– Мне это неинтересно, – отрезал Каролус. – К тому же вы недавно подгадили мне, одного из самых приличных диагностов госпиталя задержали у себя, сорвали план работы.

Каролус ворчливо принялся перечислять проблемы своего отделения – по большей части они проистекали из-за эксцентричности заведующего, – но Донно отвлекся, сопоставляя факты. Он не заглядывал в документы Морген, знал только, что та врач. Вот и совпадение, бес возьми. Оказывается, она работает в отделении Каролуса.

Извинения не помогли, некромант просто повесил трубку, не дослушав.

Если Каролус говорит «один из самых приличных диагностов», то в переводе на общечеловеческий это близко к гениальности. Надо же, а по виду не скажешь: вполне себе обычная сорокалетняя дамочка, хоть и хорошо сохранившаяся.

Дурацкая идея внезапно мелькнула в голове, и Донно даже хмыкнул.

Хотя – почему бы и нет?

Донно вскочил и походил по комнате туда-сюда, размышляя. Несколько раз споткнулся о картонную коробку из-под пива и машинально стал собирать в нее мусор: бутылки, надорванные упаковки от готовой еды.

Вечером позвонил Анне: бывшая любовница Роберта была предсказательницей и хорошо разбиралась во всякой бесовщине вроде снов и видений.

Старая веранда

В этот раз Джек сидел на широком подоконнике, подтянув под себя колено. Не курил, но подле него топорщилась окурками маленькая круглая пепельница.

Донно осторожно шагнул на веранду, и дощатый пол заскрипел под ногами.

– Садись, раз приперся, – не поворачиваясь, сказал Джек.

Положив подбородок на колено, он смотрел в окно. Сквозь молочный туман проступали смутные темные стволы деревьев.

Донно неловко присел на рассохшееся деревянное кресло-качалку и едва не опрокинулся. Машинально вцепился в подлокотники, удерживая равновесие. Слоистое дерево кололо пальцы заусенцами, и на коже остались чешуйки рыжей краски.

– Какое все… настоящее, – удивился Донно. – Я так и думал, не простой это сон.

Джек только хмыкнул.

– Я имею в виду, это не просто так… а из-за того заклятья, которое мы запустили.

Острые серые глаза уперлись в него, и Джек скривился:

– Балуетесь с архивом? Запрещенная магия?

– Не совсем, – Донно покачал головой и задумался.

После разговора с Анной о снах и пророчествах, он для себя определился: это вовсе никакой не Джек, а способ поговорить с подсознанием. Жаль, что в такой извращенной форме, но что поделать.

Чтобы «подсознание» ответило, надо задавать вопросы. Анна сказала, что порой достаточно бывает проговорить вслух то, что уже знаешь, чтобы уловить нить или нужное зерно смысла в уже известном.

– Слушай, я тебе сейчас расскажу об этом, – медленно произнес Донно. – А ты мне ответишь, что ты думаешь.

– Не уверен, что горю желанием, – с сомнением пробормотал Джек. – Ну, только если там будут какие-нибудь интересные дамочки. И, чур, не про несчастное детство!

– Джек, помолчи и слушай! – рявкнул Донно.

Слишком натуралистично притворяется это его подсознание. Старое и почти позабытое чувство раздражения заставило скрипнуть зубами. Джек никогда ему не нравился, но, видимо, этот образ для чего-то служит? Разобраться бы…

Кажется, это было на вторую неделю после начала пропажи детей… или на третью? Впрочем, точная дата не важна, главное, что уже было понятно: поиски ничего не дают. Дело передали в Чайный домик, и следователи ломали голову над тем, сколько преступников участвует в этом.

Среди них практически точно есть маг. Никакие артефакты не дали бы настолько полного сокрытия следов. Начальник поисковой группы, опытный маг, разводил руками и сетовал на старость. Манерничал. Даже дураку было понятно: если Мормор со своей бригадой ничего не нашел, никто не сможет.

В то утро грохнуло в Птичьем павильоне, потом кто-то запустил охранную систему, и вокруг здания образовался защитный контур. В подвалах Птичьего павильона помимо лабораторий находились блоки с монстр-объектами, и потому охранная система была весьма серьезной, чтобы в случае чего чудовища не разбежались.

Оперативники ходили позубоскалить над тем, как служба безопасности Института распутывает и снимает защитные плетения с серой бетонной коробки Птичьего павильона. На крыльце толпились сотрудники и студенты, но сойти не могли. Изнутри валил дым и доносилась ругань магов, пытающихся справиться с огнем.

Славно позабавились, как посчитал Роберт, возвращаясь вместе со всеми в Чайный домик. Донно не разделял своеобразного чувства юмора напарника.

В кабинете их ждал начальник отдела архивных исследований.

В проклятом флигеле архива соглашались работать немногие. Бледного невысокого юношу часто принимали за стажера, и многие до конца не верили, что он руководит одним из самых одиозных отделов Института. В прошлом году по количеству событий архив переплюнул даже Птичий павильон, печально известный по всему городу как пристанище безумных ученых-магов, которые все время что-то взрывают.

В негласном рейтинге бедовых голов Института сотрудники архива последнее время занимали первые места.

– Добрый день, – поздоровался юноша.

– А, Унро! – воскликнул Роберт и дружески хлопнул его по плечу.

Еще пару месяцев назад тот беспомощно нырял вперед от подобного, но сейчас уже спокойно устоял на месте, мягко улыбаясь.

– Я принес запрошенные материалы, – сказал он и сгрузил толстую картонную папку на стол Роберту.

– Ого, – сказал тот. – Чего не позвонил, мы бы стажера прислали. Тебе небось расписаться нужно за эти ценные пылюки?

– Да, – кивнул Унро и вытянул из кармана сложенный лист бумаги. – Вот тут… Ребята, я в архиве нашел кое-что. Подумал, может, вам будет интересно… ну, в связи с последними событиями.

Поверх расписки лег еще один лист бумаги – четкая копия книжной страницы.

– Это из раздела старинных проклятий и заклинаний, – сказал Унро. – Его сильно разорили и разнесли прошлой весной, но мы находим порой разные обрывки. Конкретно этот – система чар, которая называется «сеть призыва».

Донно поднял голову, нахмурившись, а Сова заинтересовался и подошел ближе.

– Для чего оно?

– Для поиска. Только оно… странноватое. Тут две закавыки: во-первых, плетение сложное, требует целого ритуала и нескольких участников. Во-вторых… результат. Оно охватывает огромную территорию, и можно покрыть весь город, вот только истину о том, где сокрыто искомое, узнает только кто-то один.

– Кто? – спросил Сова.

– Один из участников ритуала. Или один из тех, кто подойдет по характеристикам…

– Здравствуйте! – почти прошептал, входя в кабинет, стажер, второй только кивнул, и студенты по стенке скользнули к своим столам.

Унро дружелюбно отозвался, но ребята только переглянулись: только вчера они наконец вышли из жутких стен архива и возвращаться туда, к пространственным шуточкам флигеля, давящей атмосфере и специфическому запаху хранилища, даже мысленно не хотели. В прошлом году архив чистили от смертной ауры и следов гибели нескольких людей, но отзвуки темной магии по-прежнему не давали покоя сотрудникам.

– Так вот, – вернулся к теме Унро, – вся сложность в том, что определить, кто именно из охваченных заклинанием увидит подсказки, нельзя. Подразумевается, что это будет тот, кто сможет больше всех повлиять на ситуацию.

– Фигня, – разочарованно вздохнул Сова.

– А почему бы не попробовать? – возразил Роберт. – От нас не убудет, а так вдруг кому стрельнет. Я составлю запрос начальству.

– Я на всякий случай подготовлю официальный ответ и в хозяйственные службы черкну, чтобы подобрали инструмент, – сказал Унро. – Если разрешат, сразу можно будет провести.

Уходя, он кивнул и ребятам-стажерам, и еще кому-то за их спиной. Пока они нервно оглядывались, молодой человек, скрывая короткую усмешку, вышел.

– Молодец парень! – оценил Джек, выслушав. – Моя школа. Ритуал провели?

– Провели, уже на следующей неделе. Без толку все.

– Сложный?

– Как в учебнике по истории – с магическими шпагами, инкантациями, кругами на полу и всякой дребеденью. Как по мне, это мишура все. Но Унро настоял, что должно быть, как положено… Ты знаешь, он сильно изменился, с ним сложно спорить. Как упрется на своем, так все.

Джек закурил, и дым зазмеился в воздухе широкими серыми лентами.

– Насчет поисков, – задумчиво сказал он. – В прошлом году мы попали в яму на пустыре, ну, помнишь, наверно. На стройке. И нас тоже никто найти не мог. Там была какая-то закрытая зона, поисковые сети не пробивали. Жуткое место – и монстр-объекты маршировали, и дрянь какая-то лезла, и призрак этот пищал: «холодно, холодно».

Джек передразнил писклявый голос и неодобрительно покачал головой.

– В общем, пока Яков сам за дело не взялся, нас не могли найти.

– Он хорошо тебя знал, поэтому и получилось, – возразил Донно. – Тут, бес возьми, ни один из родителей не маг, нельзя их привлечь и настроиться на поиск точнее. А из нас никто этих детей не знал.

– Ты, медведь, дослушай сначала, потом перебивай, – рассердился Джек. – Я разве об этом? Ищи от обратного. Не детей – места, закрытые от поисковых чар. Вроде той ямы на пустыре, которая прятала нас.

Твою мать, прошипел Донно, рывком просыпаясь. Сердце заполошно билось, и он хлопнул себя по груди ладонью, чтобы успокоиться.

Ведь это было просто, так просто – и никому еще не пришло в голову.

О сложностях работы с некромантами

Морген не хотелось домой. Там было пусто – и тишина квартиры только напоминала о том, что сын задержан, и его скоро будут судить. Она так и не поняла, что может сделать, и всю дорогу проспала, вот дура. Хоть бы визитку, что ли, надо было у того мага взять. А еще лучше – у его напарника, тот явно более контактный.

Морген ущипнула себя за щеку, поймав на неожиданной – и неприятно неуместной – мысли о привлекательности Роберта. А еще они оба выше – вот редкость. Морген со своим «метр-семьдесят-восемь» почти всю жизнь смотрела на макушки воздыхателей сверху, стоило ей только надеть каблуки.

Нет, хватит.

Сбросила в прихожей проклятущие туфли и, тяжело топая, прошла на кухню.

Нестерпимо пахло гнилью – Морген охнула, вспомнив вдруг и то, что она как раз готовила завтрак, и, по дурацкой ассоциации, что все это время она ни разу матери не позвонила – та уже, наверно, обиделась, хотя вряд ли успела испугаться.

Сейчас нужно включить телефон, отзвониться матери и, наверно, Галке, узнать, как там Каролус, сильно ли плевался ядом и не надо ли искать новую работу. Морген металась по кухне, распахивая окна, выгребая прокисшую овсянку из ковшика и рагу из сковороды – она хотела тогда его разогреть, и хорошо, что не успела включить газ.

Мысли метались от сына к работе, потом к прошедшим дням, снова к сыну – она вспомнила, как Роберт спокойно уверил ее в том, что ему ничего особенного не грозит.

Снова к Роберту.

В следующем году ей будет сорок. Не тот возраст, чтобы заглядываться на мужчин, верно? Тем более, что, кажется, оба они младше.

Галка так и сказала по телефону, выудив у нее причину вздохов:

– Вот когда мы по мальчикам начнем тащиться, так все, точно старость пришла. А вообще, знаешь, с этими лучше не связываться, они ж как полицейские! Пьют наверняка, да еще на голову больные. У меня соседка лет семь встречалась с мужиком из маг-бригады…

– В маг-бригадах обычные люди, – поправила Морген. – Это просто полицейские, только с артефактами и прочим.

– Ой, да какая разница? Он вроде и ничего был, только как запьет, так везде ему хрень мерещится, бил ее, а она его, дурища, терпела и ходила по скверу под лавками искала, когда после зарплаты задерживался… слушай, ну я тебе точно говорю, они злые и долбанутые, вот вообще не связывайся. Кирилл-то, кстати, совсем слился?

– Да уж. Он и не понял, что со мной что-то случилось, – Морген толкнула дверцу шкафа, распахнутого в спешке сборов.

– Я своего потормошу, он юрист, я тебе говорила? Может, чего подскажет про твоего пацана. Ты не расстраивайся, если сказали, что ничего такого не делал, то, может, все и так обойдется. А на работу выходи. Этот старый маразматик орал, конечно, но я не слушала, задолбал. Завтра-то придешь?

– Приду, – ответила Морген.

– Ой, вот здорово, – обрадовалась Галка. – Без тебя скучно.

Морген не уволили, но ее «дурному поведению» – к счастью, без подробностей – посвятили добрую четверть часа на летучке. Заведующий отделением, Каролус, исходил ядом, рассказывая, сколько жалоб от пациентов пришло директору больницы и главврачу, и о том, что все шишки посыпались на его старые плечи.

Он тряс круглой головой, брызгал слюной, и стучал смуглой жилистой рукой по столу, но Морген не боялась. Привычно думала, не переломится ли тонкая сухая шея от такой тряски, но и только.

Морген давно знала старого некроманта: его и директор, и главврач побаивались, поэтому она не особо впечатлилась излияниями. Не уволил – отлично, а там пусть себе ворчит. Прежде Морген часто сцеплялась с ним языками, терпеть не могла, когда Каролус начинал язвить и унижать подчиненных, а те и не смели перечить.

Последнее время это прискучило.

После головомойки Каролус неожиданно спросил, не надо ли чем помочь, и Морген даже растерялась. Заведующий рассердился, и не дожидаясь ответа, распустил всех по местам.

Галка поймал ее за руку и крепко сжала: на летучку она опоздала, поэтому сидела далеко и могла только кивать и улыбаться Морген, когда та смотрела на нее.

– Ты такая бледная, – расстраивалась подруга. – Ну, ты чего? Не спала сегодня, что ли? Я Женьку спрашивала, насчет твоего пацана, знаешь, что сказал?

Морген вздохнула: судя по расстроенному лицу Гали, ничего доброго.

– По этим делам, которые связаны с участием в Дне мертвых, ничего не сделать. Ни через знакомых, ни взятками – и наоборот, лучше вообще с этим не соваться. Там жуть что творится, следят за каждым, и наказание ужесточают, если ловят, что за ответчика хлопочут. Понимаешь, да? Женька говорит, надо ходить на все заседания суда, сколько бы там ни было, и еще посоветовал, чтоб тебя обязательно свидетельницей вызвали. Ну, понимаешь, да? Чтобы ты сказала: единственный сын, хороший мальчик, запутали и все такое.

– Ясно, – кивнула Морген.

Наклонилась, обняла Галку за круглые плечи.

– Спасибо тебе, – сказала она. – Надеюсь, как-нибудь выберемся.

Галка была младше, ниже ростом, романтичнее – и одновременно прагматичнее. В свои тридцать один она все еще верила в диеты, принцев и большую любовь, что не помешало ей развестись и менять любовников, едва только те выпадали из светлого образа Правильного мужика. Последнее время только она все озабоченно обсуждала то, что время идет, а одной оставаться нельзя, но кажется, последний ее избранник был приятным и неглупым, и держался уже довольно долго – по крайней мере, дольше, чем предыдущие кандидаты.

Морген взглянула на часы – скоро обход, чаю бы успеть выпить, но их атаковали с двух сторон: Кирилл подхватил ее за локоть твердой рукой, а в Галку вцепилась бабуля из третьей палаты:

– Галина Петровна, а Галина Петровна? – печально сказала она. – Сегодня-то выпишут? Мои звонят, готовы забрать.

– Да уж, – тут же рассердилась Галка и отпустила Морген. – Им опять небось с детьми некому сидеть? А вам тяжести нельзя, и вообще отдохнуть надо еще хоть до конца недели.

– Галиночка Петровна, – вздохнула бабуля. – Так свои ж, родные… да и тоска мне тут, руки некуда деть…

– На минутку, – тихо сказал Кирилл, оттягивая Морген от них в оконную нишу.

Морген глядела в его ясные, темно-серые глаза. Машинально протянула руку – убрать смоляную жесткую прядь с лица. Когда-то ей льстило, что Кирилл начал ухаживать именно за ней, хотя в отделении было полно более молодых и красивых женщин. Он был спокоен и рационален, и их отношения радовали неизменностью и отсутствием страсти. Ни склок, ни раздоров: тихая гавань.

– Ты мне по-прежнему нравишься, – сказала Морген. – Только давай со всем этим закончим. Я не смогу потащить на себе еще и амурности разные.

– Мор, – примиряюще произнес Кирилл, и Морген поморщилась.

Сколько бы она не объясняла ему, что сокращать принятое имя мага – дурная примета, Кирилл упрямо игнорировал.

– Не знаю, что тебе сказали. Но ты мне важнее всех других женщин, и мелкие ошибки давай оставим в прошлом.

Морген сощурилась. Не логика, нет, простая интуиция связала эти слова и недомолвки в четкую уверенность: Кирилл завел какую-то интрижку и теперь оправдывается.

Ей вдруг стало весело.

– Кирюш, – сказала она. – Меня арестовали за то, что я помогла Эвано сбежать. А его обвиняют в пособничестве Лиге. И будут судить. Мне на самом деле наплевать, что ты мне изменил. Давай, ты не будешь меня больше трогать и останемся друзьями?

Кирилл вздохнул и протянул было руку, чтобы взять ее за плечо, но охнул.

Горячий воздух колыхнулся между ними пеленой. Жалюзи на окне дернулись, затрепыхались от порыва ветра.

Морген быстро с собой справилась, взяла в руки, но Кирилл уже отступил.

– Я понимаю, что на тебя сейчас много чего свалилось, – серьезно сказал он. – Мне очень жаль, правда, что вчера я тебя не понял. Ты держись, если нужно, могу познакомить со своим одноклассником, он юрист.

Она отвела взгляд, посмотрев в окно. Все, что хотела, она уже сказала. Кирилл только пожал плечами.

– Ну, я пойду. Как успокоишься, звони.

«Мне скучно, – мысленно сказала ему в спину Морген. – Я точно не смогу провести около тебя остаток жизни. Мы как два слишком выглаженных куска дерева – лежать рядом легко, но чуть тронь, и они легко сдвинутся, не задев друг друга».

Эти слова никогда не прозвучат вслух: Морген слишком рациональна для произнесения таких метафор, но образ подходил как нельзя лучше. Им точно так же хорошо по отдельности, как и вместе.

Наведенная красота

Часов в пять Галка поймала Морген в коридоре и затащила в ординаторскую.

– Слушай, помоги, пожалуйста, – зашептала она. – Женька меня в ресторан пригласил, а я не ожидала, у меня с собой только тушь… сделай мне очарованье, как в прошлый раз? Ну, пожалуйста, пожалуйста…

Морген улыбнулась, такой уж взбудораженной была Галка.

Уверять подругу, что та и так хороша, румяная от предвкушения, было бесполезно. Галка просто не верила в то, что кому-то может понравиться невысокая полноватая «разведенка». Скрывала и возраст, и вес, и прошлое, а на свидания ходила в полном боевом раскрасе, пугая особо слабонервных хищным макияжем.

– Хорошо, – сказала Морген. – Только давай в сестринскую.

В узкой сестринской она вымыла руки, усадила Галку на стул и сосредоточилась.

Галка закрыла глаза и старалась не хихикать от щекотки: Морген водила по ее лицу и волосам руками, едва-едва касаясь. Слабые уколы, словно от статического электричества, заставляли Галку ежиться.

Наведенное очарование было сродни искусному макияжу: простая, но в то же время одна из древнейших магий, используемых женщинами.

Морген, задумавшись о своем, привычно запускала узлы чар, привязывая их к волосам и лицу подруги.

– Ой, девчонки, балуетесь, – неодобрительно проворчала санитарка, заходя переодеться.

– Да ладно вам, Альбина, – сказала Морген. – Кто из нас этим не увлекался.

– В наше время наведенное очарование было под запретом, – вздохнула санитарка. – Мы так разве что, понемножку. Хотя смысл-то какой? Любой маг эту рябь разглядит.

– Так и краску на лице любой разглядит, – не согласилась Галка. – А тут смотришь на себя в зеркало, и отойти не можешь, и вроде как еще не все потеряно.