Глава 3
Гостеприимство Воронового Дома

Мудрым слывет,

кто расспросит других

и расскажет разумно;

скрыть не умеют

люди в беседах,

что с ними случилось

(…)

Муж не должен

хотя бы на миг

отходить от оружья;

ибо как знать,

когда на пути

копье пригодится.

Hávamál – Речи Высокого

Мужик дьявольски высок, как для здешних. Роста в нем больше двух метров, что значит, он почти на голову выше меня, но это не проблема. У него длинное, продолговатое лицо, медного оттенка кожа и опасное, гипнотизирующее выражение желтых, тигриных глаз. Странно правильные черты, как у эфиопской иконы, плавные, пружинистые движения. Им нельзя пренебрегать.

Я радуюсь, что это не прирученный йети, не какой-нибудь четырехрукий мутант или что-то вроде этого, но чувствую, что будет непросто. Чувак движется как танцор, длинное тело нисколько ему не мешает. Напирать вперед или пробовать айкидо? Эскрима или же крав-мага?

Он выходит, сплетает на груди руки и смотрит на меня равнодушным тигриным взглядом, а из ворот за ним выходит еще какой-то мужик с барабанчиками в руках и струнным инструментом, что выглядит немного как рондо с длинным грифом. Что, готовится танцевальный поединок? Если так – мне конец.

Я распрямляю плечи, разминаю минутку запястья, почти делаю поперечный шпагат, чтобы растянуть сухожилия, но все скорее для разогрева. Морозный воздух подобен ножу. Кровь у меня еще тепла, но долго оно не затянется. Надеюсь, что при его строении он начнет мерзнуть раньше. Может, затягивать, пока он не упадет от гипотермии?

Я активирую Цифраль, хотя и без особой надежды. Всякие там магические фейерверки не заменят гиперадреналин и синаптического ускорения, которое он несет. Вся эта инсталляция должна где-то во мне остаться, вот только она не отвечает. С другой стороны, мой имплант стал голой феечкой с крылышками, а значит, гипернейротрансмиттеры, синоптическая бионачинка и весь каскад сложных биохимических реакций, которые превращали меня в боевую машину, тоже могут превратиться в запах жасмина и голос флейты на рассвете.

Она появляется, когда музыканты за спиной великана уже расселись со своими барабанчиками и принялись отбивать навязчивый ритм, который слегка похож на музыку дервишей с дополнительной линией тамтамов. Мелькнула на краю поля зрения обеспокоенной и напуганной мордашкой, и только я ее и видел.

* * *

Высокий кебириец сбросил с плеч плащ, открыв нагую грудь, исчерченную шрамами, и вышел на середину двора, а потом встал, прикрывая глаза.

Филар, протиснувшись между тесно стоящими зрителями, схватил Вуко за локоть.

– Это мой человек! Один из тех, которых я ищу! Зовется Н’Деле Алигенде. Ты должен сказать ему, что я здесь и что приказываю ему проиграть этот бой.

– Сомневаюсь, что будет возможность с ним поболтать, – кисло заметил Вуко.

Стоящий посреди двора Н’Деле казался статуей из полированной меди, но он вдруг поприветствовал разведчика, касаясь ладонями лба и груди, на что Вуко ответил коротким поклоном. Кебириец поднял ладони, хлопая в ритме барабана, а потом принялся притопывать и переставлять ноги.

– Мне что, делать так же? – проворчал Драккайнен и стал в стойку.

Н’Деле монотонно, словно мячик, подскакивал – все выше, но не нападал и не делал ничего более, зато начал петь.

– Все страннее и страннее, – заявил Драккайнен. – Может, и мне начать подпрыгивать, а то как-то холодает.

Противник же его совершенно неожиданно упал в сторону, уперся ладонью в брусчатку двора и выстрелил двойным пинком ног. Вуко заблокировал один, что мог бы оторвать ему голову, а другой принял в бок под плечом, чуть сократив дистанцию, и отлетел, как тряпичная кукла. Амортизировал падение переворотом, встал, кривясь от боли, и поднял кулаки, понимая, что ребра уцелели. Противник прыгал вокруг него, взлетая на добрые полтора метра и бормоча свою странную песенку.

– Типа капоэйра, – проворчал Вуко. – Dobro-doszli. Такого мы не отрабатывали.

Н’Деле подпрыгнул выше и сделал пируэт, что Драккайнен посчитал вступлением к двойному оборотному удару, отразил его, а потом рванулся вперед, напирая на противника. За полсекунды заблокировал три коротких удара: запястьем, локтем и кулаком, но раз получил в скулу – так, что потемнело в глазах.

– Мужик, – проговорил. – Со мной здесь… – и свалился на камень, подрубленный низким хитрым пинком. Молниеносно перевернулся, избегая удара сверху, что пришпилил бы его к камню, словно бабочку, и встал подскоком.

Не договоримся так, подумал. Может, мужик не научился языку Побережья? Его работа не слишком-то способствует языковым успехам. Но и сам Вуко не чувствовал способности заговорить по-кебирийски.

Отклонился, избегая очередного пинка, и перепрыгнул над второй ногой, которая должна была подрубить его с другой стороны.

– С моя Филар, сын Копейщика! – заорал по-амитрайски с ужасным акцентом. – Ты – Н’Деле Алигенде! Он твоя тохимон! Стоять там в толпа! Говорить: ты проиграть, важно!

Снова отклонился и почувствовал только дуновение от чего-то вроде ура микадзуки гери, что едва не сорвал кожу с его лица.

– Мы должны забирать нашу вещь! – добавил Вуко, почти сам себя не понимая. Заметил, что Н’Деле на миг сменил выражение лица. Трудно понять, была ли гримаса, которая по его лицу промелькнула, признаком понимания или чем-то другим.

– Я не могу проиграть, человек, – ответил тихо кебириец на языке Побережья и двинулся мягким шагом, обходя Драккайнена по дуге. – Этот пес, Плачущий Льдом, убьет тогда моего друга, которого держит в подвале. Не могу этого сделать. Прости.

Подскочил к Вуко в странной присогнутой позе, прыгнул вверх и вдруг врезал коленом в висок. Драккайнен заблокировал пинок скрещенными ладонями, но все равно полетел на камни под хоровые овации Людей Воронов.

– Я должен подумать, – сказал Вуко кебирийцу, пытаясь попасть основанием ладони в челюсть. Тот заблокировал удар и схватил Драккайнена за запястье, а потому тот ответил рычагом, нырнул ему под руку и бросил огромного Н’Деле на подворье. Удалось только частично, поскольку кебириец сделал в воздухе сальто и приземлился на ноги, что казалось совершенно невозможным. С некоторым раздражением Вуко пнул противника в солнечное сплетение – на миг удалось посадить его на землю. Н’Деле отскочил, словно мячик, подлетел в воздух и снова встал на ноги.

А через миг его нога выстрелила, словно таран. Вуко сумел ее заблокировать и воткнул отчаянный боковой пинок йоко гери кеаге в пах кебирийца. Грязный и неожиданный прием, который, однако, дал ему короткую передышку, к тому же оказалось, что пинок в пах гуманоидного существа соответствующего пола является константой в космическом масштабе. Попытался пнуть кебирийца в склоненное лицо, но тот сумел уклониться, пусть и несколько неуверенно.

Драккайнен решился ввести Н’Деле в партер, чего не любил, поскольку был в этом не слишком силен – к тому же противник казался куда ловчее и конечности его были длиннее. Но это был единственный шанс поговорить. Он столкнулся с кебирийцем, сумел заблокировать короткий убийственный удар внешней стороной запястья и попытался провести бросок через бедро, но Н’Деле в ответ сменил позицию, ноги их спутались, и они оба упали на ледяной, твердый булыжник. Их руки сплелись, словно змеи, пытаясь найти доступ к шее противника или возможность для рычага, наконец Драккайнен сумел перекатиться вбок и через миг оказался сверху. Н’Деле сражался грубо, но, в определенном смысле, спортивно. Обучение разведчика предполагало главным образом перегрызание артерий, втыкание пальцев в глаза и трахею, расплющивание яиц и всякие подобные фокусы, которых он использовать не мог. Его дрессировали на борьбу за жизнь, а не для поединков.

– Кинь меня на моих людей, Н’Деле, – выдохнул Вуко. – Я должен сказать им, какова ситуация. А потом проиграй, сыграй потерю сознания. Мы не позволим убить твоего человека. Отобьем его.

– Он в подвале, – ответил кебириец, пытаясь дотянуться ладонью к лицу Драккайнена. – Что сделаешь? Я не знаю, как туда попасть. Он закрыт. Под стражей.

– Значит, Кунгсбьярну придется кого-то туда послать. Мои люди справятся. Если его пленили, то он постоянно будет угрожать тебе, что его убьет. Это его единственный шанс. Ты получил приказ, солдат.

– Мосу кандо. Готовься, сейчас ты полетишь.

Давление на грудную клетку уменьшилось, Вуко воспользовался этим, подтянул ноги и отбросил Н’Деле, а потом встал и атаковал его, сокращая дистанцию. Кебириец перехватил его за плечо и бедро, потом закинул, как ягненка, себе на шею. Выпрямился и развернулся вокруг оси, разглядывая собравшуюся публику, что позволило Драккайнену осмотреть толпу и площадь с такой высоты, что он понял: только что совершил наибольшую в жизни ошибку.

«Прощайте, был рад вас повидать», – подумал он – и полетел прямо в толпу.

А потом застыл.

Еще в воздухе, что мягко, словно желейная стена, поглотил его. Полузастывший холодец с запахом мороза, пота и крови. Вуко воткнулся в него и застыл, с раскинутыми руками, горизонтально, в идиотской, вывернутой позе.

Вокруг висели хлопья снега, во внезапной, полной тишине, упавшей, словно занавес. Внизу лежал вымощенный булыжниками двор, инкрустированный вытянутыми вверх руками: те напоминали ветки деревьев. И еще – головами с запрокинутыми лицами, с застывшими испуганными гримасами: походило на коллекцию нарочито экспрессивных масок театра кабуки.

Он миг-другой таращился на них и понял, что свет, окрашивающий площадь, который раньше был дрожащим проблеском факелов и кованых корзин с углями, теперь стал застывшими огнями, неподвижными, словно куски ткани, и сдвинулся в сторону ультрафиолета; отблески огня сделались холодными и голубоватыми, похожими на горящий газ. За лицом разведчика тянулся хвост небольших капелек пота и пара.

– Может, хватит уже этого хвастовства самцов? – сказала Цифраль, появляясь своим раздражающе сказочным образом в сфере поблескивающих бриллиантов.

Он повернул голову и сердито глянул на нее.

– Давай без этих неофеминистских бредней, а не то, клянусь, найду где-нибудь магнитное поле, суну туда голову и сотру тебя. Что это такое? И где ты была? Я вызвал тебя еще перед боем.

– В твоей голове. Искала что-то, что может пригодиться. Соединила пару кабелей, и удалось проделать вот такое. Спускайся, хватит там висеть.

– Спускаться? – удивился он.

Шевельнул ногами, а потом сел в воздухе. Его развернуло, словно в невесомости. Он махнул руками так, чтобы ноги направились к земле, и легко приземлился на камни.

– Чудесно. И что теперь? Я должен отдохнуть и напиться чего-то, а потом вернуться? Я должен передать своим информацию, потому-то я и летел.

– Если свернешь шею, то немного им передашь. Кроме того, как ты хочешь с ними договариваться в такой-то толпе? Воспользуйся паузой. Иди и объясни им, чего хочешь. Когда вернешься, до них должно дойти – типа телепатический приказ в таблетке.

– Погоди-ка, ты остановила время? Это шутка?

– Вовсе нет, дурачок. Я ускорила твое субъективное время. Как во сне. Сделала из секунды примерно тридцать семь минут.

– Сколько продлится этот стоп-кадр? Может, я просто схожу и решу все сам?

– Не знаю точно. Пыли у меня немного. Но знаю: если затянется, то сожжет тебе лобную кору и эпифиз. Безопасно для тебя минуты три субъективного времени.

– Пыли же не было, – подозрительно заметил Драккайнен. – У тебя что, осталось в защечных мешках, pimppi?

– Нет. Осталось на одежде и руках, где ты размазал концентрат из флакона, но этого я не трогала. Всегда есть немного в крови и легких, а я вошла на субатомном уровне. Соединила несколько синапсов и сплела несколько аксонов. Как тогда, с тенями. Стоило немного, но оказалось выгодно. Для операций на биохимии мозга пыльца из системы кровообращения приспособлена как нельзя лучше, потому что под рукой.

– Извини. Мы ведь, кажется, уже говорили о том, чтобы не копаться у меня в мозгу?

– Шестнадцать промилле твоей коры искусственно выращены, а я – операционная система всего этого. «Нишима Биотроникс», помнишь? Вперед, время заканчивается. Только говори медленно и отчетливо.

В месте, где он висел миг назад, воздух был загустевшим и напоминал желе сильнее, чем вокруг. Энергия, которую Вуко этому месту передал в момент броска, все еще там находилась. Физика была обманута на минутку, но ждала там, вместе со всеми законами Вселенной, готовая отправиться в дальнейший путь.

Он протиснулся сквозь воздух к своим, раздвигая телом висящие в воздухе снежные звездочки. Его люди стояли, словно экспрессионистские инсталляции, изображающие удивление, заботу и разочарование. Раскрытые рты, распахнутые глаза, руки, вскинутые в сторону подлетающего друга.

– Филар, – говорил он громко и отчетливо, и при этом как можно медленнее, прямо в их застывшие лица, – Грюнальди и Вьюн. Это я, Ульф Нитй’сефни, говорю к вам песней богов. Слушайте внимательно. Кунгсбьярн пригрозил, что прикажет убить друга Н’Деле, которого держат в подвале, если тот проиграет. Сейчас я с ним справлюсь, а вы должны освободить того человека. Тихо выйдите из толпы и высматривайте гонца. Идите за ним, нейтрализуйте стражу и освободите человека. Убивайте только при необходимости, но вы сами должны вернуться целыми. Если не будет другого выхода, что ж. Убейте, кого нужно. Спалле, Скальник и Боярышник. Теперь вы. Остаетесь тут. Сейчас я выиграю бой. Ждите и двигайтесь в сторону людей Кунгсбьярна. Когда я сделаю кое-что странное, а особенно когда крикну: «Сад!», разоружите ближайших и пробивайтесь ко мне. Вам нужно быть быстрыми, как ласки. Встаньте вокруг Н’Деле и меня полубриллиантом и охраняйте наши спины. Это говорю я, Нитй’сефни. Хубу-дубу.

Он вернулся на место, где левитировал минуту назад, в позицию выброшенного пинком кролика, и раскинул руки.

– Малышка, сумеешь повторить этот номер где-то через минуту? Хотя бы ненадолго?

– Нужно подготовиться. Попытаюсь. Но на более короткое время. Я и так жду эпических мигреней, тремора и потери сознания.

– Подзаведи меня чем-то на пару часов. Будем убегать. Я должен оставаться в сознании. Могу регенерировать только на драккаре.

– Ты себя прикончишь, Вуко…

– Такая работа, pimppi. Такая работа. Останови фильм, когда я скажу «стоп!». Мне нужно снова ложиться на воздух?

– Не нужно. Попытаюсь. Теперь приготовься, я запускаю реальность. Будет больно.

Это было как удар в лицо.

Доской.

Как если бы кто-то вылил ему на голову ведро ледяного холода, боли, криков и вони. Скандирование Людей Воронов прошибало, словно ритмичные удары по затылку.

Воздух, распертый его телом, щелкнул со звуком раскрывающегося парашюта и свалил людей разведчика, но Драккайнен уже стоял на площадке, хотя миг назад летел к ним в неминуемо опасном падении.

Скандирование стихло.

Вуко хлопнул в ладони в остолбеневшей тишине и развел руки.

– Ап! Аррэтэ! Вуаля! Не пытайтесь повторить это в домашних условиях!

Н’Деле стоял, склонившись, в шаге, со все еще поднятыми руками и настолько же растерянный, как и остальные.

Вуко подскочил к своим, поднимающимся с земли, схватил одной рукой за куртку на груди Филара, другой – Грюнальди, повис на миг, как боксер, притянув их к себе.

– Поняли приказ?!

Оба тряхнули головами и моргнули, словно едва-едва пробудившись.

– Поняли… – пробормотал Филар.

– Что оно такое, «хубудубу»? – спросил Грюнальди.

– Неважно. За работу!

Отпустил их и, покачиваясь, вернулся на площадь. Музыканты снова подхватили ритм, а невыносимый кебириец снова принялся подпрыгивать и хлопать.