы терялись в желто-коричневой мгле, но Харри предположил, что город большой. Очень большой. Он распахнул окно, и в квартиру ворвался уличный шум. Во время перелета у него заложило уши, но теперь он, поднявшись на лифте, впервые услышал, как оглушительно грохочет этот город.
Машина Крамли, стоявшая далеко внизу, была похожа на коробку из-под бутербродов. Харри открыл теплую банку пива, захваченную еще в самолете, и с удовлетворением отметил, что местное «Сингха» ничуть не лучше норвежского. Остаток дня казался уже более приемлемым.
Инспектор Крамли налегала на клаксон. В буквальном смысле. Навалилась грудью на руль громадного джипа «тойота», и машина гудела не переставая.
– Это совсем не по-тайски, – сказала она с улыбкой. – К тому же бесполезно. Сигналь не сигналь, тебя все равно не пропустят. Это что-то буддийское. Но я не собираюсь под них подлаживаться. Я, черт побери, из Техаса и не такая, как они.
И она вновь навалилась на руль, но водители вокруг демонстративно отворачивались.
– Значит, он так и лежит в номере мотеля? – спросил Харри, подавив зевок.
– Распоряжение сверху. Обычно мы производим вскрытие как можно быстрее и на следующий же день кремируем тело. Но хотят, чтобы ты все сам осмотрел. Не спрашивай меня зачем.
– Я ведь суперски расследую убийства, или ты уже забыла?
Она покосилась в его сторону, а потом повернула направо, проскочив в образовавшийся между машинами промежуток, и нажала на газ.
– Ты не очень-то рисуйся, красавчик. Думаешь, наверное, что тайцы считают тебя стоящим парнем, потому что ты фаранг. На самом деле скорее наоборот.
– Фаранг?
– Белый. Гринго. Полупренебрежительно-полунейтрально. Не забывай, что тайцы самолюбивы, даже если они обходятся с тобой почтительно. К счастью для тебя, со мной сегодня там будут два молодых полицейских, на которых ты наверняка произведешь впечатление. Во всяком случае, я на это надеюсь, для твоего же блага. Но если напьешься, у тебя появятся большие проблемы с нашим отделом.
– О господи, я уже начал думать, что ты здесь решаешь все.
– Так оно и есть.
Они выехали на автостраду, и она решительно выжала педаль газа, игнорируя недовольное ворчание мотора. Уже начало смеркаться, на западе вишнево-красное солнце опускалось в дымку между небоскребов.
– Во всяком случае, закаты от смога еще красивее, – сказала Крамли, словно отвечая на его мысли.
– Расскажи мне, как у вас тут обстоит с проституцией, – попросил Харри.
– Примерно так же, как с автомобильным движением.
– Это я понял. Но как она работает, каким образом организована? Это что, традиционная уличная проституция, с сутенерами, борделями и мамками, или шлюхи здесь на фрилансе? Ходят по барам, занимаются стриптизом, дают объявления в газетах, охотятся за клиентами в торговых центрах?
– Все перечисленное и даже больше. Чего в Бангкоке нельзя попробовать, того вообще пробовать не стоит. Но большинство работает все же в стрип-барах, они танцуют там и пытаются раскрутить клиентов на спиртное, с чего получают проценты. Владельцы баров не отвечают за девочек, только дают им возможность зарабатывать, а те, в свою очередь, обязаны сидеть там до закрытия бара. Ежели клиент захочет снять девочку, он должен купить ее на остаток вечера. Деньги получает хозяин бара, а девочка обычно тоже рада: ей не надо стоять на сцене весь оставшийся вечер и крутить задом.
– Для хозяина, похоже, отличная сделка.
– То, что девочка получает потом, идет прямиком ей в карман.
– Та, которая нашла нашего норвежца, тоже из бара?
– Именно так. Она работает в одном из баров сети мотелей «Кинг Краун» в Патпонге. Нам также известно, что иностранцам с особыми пожеланиями владелец мотеля предоставляет девочек по вызову. Но разговорить эту девушку очень непросто, поскольку в Таиланде и за проституцию, и за сводничество наказывают одинаково. Она твердит, что жила в мотеле и просто ошиблась дверью.
Лиз Крамли объяснила, что Атле Мольнес, по всей вероятности, заказал себе женщину сразу по прибытии в мотель, однако администратор, он же владелец, упорно отрицает это и повторяет, что просто сдал ему номер.
– Приехали.
Джип остановился перед низеньким каменным домиком белого цвета.
– Лучшие бордели Бангкока явно питают слабость к древнегреческим названиям, – саркастически заметила Лиз, выходя из машины.
Харри взглянул на большую неоновую вывеску, извещавшую, что мотель называется «Олимпусси». Буква «м» то и дело мигала, а «л» и вовсе не горела, отчего вид у заведения был унылый, как у норвежского придорожного гриль-бара.
Сам же мотель напоминал американский вариант: двухместные номера располагались вокруг патио, возле каждого номера имелась собственная парковка. Вдоль всей стены тянулась веранда, где постояльцы могли отдохнуть в серых от сырости плетеных креслах.
– Уютное местечко.
– Ты не поверишь, но когда оно только появилось, во время войны во Вьетнаме, то стало самым горячим в городе. Построено для сексуально озабоченных американских солдат, приехавших для «R&R».
– «R&R»?
– «Rest & Rehabilitation»[5]. В народе это называли «I&I»: «Intercourse & Intoxication»[6]. Солдаты прилетали сюда из Сайгона в двухдневный отпуск. Без U. S. Army секс-индустрия в этой стране никогда не стала бы тем, чем является сегодня. А одна из улиц Бангкока, прозванная «Сой-Ковбой» в честь одного из сутенеров, теперь называется так официально.
– А чем им там не нравилось? Ведь здесь-то почти деревня.
– Солдаты, которые тосковали по дому, больше всего хотели трахать девочек стопроцентно по-американски, а это значит – в машине или мотеле. Поэтому здесь и выстроили такой. В центре города они брали напрокат американские машины. Даже пиво в мини-барах номеров было исключительно американское.
– Господи, а ты-то откуда все это знаешь?
– Мать рассказывала.
Харри повернулся к ней, но, хотя оставшиеся неоновые буквы «Олимпусси» и светили голубоватым светом ей на макушку, было слишком темно, чтобы разглядеть выражение ее лица. Прежде чем войти в мотель, она натянула фуражку поглубже.
Номер был обставлен скромно, но грязноватые шелковые обои свидетельствовали о лучших временах. Харри поежился. Но не при виде желтого костюма, облегчающего идентификацию убитого: Харри знал, что только члены Христианской народной партии и Партии прогресса могли добровольно разгуливать в подобной одежде. И не из-за ножа с восточным орнаментом на рукоятке, приколовшего желтый пиджак к спине, так что он вздыбился на плечах неэлегантным горбом. Нет, просто-напросто оттого, что в номере стоял жуткий холод. Крамли объяснила ему, что в здешнем климате трупы разлагаются очень быстро, и когда стало известно, что инспектора полиции из Норвегии придется ждать почти двое суток, то включили кондиционеры на полную мощность – на десять градусов и максимальную скорость вентиляции.
О проекте
О подписке