Она поклонилась на прощание и резвым шагом отвела мальчика в сторону, на ходу указав Дарири в сторону доков. Та, семеня, нагнала Лилит, прижимая к груди пироги.

Отойдя за ящики, Лилит развязала мальчику руки.

– Ну иди, малой.

– Как иди? – не понял мальчик, явно ошарашенный своим внезапным спасением. – Я ниче не понял…

– Так пойми. Три тысячи чеканок за тебя, сопляка, отдала, ну-ка дуй отсюда и живи так, чтоб окупилось.

Мальчик провел рукой по выбритой голове, и растерянно посмотрел на Лилит.

– А куда я пойду-то?.. С клеймом?

– Куда-куда… К Крысам иди.

Мальчик шмыгнул носом.

– Да бегал под ними уже… Погнали. Долю не досдавал.

– Так ты еще и бездарный, получается? – Лилит скрестила руки на груди. – Ну и от меня ты чего хочешь? С собой тебя взять на корабль или что?

Мальчик пожал плечами и утер нос рукавом. Лилит вздохнула.

– Ладно, пошли уж… Там разберемся. Как звать?

– Окри.

– Я Лилит. Это Дарири.

Чародейка посмотрела на мальчишку хмуро.

– Забери у меня, пожалуйста, эти гребаные пироги, – отчеканила она холодно, переводя полный негодования взгляд обратно на Лилит.

На входе проверяли бумаги. Выстроилась небольшая очередь. Лилит с тоской посмотрела в небо, подумав, что без чар не обойтись. Подкупить уже не получится: оставшиеся две тысячи были ей нужны позарез, на расходы.

Она приглядывалась к проверяющему бумаги. Красный нос, крупные поры, отечное лицо. Скорее всего алкоголик. Это хорошо. У них сознание вялое, пластичное, с ним гораздо легче работать.

Когда перед ними оставалась примерно пара человек, Лилит подготовилась. Чаровать нужно было быстро и решительно, чтобы он не успел очухаться. Закрыв глаза, Лилит мягко преодолела первый порог, оказавшись в его сознании. Послышались отголоски мыслей и чувств. Он был уставшим и слегка замерзшим, ему хотелось в каюту, выпить меда. Он вяло перебирал в уме фамилии, которые были написаны на бумагах, и в нем было много усталости и тоски. Лилит уцепилась за тепло, которое он чувствовал, когда делал первый глоток меда. Нега разливалась по горлу и груди, согревая внутренности. Такое родное чувство, такое приятное. Крепко ухватившись за этот образ, Лилит немалыми усилиями держала его, пока не подошла их очередь.

– Бумаги? – подняв на них безрадостный взгляд, спросил мужчина.

Лилит рванулась вперед сквозь его волю, привычно обходя невысокие барьеры и заставая его сознание врасплох. Он опешил, и не успел даже понять, что произошло, когда она уже была внутри. Лилит расширила образ, усилила его, заставила поглотить все сознание мужчины. Сделала его еще больше, еще ярче, еще желаннее.

Его взгляд приобрел теплоту, на лице появилась мечтательная улыбка.

– Смотри-ка, – сказала Лилит немного искаженным от напряжения голосом. – Мы последние в очереди. Пропустишь нас, и пойдешь в каюту пить мед.

Последним усилием она взорвала в его голове живой образ вспышкой экстаза, доводя желание до апогея.

– Проходите, проходите, – торопливо замахал рукой он. Выдохнув, Лилит отпустила его, оставшись наедине с мерзким послевкусием чужих мыслей и желаний. После чар ей всегда было трудно вернуться к себе и разграничить, что принадлежало ей, а что – другому человеку.

Она пошатнулась, и Дарири поддержала ее.

– Это че было? – спросил мальчик, шагая по помосту.

– Мед это был. Сладкий и вкусный. Твою мать, теперь и мне меду хочется…

– Вина попьешь, не развалишься, – съязвила Дарири. – Ты ж мед не перевариваешь.

– Теперь уже не знаю, – отмахнулась Лилит. – Я и в седле спокойно сидела раньше, а теперь коней видеть не могу.

– Что, боялся кто-то?

– До смерти просто. В панику впадал. Сильная эмоция, прям на поверхности была, я и ухватилась сдуру… Теперь вот расплачиваюсь, – Лилит ступила на палубу.

– Это потому что недоучка. Нормальные ментальщики годами учатся контролю, чтобы себя и чаруемого разграничивать грамотно. А ты с места в карьер, как обычно…

– Ой, не души! – устало поморщилась Лилит. – Пошли уже в каюты. Пока в море не выйдем, качка будет жуткая.

В двухместной каюте лежали вещи Лилит. В Синепалк она вошла на этом же корабле, который теперь держал обратный маршрут.

– А на второй кровати кто?

– Ты. Я всю каюту выкупила. Еще с приюта не терплю с кем-то спальню делить, – Лилит присела на кровать и устало провела руками по лицу. – А ты на гамаках, малец. Извиняй, места тут сам видишь.

– Да нормально… Посижу ток с вами, можно? Чет мне… – он не закончил фразу, не найдя нужного слова.

– Не по себе? Ну, посиди. Расскажи, что ли, как тебя нелегкая занесла на виселицу.

Он задрал рукав, показав свежее клеймо.

– Отцеубийца. Ну-ну. Правда или ложь?

– Правда, – кивнул мальчик.

– Заслужил хоть?

– Почем мне знать. Бог ему судья.

– Какой мудрый малец, – усмехнулась Лилит. – Ну и как ты попался?

– Да тупо как-то… Прилавок обносить пошел, и хвост не скинул. Сам виноват.

Лилит протянула ему один из кульков.

– В казематах кормят помоями. Поешь по-человечески.

Она сняла легкие монашеские туфли и улеглась на койку, закинув руки за голову.

– Дарь, откупоривай.

– Сама откупоривай. Я вино тысячу лет в руках не держала, – Дарири передала ей бутылку, все еще дуясь.

– Чего с мордой? Летней вишни объелась? – Лилит присела, поджав под себя ногу и взяла в зубы выступающую пробку дутой бутылки.

– Черешни, – Дарири подвязала буйные кудри рыжих волос в пучок.

Лилит выдернула пробку с характерным звуком и понюхала вино.

– Оно, – сказала она с удивлением. – До последнего думала, что паленка.

– Зачем взяла тогда?

Лилит пожала плечами и отхлебнула из горла, чуть причмокивая.

– Потому что паленое сульянское оранжевое лучше, чем оригинальное северное. Любое. Зачем вообще пытаются, не понимаю. В нашем-то климате.

– Денег хотят, – Дарири скрестила ноги, держа спину ровной. – Стихийщиков нанимают, чтоб состав почвы меняли. Бардак!

Окри переводил взгляд с Лилит на Дарири, жуя медовый пирог.

– Вы обе колдуньи чтоль?

– Мать твоя колдунья! – рассердилась Дарири. – А мы чародеи.

Лилит расхохоталась.

– Злая тетя, тебя нижегородский назвал неправильно! Ой, мама…

Дарири чуть смутилась.

– Два правила, малец: не называй чародеев колдунами, магами, ворожеями, ведьмами, ведунами и так далее по списку. Второе правило: не зли стихийщиков. Они темпераментные и злопамятные все, как один.

Дарири покашляла возмущенно.

– Чего? Скажи еще, что не так, – Лилит протянула ей бутылку с вином. Дарири недоверчиво понюхала.

– Не так! – сказала она упрямо. – Это стереотип. Мы с Идри сколько из тебя твое крестьянское невежество выбивали?

– Мое крестьянское невежество, – передразнила ее Лилит, переводя глаза на мальчика и закатывая их. – Аристократы!

Мальчик хихикнул с набитым ртом. Дарири махнула на нее рукой.

– Детский сад. Ты на койке-то уместишься на этой?

– Умещусь, только колени будут болеть потом. Я как-то раз на лодке ходила, там вообще выла волком. Спать можно было только калачиком. Везла девку мелкую, так она разлеглась на дне и кайфовала, пока я свои ходули пыталась хоть куда-нибудь пристроить. Несправедливость страшная! – пожаловалась она.

– А куда ты девку везла? – заинтересовался мальчик.

– Туда же, куда тебя. В Аньянг.

Мальчик поперхнулся.

– Мы на юг идем?!

– А куда ж еще. Не в Оренхай же.

– Епте, – только и выговорил он. – Они ж на всеобщем не бе не ме! Как я там буду-то?

– Не душись, малец. Я когда туда приехала тоже ни слова не знала. Жестами объяснялась сначала, потом слова начала подхватывать. Когда все говорят кругом, быстро учишься.

– А сколько тебе было?

– Девятнадцать, что ли? Дарь, сколько мне было?

– Девятнадцать, – кивнула Дарири.

– Ага, – Лилит отпила вино.

– А чего уехала?

– Надо было очень. Не твоего ума дело, малой. Пирог дай сюда, вон половину съел уже. С голодухи живот разболится.

– А расскажи про Аньянг, Лилит. Нам обоим полезно будет, – Дарири отщипнула себе кусочек пирога и чуть расслабила плечи, приняв более удобную для долгого сидения позу.

– Ну, пейзажи вы сами увидите, я недостаточно красноречива, чтобы описать местные красоты. Могу про этикет рассказать, пригодится. При первом знакомстве принято кланяться в пояс, не склоняя головы, с прямой спиной. Если человек уже знакомый, можно поклониться одной головой. Медленно и почтительно. Аньянгцы терпеть не могут торопливых. Что еще… Садиться в гостях только по приглашению, и только на пол. У них там традиционно все столы напольные, стульев вообще не водится. В городах разве что, где приезжих много. По-хорошему к старшим нельзя обращаться первому, но это правило себя почти изжило. Вот только прям если в гостях у высокородного, или очень уважаемого человека, можно об этом вспомнить. В повседневности необязательно. Запоминайте, как здороваться: один говорит headoji, это значит “рассвет”. Второй отвечает illemol, это значит “закат”, – Лилит кивнула им. – Попрактикуйтесь.

Степенно кивнув и задержав голову внизу, Дарири с достоинством посмотрела на Окри и вымолвила:

– Headoji.

Тот замешкался и с сильным акцентом ответил:

– Иллемоль.

– Кивнуть забыл!

– А, точно.

Он неловко кивнул болванчиком, и Лилит улыбнулась.

– Ничего, придет. Дальше. Когда знакомитесь и называете свое имя, потом добавляете yoengwan. Это… – она зашевелила пальцами в воздухе, подбирая нужное выражение. – Что-то вроде “это честь для меня”. Как бы “честь вас узнать”, но это грубо. Чего косишься, я тебе переводчик чтоль?

Дарири негромко рассмеялась.

– Ржет еще… К женщинам обращаться как ajumma, к мужчинам – ajossi. Это аналог нашего кирья и кирье.

– А кто у них правит?

– Император Бул, десятый в династии Коч. Император он только формально, кстати. Аньянг давно уже не империя; на севере уперлись в горный хребет, на юге – в море, расширяться им некуда, да они и не стремятся уже. Северян не любят, сульянцев не любят еще больше, всеобщий не признают. Туда очень тяжело чужая культура просачивается.

– А архоны у них есть? Мэтры?

– А то. У них все более категорично, чем у нас: на чьей земле ты родился, тому и принадлежишь. Формально. По факту ты свободный человек, конечно, езжай куда хочешь. Только там, где твоя фамилия и династия никому не известна, ни на что рассчитывать не приходится. Опять же…

– Формально?

– Ага. Города теперь уже не села, принадлежащие наместникам, и они стали достаточно большими, чтобы всем было плевать, кто ты и как тебя звать. Традиционалисты они, в общем… Что касается наместников, то все они входят в одно большое собрание совета. И государственные решения принимают коллективно, голосованием. В какой-то мере они могут сами распоряжаться законами в своих владениях, пошлину там поднять, например, или запретить всем ездить на лошадях, как в том же Чинджу… Но общегосударственные законы… как же это слово… – Лилит замялась. – Превалируют, во. Превалируют над местными.

Дарири широко зевнула. Послышался громкий звон колокола.

– Отчаливаем. Прощай, поганый Север! – Лилит закинула руки за голову. – Всего через пару лун будем в Чинджу.

– Сколько?! – переспросил мальчик пораженно.

– А ты думал? Нам, так-то, океан надо переплыть. Ты чего, малой, карты никогда не видел?

– А где мне, бляха, было на карты смотреть? В карточном магазине? – он чуть не плакал.

– Ты перенервничал сегодня, малой, – уже мягче сказала Лилит. – Иди-ка спать. Все теперь хорошо будет. Обещаю.

Он утер нос и кивнул, вставая.

– Если че вдруг… можно прийти постучать?

– Можно, – подмигнула ему Лилит. – Мы тут будем до утра. Как проснешься, дуй сюда. По кораблю тебя проведу, на ванты залезешь…

Окри кивнул, чуть успокоившись. Он попрощался и вышел из каюты, тихонько закрыв за собой деревянную дверь. Лилит потянулась.

– Бедняга. Много впечатлений для одного дня.

– Да уж да, многовато. Ты вообще в курсе, что на три тысячи ты могла бы две хаты в деревне купить? Или очень породистую лошадь.

– Или четыре тысячи буханок хлеба. Или золотую подвеску с камнями. Мы перечисляем вещи, которые мне нахер не упали, или чем мы занимаемся?

Дарири тяжело вздохнула.

– С тобой невозможно разговаривать, ты в курсе? Я всего лишь заметила, что три тысячи – большая сумма.

– Деньги это херня, Дарь. Сегодня есть, завтра нет. Я вон сколько за жизнь заработала, а все равно ни гроша за душой.

– Нет, это очень благородный акт, я не спорю…

– В жопу иди со своим благородством! – Лилит швырнула в нее подушкой. – Скажи еще “богоугодное дело”. Ты-то уж должна знать, что я не из благородства действую.

– Да уж знаю. Называй это как хочешь, но три тысячи, Лилит, твою мать!

– Да что ты пристала ко мне с этими тремя тысячами? Я тебе оставшиеся две дам, если ты заткнешься!

– Подкупить меня хочешь, зараза? Я тебе щас устрою две тысячи! – Дарири вернула ей подушку ответным броском. – Мое молчание стоит дороже!

– Торгуешься, а? Штаны могу отдать в довесок, хочешь?

– Штаны давай! А две тысячи себе оставь. Как раз гардероб обновишь.

Они тихонько рассмеялись.

– Что будем делать две луны на этой посудине?

– Разговаривать. Играть в кости. Читать книги. С матросней болтать. Есть уху и пить дерьмовый грог. Я буду тренироваться. А если в шторм попадем, – Лилит повернулась на бок. – Шуруй к капитану и скажи, что ты стихийщица и можешь корабль быстренько вывести из всего этого дела. Сначала заломи цену, а потом сторгуйся.

– Наемница у нас ты, а не я. И не буду я никого из шторма выводить, тоже мне, нашли девочку на побегушках.

– Вот поэтому ты и трясешься над деньгами. Потому что зарабатывать их не умеешь, – широко зевнула Лилит, закрывая глаза.

Плавание прошло спокойно, без штормов, нападения сирен и других морских тварей. Все было так, как и сказала Лилит: чтение, игры в кости, разговоры и уха. Дарири радовалась возможности каждый день болтать с подругой, и чувствовала, как истосковалась по ней. Лилит же ощущала утомление от обилия общения, и часто искала одиночества. По ночам, когда Дарири засыпала, она выскальзывала из каюты и ходила на палубу. Просто стояла под морским ветром и слушала, как киль корабля разрезает волны. Окри довольно быстро адаптировался, оценил ситуацию, и к концу плавания был полон жизни и живого интереса к своему будущему дому. Он был неглупый парнишка, только рассеянный и в целом не очень разговорчивый. Лилит не приставала к нему с расспросами и беседами; она по себе знала, как это раздражает.

– Последняя ночь перед прибытием. Выспитесь оба. С утра быстренько закупимся в дорогу и пойдем. Ходом три дня, плюс-минус, – сказала она, потрепав мальчика по голове. Тот сдержанно улыбнулся.

– А что нужно купить?

– Меду три горшка, – раздраженно вздохнула Лилит. – Храм в горах, значит одежда нужная какая? Теплая. Идти будем три дня, значит еда какая нужна? Вяленая. Что за тупые вопросы, Дарь?

– Я просто спросила, не обязательно как сука себя вести, – чародейка обиженно скрестила руки на груди.

Лилит устало провела рукой по лицу и примирительно улыбнулась.

– Я знаю. Извини. Мы все устали друг от друга, засиделись к тому же, на этом корабле гребаном…

– Ага, – отвела глаза Дарири. – Засиделись.

– Давайте спать, а? Дорога быстро всю дурь выбьет. Тошнит уже от морского воздуха, если честно. Короткой ночи, малой.

– Да кончится она быстро, – кивнул он в ответ.

Дарири улеглась на бок, отвернувшись к стене. Она еще долго не спала, слушая, как сопит Лилит, и смотрела в пространство перед собой. Ее обуяла меланхолия и мрачные мысли. О своих чувствах, о миссии, о тех, кого она оставила на Севере. Ей долго пришлось повторять про себя мантры, чтобы ком в горле прошел, а рука, сжимавшая уголок подушки, расслабилась.

Лилит проснулась рано, и в нетерпении выскочила на палубу. Это был ее самый любимый момент: последние несколько мин перед входом в порт. Высматривать очертания города в утреннем тумане, растворяться в сладком предвкушении скорого прибытия, еще издалека услышать звон портовых колоколов и голоса матросов, далеко разносящихся по воде. Она с нетерпением смотрела вперед, высовываясь за борт корабля. Когда в утренней дымке показались первые двускатные крыши и большой приземистый храм в центре города, Лилит не удержалась от восторженного, торжествующего вопля, заставившего проходящего мимо юнгу подпрыгнуть от неожиданности.

– Че голосишь, дурная?

– А ты че не голосишь? – весело ответила Лилит. – Приплыли, кирье! Наконец-то приплыли, твою мать!

Юнга что-то пробормотал про духовный дом и проследовал дальше по своим делам.

В порт зашли быстро, без долгого ожидания на якоре. Подобные задержки часто случались из-за расхождений в расписании, вызванных погодными условиями, ленью портовых распорядителей и другими непреодолимыми обстоятельствами. Лилит первой шагнула на корабельный мостик и сбежала вниз, спрыгнув на каменный причал. Она с наслаждением вдохнула полной грудью, поправляя висящий на спине рюкзак. Окри встал рядом с ней, пораженно озираясь. Он обводил взглядом причудливые изогнутые крыши, бумажные фонарики, натянутые между столбами длинными гирляндами, и причал, вымощенный крупным, плоским камнем.

– Весь город, что ли, на воде?

– Ну не весь, – Лилит была не в силах стереть с лица идиотскую улыбку счастья. – Половина где-то. Храм видишь? Он на сваях стоит, но под ним уже побережье. Потому что сейчас отлив.

– Ты же говорила, что храм в горах?

– Наш – в горах. Там живут монахи. А сюда приходят горожане.

– Типа как у нас церковь?

– Не совсем. Но принцип тот же. Пошли уже ноги разомнем, наконец-то твердая земля…

Лилит повела их в торговый квартал. Это было совершенно особенное место: куча узких улочек, соединяясь, образовывали неоднородный городской ландшафт из переулков и тупичков, и в каждом непременно болталась по меньшей мере одна вывеска. Дома почти все были в один-два этажа, построенные вплотную друг к другу. Какие-то из них слегка покосились, но все равно смотрелись нарядно, напоминая о синепальском верхнем городе. Здесь было не продохнуть: аньянгцы наводнили улочки, толпясь и толкаясь. Они были одеты в необычную одежду ярких цветов, похожую на халаты. Кто-то был в металлическом нагруднике. Почти все носили минимум один меч, как правило короткий, похожий на хэй Лилит.

– Одежда это силку и гойгуб, – Лилит проталкивалась сквозь толпу, весело что-то покрикивая. – А оружие разное. Ханеуль, йоту, йонгдалл, сама все не припомню. У кого на что хватает юнов, в общем.

– А куда мы идем? – с трудом лавируя в толпе, громко спросила Дарири.

– За барахлом! Скоро сворачивать, толкайся вправо!

Женщина, уронившая на землю какой-то овощ, похожий на деформированную белую морковь, громко закричала на Лилит, которая задела ее в толкучке локтем. Уносимая неуемным течением движущейся толпы, Лилит что-то долго кричала ей в ответ, судя по интонации и выражению лица, совсем недружелюбное.

– Чего это она? – заинтересовалась Дарири, когда они вынырнули из толкучки и оказались в небольшом пустующем тупичке.

– А, – Лилит отряхнула рубашку. – Хотела, чтоб я ей за имбирь заплатила. Типа это я его на землю уронила. Поругала мою матушку, я поругала ее. Ерунда.

– Так значит, и тут шерстят, – с облегчением вздохнул Окри, найдя в этом совершенно чужеродном мире что-то для себя понятное. – Слава богу!

– Еще как шерстят, малой! За кошель в такой толпе всегда держись крепко. Пройдешь через толпу детей – без штанов останешься.

– Что ты все со своими штанами, – проворчала Дарири, поправляя растрепанные волосы.

– Потому что штаны – самая важная вещь в гардеробе, Дарири. Человек хорош ровно настолько, насколько хороши его штаны, – жизнерадостно ответила Лилит и шагнула на ступеньку, дернув на себя красную дверь с громким колокольчиком. – Пошли тратить денежки. Обожаю Чинджу!