Без поражений не бывает побед

В августе 1914 года Россия пережила нечто непостижимое, подобного чему она не испытывала больше двух столетий со времен Нарвской «конфузии» 1700 года! Под Танненбергом в Восточной Пруссии были окружены и пленены два русских корпуса.

Великая Российская держава была веками приучена к победам. Неудача в войне с Наполеоном в 1805–1807 гг. была с лихвой искуплена громкими победами над ним в 1812–1814 гг. Поражения в Крымской (1853–1856) и Японской (1904–1905) войнах воспринимались как неслыханный национальный позор и имели самые крутые последствия для внутренней жизни России. Армия Российской империи почти всегда воевала малой кровью где-то на чужой территории. К этому в России привыкли как к чему-то само собой разумеющемуся.

В отличие от России, ни одна великая европейская держава (кроме островной Англии) не избежала в XIX веке крупных военных поражений, сопровождавшихся потерей суверенитета и вражеской оккупацией. Франция была полностью оккупирована врагами в 1814–1818 гг. В 1870–1871 гг. значительная часть ее территории снова была оккупирована, и Франция была вынуждена заключить мир ценой уступки очень важных областей. Пруссия была разгромлена и целиком оккупирована врагом в 1806–1813 гг. Австрия пять раз в XIX веке была полностью сокрушена на поле боя: в 1800, 1805, 1809, 1859, 1866 гг.¹⁵ При этом победоносные армии врагов дважды вступали в Вену. Поэтому и врагам, и союзникам России было легче, чем ей, настроиться на долгую войну, в которой неизбежны неудачи.

Согласно секретной договоренности между французским и русским Главными штабами, Русская армия должна была перейти в наступление против Германии не позднее 15 дней после объявления войны. Принимая на себя такое обязательство, русские военные руководители должны были отдавать себе отчет в том, что такое наступление будет проводиться армией, еще недостаточно отмобилизованной и с необеспеченными тылами. После Первой мировой войны и до сих пор нет недостатка в упреках русскому Верховному командованию, которое, согласившись на требования французского командования, обрекло тем самым русские войска на поражение.

Однако эти упреки неосновательны. Чтобы отсутствие альтернатив у русского командования стало наглядным, давайте проанализируем обстановку, сложившуюся на фронтах в первый же месяц Мировой войны.

Германия, обоснованно считавшая, что не выдержит долгой войны на два фронта – сразу против Франции и против России – делала ставку на молниеносный разгром Франции. Почему именно Франции, а не России? Потому что это казалось легче. Трудность (если не невозможность) полного разгрома России была доказана кампанией Наполеона. Во всяком случае, из-за огромных расстояний кампания против России должна была растянуться не на один месяц.

Совсем иное дело – Франция. Маленькие европейские расстояния, на которых, к тому же, проложены превосходные европейские дороги. В 1870 году прусская армия уже доходила до Парижа. Тогда на разгром французской армии и преодоление расстояния от границы потребовалось всего полтора месяца. Теперь железных дорог стало больше, сами они сделались лучше, вдобавок появились автомобили, поэтому германские стратеги рассчитывали совершить фланговый марш-маневр через незащищенную территорию Бельгии и выйти к Парижу еще быстрее.

План Шлиффена (начальника германского Генштаба в 1891–1906 гг., разработавшего этот план) осуществлялся с немецкой методичностью. Пройдя Бельгию и разгромив в Арденнском сражении французскую армию, германские войска победным маршем шли на Париж, своим правым крылом охватывая весь французский фронт. Между правым стратегическим флангом немцев и морем не оставалось французских войск, и немцы могли вести охватывающие действия сколь угодно широко. Французское правительство переехало из Парижа в Бордо. Английский экспедиционный корпус во Франции готовился к эвакуации на Британские острова. Положение грозило катастрофой.

Нет необходимости долго объяснять, чем обернулась бы для России капитуляция Франции. Германия получила бы возможность беспрепятственно наращивать свои силы на Восточном фронте, и разгром России становился в этих условиях лишь вопросом времени.

Но разве не было возможности двинуть русские войска в наступление против более слабого противника – Австро-Венгрии, тем самым заставив Германию перебросить свои войска на помощь своему союзнику и ослабить натиск на Францию? Нет, при всем желании Русская армия не могла представлять для Австро-Венгрии опасности, сравнимой с той, что грозила Франции от Германии. Ведь чтобы дойти до Вены или хотя бы до Будапешта, русским войскам надо было занять Галицию, преодолеть Карпаты и Венгерскую равнину. За это время германские войска успели бы несколько раз взять Париж! Этого простого соображения достаточно для объяснения, почему Германия всю войну была далеко не так чувствительна к просьбам Австрии, как Россия – к просьбам Франции. Кажущаяся зависимость русского командования от французского в данном случае – следствие объективных факторов стратегии.

Поэтому решение двинуть Русскую армию в наступление прямо на территорию Германии выглядит единственно оправданным в тот момент с точки зрения как коалиционной стратегии, так и интересов России. А поражение русских войск в Восточной Пруссии нельзя односторонне расценивать только как нашу неудачу, в отрыве от битвы на Марне, завершившейся победой англо-французских войск и крахом германского блицкрига на Западе. Это был несомненный успех для всех союзников, не исключая России.

3 (16) августа 1914 года, точно в срок, две русские армии (1-я под командованием генерала от кавалерии П. К. Ренненкампфа и 2-я под командованием генерала от кавалерии А. В. Самсонова) перешли границу. Высшее руководство осуществляли: главнокомандующий Северо-Западного фронта генерал от кавалерии Я. Г. Жилинский, Верховный главнокомандующий великий князь (двоюродный дядя государя) Николай Николаевич и начальник его штаба генерал от инфантерии Н. Н. Янушкевич. В сражении у Гумбиннена (ныне Гусев Калининградской области РФ) 7 (20) августа 1914 г. 1-я армия разбила и отбросила противостоявшие ей силы 8-й германской армии.

Перипетии Восточно-Прусской операции многократно анализировались в специальной литературе. Почти все авторы отмечают, что у русских войск была полная возможность овладеть всей Восточной Пруссией. Тем более, что командующий 8-й германской армией генерал Притвиц уже отдал приказ об эвакуации этой важной области! Однако, видя пассивность 1-й русской армии, не преследовавшей разгромленных немцев, главнокомандующий Восточным фронтом генерал Гинденбург и его начальник штаба Людендорф решили перехватить инициативу и разбить русские армии, действия которых не были между собой согласованы, по частям.

Несмотря на то, что общие силы русских в Восточной Пруссии примерно в полтора раза превышали немецкие, Гинденбургу удалось стянуть превосходящие силы против 2-й армии Самсонова. Два ее корпуса – 13-й и 15-й – были окружены (16 августа) под Танненбергом (ныне Стембарк в Польше) и после трехдневных ожесточенных боев разгромлены. Генерал Самсонов застрелился. Немцы объявили о взятии 90 тысяч пленных, по нашим источникам потери пленными 2-й армии составили около 60 тысяч. Главная вина за поражение падает, конечно, на высшее командование, не обеспечившее должного взаимодействия обеих армий. Но поскольку великий князь был вне критики, поплатился один лишь главком Северо-Западного фронта Жилинский, в «наказание» посланный представителем России в штаб французского верховного командования. Впрочем, общественное мнение тут же нашло еще одного виновника неудачи – Ренненкампфа (из-за его немецкой фамилии), якобы умышленно не подавшего помощь гибнувшей армии Самсонова. До конца 1914 года он был тоже отстранен от командования.

Когда русские войска вторглись в Восточную Пруссию, германское командование отправило туда с Западного фронта два с половиной корпуса (они прибыли в Восточную Пруссию уже после завершения боев у Танненберга). Не представляется возможным доказать, что отсутствие именно этих войск стало решающим для исхода битвы на Марне, развернувшейся с 23 по 30 августа (с 5 по 12 сентября н.ст.) 1914 г. В ходе нее германские войска были отброшены от Парижа. Шлиффеновский блицкриг был сорван. Восточно-Прусская операция и битва на Марне – две неразрывные части общей стратегической победы Антанты.

По сути, уже тогда окончательное поражение Германии было предрешено. Но понимание значения совершившегося пришло позднее. А в тот момент Россия была шокирована известиями с фронта. Успех союзной стратегии сыграл с Россией еще одну злую шутку. От России впоследствии стали требовать подобных жертв и тогда, когда общая обстановка их совсем не оправдывала!

Впрочем, довольно скоро победа русского Юго-Западного фронта (главнокомандующий – генерал от артиллерии Н. И. Иванов) в Галицийской битве, длившейся весь август 1914 г., немного смягчила горечь неудачи в Восточной Пруссии. Наши войска заняли древнюю Червонную Русь с ее столицей Львовом. В этих боях противник потерял 336 тысяч человек, наши – 233 тысячи¹⁶. Австро-венгерская армия была надломлена. Отныне и до конца войны ее стойкость определялась степенью ее усиления германскими частями.

А осенью 1914 года у России возник еще один фронт.

«Крест на святую Софию!»

По сложившейся у нас традиции, Османскую империю, существовавшую больше пяти веков, принято представлять некоей «империей зла». Россия, начиная с XVII века, много раз воевала с Турцией за избавление своих православных единоверцев и славянских единоплеменников от жестокой власти мусульманских султанов-халифов. В основе русской политики в отношении Турции лежало благородное стремление возвратить древнюю столицу Византии – Царьград-Константинополь, переименованный басурманами в Стамбул – под скипетр православных государей. Так это веками виделось отсюда.

Османская империя всегда признавала право на свободу вероисповедания всех ее подданных – мусульман, христиан различных церквей, иудеев. Во всех русско-турецких войнах Россия всегда выступала нападающей стороной. Россия активно участвовала во всех международных сговорах, имевших целью расчленение и уничтожение Османской империи. Россия поддерживала сепаратистские движения в Османской империи. Так это не может не видеться оттуда, с турецкого берега.

Понятно, что практически любой из существующих взглядов на историю русско-турецких отношений субъективен. Отметим, однако, такие несомненные объективные факты.

Первый – граница европейских владений Османской империи являлась конфессиональной границей не между исламом и христианством, а между православием и католичеством. Второй – из всех государств позднего Средневековья именно Османская империя в наибольшей степени может считаться новым Римом, геополитическим преемником древней Римской империи. Османская империя включала почти все те территории, что и Римская (за исключением Западной Европы и Марокко). Третий – Османская империя, как и Рим, и Арабский халифат (и в отличие от Византии), сохраняла конфессиональное и культурное разнообразие своей территории. Четвертый факт – именно Россия в течение веков захватила у Османской империи значительную часть территории, причем никогда ранее России не принадлежавшую, а не наоборот. Объяснение и оценка этих фактов выходят за рамки книги.

С XIV века Венеция, озабоченная проникновением на рынки Востока, строила планы общеевропейского крестового похода против турок. После того, как на первый план в Западной Европе выдвинулись, вместо Венеции, другие державы, идея колонизаторского движения католического Запада на Восток, проявившаяся еще в первых Крестовых походах, продолжала жить. Вдохновителем и организатором этих замыслов выступал Ватикан, всегда стремившийся подчинить восточные христианские церкви.

В качестве тарана, военной силой сокрушающего мощь Турции, вначале выдвигалась Польша, но с конца XVII века им становится Россия. Идеологии Третьего Рима, изначально означавшей национальное Русское православное царство, где сохраняется истинная вера, в царствование Алексея Михайловича (1645–1676) с ловкой подачи иезуитов была придана экспансионистская направленность. Русскому царю предстояло стать не духовным, а материальным, геополитическим наследником византийских императоров, объединить под своей рукой все православные народы. Так во внешней политике России возник «восточный вопрос».

С XVIII века Россия неизменно участвовала в различных международных анти-турецких коалициях. Строились планы отторжения от Османской империи европейских и левантийских территорий и создания там христианских государств под протекторатом тех или иных европейских держав. В XIX веке на Турции начали отрабатываться механизмы постепенной десуверенизации, включавшие реализацию принципа «самоопределения», «ограниченный контроль» и международную оккупацию, столь хорошо известные нам теперь по практике США и их союзников в разных частях мира. «Международное сообщество» неоднократно предписывало Турции проведение тех или иных реформ, постоянно вмешиваясь во внутренние дела этого государства. Ни одна европейская держава такого обращения с собой не потерпела бы! В создании подобных механизмов и распространении двойных стандартов в международной политике в XIX столетии самое активное и непосредственное участие принимала Российская империя.

Россия стала главной военной силой, сокрушившей могущество Турции в Европе. После русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Балканский полуостров покрылся сетью независимых национальных государств. Это было торжеством традиционной российской политики в «восточном вопросе», но оно обратилось в ее фиаско. Ни одно из освобожденных Россией государств не ориентировалось в своей внешней политике целиком и полностью на Россию. Все они лавировали между разными мировыми центрами силами, преследуя собственные выгоды и постоянно враждуя между собой.

Новые «варварские королевства» уже в 1885 году вступили в борьбу за передел имперского наследства (болгаро-сербская война). В 1912–1913 гг. разразились подряд две Балканские войны. В ходе первой Турция была почти лишена последних своих владений в Европе. В ходе второй бывшие союзники напали на Болгарию. Россия, поддержавшая анти-турецкую коалицию, оказалась не в состоянии быть арбитром для ее поссорившихся участников.

Выдающийся русский философ Константин Николаевич Леонтьев (1830–1891), долгое время проработавший русским консулом в балканской части Османской империи, предупреждал еще в 1875 г.: «Существование Турции … выгодно и нам, и большинству наших единоверцев на Балканах»¹⁷. Но нет пророка в своем Отечестве… Несложный геополитический анализ позволяет увидеть, что, в случае конфликта России одновременно с Германией и Австро-Венгрией, Турция, пока она обладала крупными владениями в Европе, могла быть самым ценным сухопутным союзником России. Другими словами, если бы Россия не изгнала Турцию из Европы, то Первая мировая война вообще могла бы не начаться. Или началась бы в иной геополитической комбинации, гораздо более благоприятной для России.

События начала ХХ века наглядно продемонстрировали ненужность векового стремления России «водрузить крест на св.Софии». Об истинном отношении православных «братушек» к России свидетельствует хотя бы то, что при получении в начале 1905 г. известия о взятии Порт-Артура японцами монастырская гора Афон была иллюминована¹⁸ в честь этой победы языческой азиатской страны над православным Русским царством!… Но русское государственное руководство не могло или не хотело преодолеть вековую инерцию. Оно подошло к Первой мировой войне с теми же опровергнутыми жизнью догматическими установками о роли России в «восточном вопросе».

Анти-османская позиция Петербурга побуждала Турцию к сближению с врагами России. Долгое время это была Англия, но в преддверии Первой мировой войны им стала Германия. Осенью 1913 года в Турцию прибыла большая группа германских военных советников во главе с генералом Лиманом фон Зандерсом, фактически назначенных на высокие посты в турецкой армии. Все эти шаги, хотя и вызывали формальные протесты Петербурга, воспринимались там явно с удовлетворением, так как участие Турции в войне против России позволяло последней захватить Константинополь на «законных» основаниях.