Осень запоздалая в темечко стучит,
Значит пора к зеркалу срочно поспешить.
Первые морщины, седина в висках,
И чёртику не хочется держать тебя в тисках.
И ещё как в песне – погляди в себя,
Что тебе осталось на закате дня.
Можно стать героем, можно стать изгоем,
Можно оставаться просто мордобоем.
Дети уже выросли, дом построен твой,
Но садов цветущих нету за тобой.
Что же тут осталось? – ты же не герой,
Значит остаётся? – быть самим собой.
Осень запоздалая в темечко стучит,
Зеркало туманное образ мой темнит.
Как часто я вопросом задавался:
Любил ли я?
Ответить было трудно,
Но знал одно,
Что было много тех мгновений,
Когда я думал что люблю.
Мне часто также говорили,
Что я любим.
Но почему тревога сердце мне сжимала,
И я от сердца уходил.
Но вот уж возраста черта,
Даёт понять,
Пришла пора ответить на вопрос:
Любил ли я?
…
Да!
Я любил!
Кого?!
Себя!
Почему душа томится, почему?
Почему в глазах двоится, почему?
По тебе душа томится… по тебе.
От слезы в глазах двоится… от слезы.
Но ты горькою бываешь, почему?
По чему вдруг комом встанешь, почему?
Потому ты горькою бываешь, что слеза горька.
Потому вдруг комом встанешь, что крепка.
Водка русская, родная… хороша.
И бывая я рыдаю… от тебя.
Всё по жизни заливаю – ты прости меня.
Нет милее, нету краше… водки горькая судьба.
Была одна лишь только встреча,
Как долго помнится она,
За тот прекрасный чудный вечер,
Что подарила нам тогда.
Рябины ветка на столе,
Печали капля слёзкой стынет,
Молчит потухшая свеча,
Мне уходить уже пора.
Потом в той жизни без тебя,
Я часто встречу вспоминаю,
И проклинаю я себя,
Что не остался навсегда.
Ты прошла «по краешку моей судьбы»
Тенью лишь слегка её коснувшись.
И живя далёко от меня,
Через песню всё ко мне стремишься.
Твой подарок после встречи давней,
Часто он тревожит сердце мне.
Музыкой подобранной прекрасно,
Ты зовёшь, зовёшь меня к себе.
Я не знаю что меня тревожит.
Может грех тот давний или что ещё.
Но одно я знаю, что прекрасной,
Была встреча та моя с тобой.
Ветка ягодной рябины,
Что была подарена тебе,
Часто стала и в моей квартире,
Лучшим украшеньем на столе.
И смотря на ягоду рябины,
Вспоминаю губы я твои.
И слезой тоскливой умываю,
Я твои «прозрачные следы».
Боль утраты так давно забытой,
Всколыхнулась песнею во мне.
И возможно с веткою рябины,
Я приду, приду опять к тебе.
Уходил от меня – мой родной, дорогой.
И в последний раз танцевали мы с ним.
Он шутил, обнимал, всю к себе прижимал,
Но ведь знала уже, что давно он с другой.
Но отдать навсегда не могла, всё надеясь на что?
Разбежались мы с ним.
Он с другой, молодой.
Но не долго и я оставалась одна.
И со мной есть другой,
Молодой, дорогой.
Но танцуя и с ним всё же помнила я,
Что со мной танцевал,
И другой мне родной.
И танцуя сейчас я гоню эту мысль,
Понимаю всё ж я – он уйдёт от меня,
Этот мой молодой, этот мой дорогой.
И задача моя, чтоб подольше был мой.
И шутя и смеясь, обнимая его, прижимая к себе,
Понимаю и то, что танцую одна.
Южной ночью звёзды светят ярко,
Но блестит одна из них сильней,
Та звезда – звезда моей НАДЕЖДЫ,
Дотянуться всё хочу я к ней.
И живу одной лишь я НАДЕЖДОЙ,
Что достану я её рукой,
И прижму к себе свою НАДЕЖДУ,
И пойду по жизни только с ней.
А звезда то вспыхнет, то погаснет,
И как будто словно говорит,
Не тянись ко мне в своей НАДЕЖДЕ,
А вокруг себя ты оглянись.
Может ходит рядом та – НАДЕЖДА,
С кой по жизни суждено пойти,
Посмотри внимательно – с НАДЕЖДОЙ,
И найдя её на ней же и женись.
Ну а я, твоя звезда – НАДЕЖДА,
Буду всем с НАДЕЖДОЮ светить,
А твоей я Наденьке-НАДЕЖДЕ,
Я желаю в счастии прожить.
…
Южной ночью звёзды светят ярко,
Но блестит одна из них сильней.
Та звезда для нас двоих с НАДЕЖДОЙ,
Та звезда для нас двоих горит.
Моя жена, мой друг любезный,
Налей вина себе и мне.
Сегодня вспомним танец белый,
Свиданье наше при луне.
Ты помнишь – в Сочи повстречались,
Пошли на танцы вместе мы,
И в белом танце ты сказала,
Что первый взгляд и любишь ты.
С тобой мы дивно целовались,
Светила нам тогда луна,
Затем мы долго любовались,
Фонтаном цвета и огня.
С тех пор по жизни мы шагаем,
С тобою вместе, как тогда,
Когда мы в Сочи повстречались,
И белый танец наш всегда.
Моя жена, мой друг любезный,
Налей вина себе и мне.
И объяви ка танец белый,
И в нём скажи, что любишь ты.
Как в душе я плачу – дочь моя.
Как в душе рыдаю, глядя на тебя.
Ведь сегодня праздник – бал твой выпускной,
Ты смеёшься весело, не грустишь со мной.
Почему рыдаю, почему грущу,
Просто понимаю, что уходишь ты.
Я в душе рыдаю, я в душе кричу,
Но тебя слезою я не огорчу.
Для тебя здесь праздник – бал твой выпускной.
В жизни настоящей праздники трудней.
Веселись сегодня – девочка моя.
Завтра будет трудно начинать с нуля.
Ясными глазами смотришь ты на мир.
В детстве огорчения… малая есть жизнь.
Но настанет время взрослым станешь ты.
С явью ты столкнёшься, в ней как раз и смысл.
Мир природой красен, не всегда людьми.
С ними ты схлестнёшься, только подрасти.
Много будет подлости, много и добра.
Но запомни маленький – жизнь всё же хороша.
Хороша закатами и рассветом дня,
Лаской и заботами – матери, отца.
Школою, учёбою, дружбой навсегда,
Первым поцелуем, криком первенца.
От людей зависит, кем войдёшь ты в мир.
Будешь ли хорошим, будешь ли плохим,
Что-то ты отринешь, что-то примешь ты,
Только мой хороший не спеши расти.
На какой ты звёздочке,
Мамочка моя.
Как тебе живётся,
В небеса уйдя.
На Земле не сладкой
Жизнь твоя была.
Войны да пожары,
Вся твоя судьба.
И ушла ты рано,
Многих смерть приняв.
Деток ты оставила,
Ангелом им став.
Ангелом-хранителем,
Стала в небесах,
Для детей оставленных,
Божья мать.
На какой ты звёздочке,
Мамочка моя.
За тебя любимая,
Я молюсь всегда.
Шторм!
В этом коротком слове,
Только одно – Боль.
Где-то поломаны устройства кораблей.
Где-то злая волна полнит страхом глаза.
Где-то ветра вой: ты же в бессилии взвой.
Где-то носом на волну рыбацкие суда,
В них экипажи бога моля,
Кроют матом проклятые небеса.
Шторм!
В этом коротком слове,
Только одно – Боль.
Меж снохой и зятьком,
Пробежала искра.
И зажглась их любовь,
Словно в небе звезда.
В деревнях их любовь,
Просто птичьей зовут.
Потому что она,
Никому не вредна.
И болтают ещё,
Что кума не кума,
Коль под кумом ни раз ни была.
Так играет народ,
В эту птичью любовь.
И от этой любви,
Только шалость одна.
И во всём простота,
Не светла, не ярка,
Всему миру видна,
Как полёт воробья.
Не звонит Одесса, не звонит Америка,
И Брест очень долго молчит.
Не нужен им больше, стали большие,
И можно отца позабыть.
Обид ведь у них накопилось не мало.
И с этим отец согласись.
Они получили ласки так мало,
Легко им тебя и забыть.
Что в оправдание скажешь родимый?
Нет оправданья и с этим смирись.
Им ведь не знать как душа тосковала,
Как в море болела она.
Если бы знали как их любили,
Если бы знали… простили б они.
О проекте
О подписке