Глава 9

Катрина приземлилась в аэропорту Гардермуэн в половине десятого, села на экспресс и проехала на нем через весь Осло. А точнее, под всем Осло. Одно время она жила здесь, но воспоминания, оставшиеся у нее об этом городе, трудно было назвать сентиментальными. Линия горизонта, напоминающая верхнюю половину сердечка. Низкие, уютные, покрытые снегом холмы, скупой пейзаж. Лица сидящих в вагоне поезда были невыразительными. Никакого спонтанного бесцельного общения незнакомых людей, к которому она так привыкла в Бергене. И вот на одном из самых дорогих железнодорожных путей в мире снова произошел сбой, и поезд застыл в кромешной тьме тоннеля.

Катрина обосновала свой рапорт о командировке в Осло тем, что в их собственном полицейском округе, в Хордаланне, произошло три нераскрытых изнасилования, имевших общие черты с преступлениями, в совершении которых подозревался Валентин Йертсен. Она аргументировала, что если им удастся повесить эти дела на Валентина, то они помогут Крипосу и полицейскому округу Осло в расследовании убийств полицейских.

– А почему мы не можем предоставить право разобраться в этом Полицейскому управлению Осло? – спросил ее начальник отдела по особо тяжким преступлениям против личности Управления полиции Бергена Кнут Мюллер-Нильсен.

– Потому что у них процент раскрываемости составляет двадцать и восемь, а у нас – сорок один и один.

Мюллер-Нильсен громко засмеялся, и Катрина поняла, что билет на самолет у нее в кармане.

Поезд рывком тронулся с места, и вагон наполнился вздохами облегчения, раздражения и расстройства. Катрина вышла из поезда в Сандвике и взяла такси до Эйксмарки.

Такси остановилось у дома 33 по улице Йёссингвейен. Катрина вышла из машины и оказалась посреди серости и слякоти. Не считая высокой решетки, окружавшей красное кирпичное здание, ничто не говорило о том, что в тюрьме и превентивном учреждении Ила содержались самые страшные убийцы, наркобароны и насильники страны. Помимо прочих. В уставе тюрьмы было записано, что она является национальным учреждением для содержания заключенных мужского пола, «испытывающих особую потребность в помощи».

Помощи для того, чтобы не сбежать, подумала Катрина. Помощи, чтобы не покалечить. Помощи в осуществлении того, что социологи и криминологи по какой-то причине считают желанием, присущим всему нашему виду: быть хорошими людьми, приносить пользу, стать частью общества, находящегося там, по ту сторону тюремной стены.

Катрина достаточно времени провела в психиатрическом отделении бергенской больницы и знала, что даже некриминальные лица с отклонениями совершенно не интересуются жизнью общества и не общаются ни с кем, кроме себя самих и своих демонов. И они хотят, чтобы все остальные оставили их в покое. Но это не означает, что сами они никого не хотят беспокоить.

Она вошла в шлюзовые двери, предъявила свое удостоверение и письмо с разрешением на посещение тюрьмы, которое она получила по электронной почте, и ее пропустили дальше, в здание.

Ожидавший ее надзиратель стоял, широко расставив ноги и сложив руки на груди, и побрякивал ключами. Хвастливость и напускная самоуверенность, сквозившие в его облике, были вызваны тем, что посетитель являлся сотрудником полиции, то есть принадлежал к касте браминов хранителей общественного порядка и был одним из тех, кто заставлял тюремных надзирателей, сотрудников частных охранных фирм и даже парковщиков жестикулировать и разговаривать более напыщенно.

Катрина повела себя так, как всегда в подобных ситуациях: стала вежливее и дружелюбнее, чем в нормальной жизни.

– Добро пожаловать в клоаку, – сказал надзиратель.

Катрина была уверена, что обычных посетителей он встречает другими словами, а это предложение долго обдумывал: оно должно было выражать сбалансированное сочетание черного юмора и реалистичного цинизма по отношению к работе.

«А картинка не так уж плоха», – думала Катрина, шагая по тюремным коридорам. Возможно, их следовало назвать кишечником. В этом месте пищеварение закона переваривает осужденных индивидов до состояния коричневой вонючей массы, которая в один прекрасный момент выйдет отсюда. Все двери были заперты, коридоры пусты.

– Отделение для извращенцев, – сообщил надзиратель, отпирая очередную железную дверь в конце коридора.

– У них есть собственное отделение?

– Ага. Когда насильники собраны в одном месте, меньше вероятность, что соседи их прибьют.

– Прибьют? – Катрина притворилась удивленной, будто ничего не знала о подобном.

– Ага. Здесь насильников ненавидят так же, как и в обществе. Если не больше. А у нас тут имеются убийцы более импульсивные, чем мы с вами. Так что, если будет неудачный день… – Он выразительно провел ключом, который держал в руке, по горлу.

– Их убьют?! – выпалила Катрина с ужасом в голосе и на мгновение задумалась, не переигрывает ли.

– Ну, может, и не убьют. Но изобьют точно. В нашем больничном отделении всегда лежат извращенцы с переломанными руками и ногами. Они говорят, что упали на лестнице или поскользнулись в душе. Даже настучать не могут. – Он запер дверь позади них и сделал вдох. – Чувствуете запах? Так пахнет семя на батарее. Запекается мгновенно. Запах как бы въедается в металл и не поддается удалению. Похоже на запах горелого человеческого мяса, да?

– Гомункул, – произнесла Катрина, втягивая в себя воздух.

Она ощутила только запах свежеокрашенных стен.

– Чего?

– В семнадцатом веке люди считали, что семя состоит из крошечных человечков, – ответила она, заметила косой взгляд надзирателя и поняла, что сделала неверный ход: надо было просто сделать вид, что она шокирована. – Итак, – поторопилась продолжить она, – Валентин спокойно сидел здесь вместе со своими единомышленниками?

Надзиратель отрицательно покачал головой:

– Пустили слух, что это он изнасиловал маленьких девочек в Маридалене и Триванне. А с заключенными, изнасиловавшими несовершеннолетних, дело обстоит совсем иначе. Даже несомненный насильник ненавидит тех, кто трахает детей.

– Значит, Валентина избили?

– Да, это точно.

– А этот слух… у вас есть соображения, кто мог его пустить?

– Ага, – ответил надзиратель, отпирая следующую дверь. – Это вы.

– Мы? Полиция?

– Был здесь один полицейский. Он делал вид, что допрашивает заключенных по поводу тех двух убийств. Но рассказывал он больше, чем спрашивал, насколько мне известно.

Катрина кивнула. Она слышала о том, что в случаях, когда полицейские были уверены, что один из заключенных совершил преступление в отношении ребенка, но не могли этого доказать, они прикладывали все усилия к тому, чтобы он был наказан другим способом. Надо было просто проинформировать нужных людей среди заключенных. Тех, кто обладал властью. Или, по крайней мере, был наиболее импульсивен.

– И вы не возражали?

Надзиратель пожал плечами:

– А что мы, надзиратели, можем поделать? – И тихо добавил: – А в этом конкретном случае мы, возможно, и не имели ничего против…

Они прошли мимо общей комнаты.

– Что вы хотите сказать?

– Валентин Йертсен был больным сукиным сыном, настоящим злом. Когда встречаешь такого человека, сразу задумываешься о том, что хотел сказать Всевышний, посылая его на землю. У нас тут была одна надзирательница, которую он…

– Привет, вот ты где.

Голос прозвучал мягко, и Катрина машинально повернулась влево. У доски для игры в дартс стояли двое мужчин. Она посмотрела в улыбающиеся глаза говорившего, худощавого мужчины лет тридцати. Последние оставшиеся светлые волосины на его красном черепе были зачесаны назад. Кожная болезнь, решила Катрина. А может, у них здесь имеется солярий, раз тут содержатся лица, особо нуждающиеся в помощи.

– Я уж и не думал, что ты когда-нибудь придешь.

Мужчина медленно выдергивал стрелы из мишени, не отводя взгляда от ее глаз. Он взял одну стрелу, воткнул ее в середину мишени цвета свежего мяса, прямо в яблочко, осклабился и стал раскачивать стрелу вверх-вниз, вгоняя ее все глубже. Потом он вытянул ее, издавая губами чавкающие звуки. Второй мужчина не рассмеялся, как ожидала Катрина. Вместо этого он озабоченно посмотрел на своего соперника по игре.

Надзиратель легко подхватил Катрину под локоть, чтобы увлечь за собой, но она освободилась, в то время как ее мозг активно перематывал события назад. Он отказывался принимать очевидное: связь между стрелами для игры в дартс и размерами половых органов.

– Может, не стоит так часто пользоваться ополаскивателем для волос?

Она быстро зашагала дальше, но отметила, что если и не попала в яблочко, то куда-то точно попала. Лицо мужчины покраснело, после чего он еще шире ухмыльнулся и отдал ей что-то вроде чести.

– А Валентин общался здесь с кем-нибудь? – спросила Катрина, пока надзиратель отпирал дверь в камеру.

– С Юнасом Юхансеном.

– Это его называют Юдасом?

– Точно. Отбывал срок за изнасилование мужчины. Таких уж точно не много.

– Где он сейчас?

– Совершил побег.

– Каким образом?

– Мы не знаем.

– Вы не знаете?!

– Послушайте, здесь полно мерзких подонков, но мы не являемся тюрьмой строгого режима, как Уллерсму. В этом отделении содержатся заключенные, отбывающие небольшие сроки. В деле Юдаса было несколько смягчающих обстоятельств. А Валентин сидел всего лишь за попытку изнасилования. Серийные насильники содержатся в других местах. Поэтому мы не злоупотребляем использованием своих ресурсов для наблюдения за теми, кто сидит в этом отделении. Мы каждое утро их пересчитываем, и изредка случается так, что кого-то недосчитываемся. Тогда всем приходится возвращаться в свои камеры, и мы выясняем, кого не хватает. Но если количество совпадает, то начинается обычная рутина. Когда мы обнаружили исчезновение Юдаса Юхансена, то сразу заявили в полицию. Я не слишком много об этом думал, потому что вскоре после этого у нас тут началась другое дело.

– Вы хотите сказать…

– Да. Убийство Валентина.

– Значит, когда оно произошло, Юнаса здесь не было?

– Точно.

– Как думаете, кто мог его убить?

– Не знаю.

Катрина кивнула. Он ответил слишком автоматически, слишком быстро.

– Я никому об этом не скажу, обещаю. Я спрашиваю: как вы думаете, кто убил Валентина?

Надзиратель втянул воздух сквозь зубы, оглядывая Катрину с ног до головы. Как будто проверял, есть ли в ней что-то, чего он не заметил при первом осмотре.

– Многие из местных обитателей ненавидели и смертельно боялись Валентина. Возможно, кто-то из них посчитал, что это сделал тот, кто хотел ему отомстить. Во всяком случае, тот, кто убил его, должен был ненавидеть его до помутнения рассудка. Валентин был… как бы это сказать? – Адамово яблоко надзирателя заходило вверх-вниз над воротничком униформы. – Его тело представляло собой желеобразную массу, я никогда такого не видел.

– Избит тупым предметом, наверное?