Взгляд Кости приковало к столешнице, а на его губах расцветала улыбка, вздрагивающая… И через его сознание шли какие-то словно бы волны света, и тоненько зазвенело во внутренней пустоте: хватит? или НЕ ХВАТИТ??

Трясущимися руками Константин извлек тут же из-под матраса деньги. Все деньги – и не хватило. По крайней мере, так решил Жора, однако смилостивился, брезгливо сморщившись:

– Ладно уж, все твое!

– Давай, – сказал он затем, вставая и запихивая в карман мятые купюры.

– Но, – толстый короткий палец уперся прямо в грудь Косте, – но ты мне должен!

Быть должником у Жоры Константину было привычно. Возможно, это судьба, говорил он себе; ведь Костя продал хорошую квартиру и купил эту, и все равно его долги все росли. Но Жора приносил настоящее, не кидал, в отличие от иных некоторых. И соответственно мысль о Жоре представляла в сознании Константина две контрастные фазы: «чтобы он сдох!» и «когда, когда же наконец я снова его увижу?!»

2

Костя не поленился и после ухода Жоры тщательно запер дверь. Он тоже сделал это каноном после нескольких казусов. Конечно, поведение Жоры оставило у Константина неприятный осадок. Но Костя подходил и тут философски. Во-первых это было в природе вещей – чего еще ждать от Жоры? А во-вторых исследователю было хорошо известно из опыта: он скоро растворится, осадок. Исчезнет без следа и будет все хорошо.

…И чаяние не обмануло: мир начал меняться к лучшему почти сразу. И проявилось это хотя бы в том, что Косте вдруг нанес визит Буба, старый приятель.

Конечно, он-то не позвонил в звонок и не топал через прихожую. Он просто вдруг оказался рядом: сидящим за столом перед Костей.

И широко ухмыльнулся, встретивши его взгляд. Не обидно, а словно бы говоря: «ну! а ты как думал? я – тут!»

– Вина у тебя нет? – немедленно спросил Костя, потому что с друзьями можно без предисловий.

– Ты офигел? – радостно рассмеялся Буба. – Вино ж у нас только Белый припереть может.

– Белый? А… точно! И где же он?

– Хрен знает, – отвечал Буба.

– А то не видишь, – прозвучал новый знакомый голос прямо над ухом Кости. И Костя ощутил руку Белого на своем плече.

– Ты вообще, Буба, недальновиден, – с грустью продолжил Белый. – Здоров, а не дальновиден, и это тебя погубит…

– Тебя-то уж переживу, хлюпик е…й! – заорал Буба, наклонив лоб.

– Друзья! Я вас умоляю… – вскидывая ладони, произнес Костя.

Он радовался, что они снова вместе. Он улыбнулся поочередно одному и другому. И встал, и положил им руки на плечи. Костя любил друзей и меньше всего хотел, чтобы они ссорились.

Буба и Белый отвечали ему взаимностью. Они и против друг друга ничего особенно не имели, а только не сходились характерами. Друзья поддержали Костин порыв и тоже постарались встать так, чтобы положить руки на плечи Косте и одновременно друг другу.

Но кто-то не рассчитал движения и все повалились на пол, увлекая с собой и стол. Однако вроде бы никто не ушибся и вообще не претерпел какого-либо ущерба. Напротив, это падение всех чрезвычайно развеселило и как-то сблизило. Они лежали на полу и смеялись. От хохота звенели стекла в окне. Сосед инвалид стучал в стену. Им было радостно оттого, что им хорошо друг с другом. И Косте почему-то казалось очень смешным, что свет, идущий через грязные стекла никогда не открывавшегося окна, бьет им прямо в лицо.

…Потом они сидели втроем на кухне, и было совсем не тесно, хотя пространство такое узкое. И Белый угощал их вином – каким-то дорогим, очень крепким. Настолько крепким, что приходилось даже его разбавлять водой.

И Костя все хвалил Белого: старик, вино – класс!.. где только берешь такое?

А Буба опять ворчал, но вроде бы добродушно: да ни фига! пусть лучше бы приносил дешевого, но побольше.

А Белый говорил что-то о бездарности Бубы, не заводясь, по-хорошему. Но Костя не особенно следил смысл. Ему было просто приятно слушать в оцепенении голоса друзей, и как сливаются они со звоном струи, что текла из крана – кто-то забыл закрыть, а теперь вставать лень, пусть его…

Все было так хорошо! Все было просто чудесно. Только… вино, которое принес Белый, понемногу заканчивалось. И вот наконец иссякло. И это было уже несколько неприятно. И, как всегда, это совпало с тем, что неприятен стал разговор, который они вели.

– А ведь она права, Костя, – говорил Белый. – Бедная девочка!.. Права, что она от тебя ушла! Ты подумай, сколько же она с тобой натерпелась!

И Костя думал.

И вот, ему становилось жаль Анечку. И даже ведь и до слез – Костя ощутил, что по его щекам текут слезы.

А Белого он в этот миг ненавидел: бередить рану!..

– Да ты чего, Костя? – утешал Буба, простой, душевный. – Она же бросила тебя в трудную минуту… с-сука! Да плюнь ты на нее, все они…

– Но я ведь, понимаешь… Белый говорит… – вяло возражал Костя.

– А ты и на него плюнь! Он гад. Твой друг – тебя же и обвиняет, а?! Да я его насквозь вижу! Да его убить мало!! – все более заводился Буба.

Внезапно Костя почувствовал, что его тошнит. В прямом, как и в переносном смысле этого слова. Все было так хорошо! – думал Костя. – И вот, как почему-то это у них всегда, дружеская встреча оканчивается заурядной склокой…

Но он ошибся.

– Да я его и убью!!! – ревел Буба. – Ты только посмотри, он руки еще протягивает! На вот тебе! И еще на – в мор…

Речь Бубы оборвалась, внезапно. И в наступившей тишине Костя услышал булькающий противный звук. Он лицемерно покосился на раковину, хотя ведь уже все понял. Но прятаться от себя не имело смысла. Белый сползал по стене, хрипя и разбрызгивая вокруг кровь. И Костя успел заметить, что горло его разорвано.

Затем он перевел взгляд на Бубу. Тот был растерян и протягивал ему навстречу сжатую в здоровенном кулаке железную столовую ложку, замаранную в крови, как будто в каплях борща.

– Да как же это я… – лепетал Буба. – как же это я… ложкой– то?

– Суки!!! Пошли вы все…!!! – вдруг заорал Костя, хватая стакан и швыряя его о стену.

Он выбежал из кухни и упал на кровать, рыдая, лицом в подушку.

…Когда он осторожно вновь заглянул на кухню, там никого уже не было. Ни Бубы, ни трупа Белого. Костя налил себе воды из-под крана и наконец закрыл вентиль непослушной вздрагивающей рукой.

А все-таки Буба – друг, – внезапно с чувством подумал Костя. – Ушел, и труп с собою унес, меня не подставил. Старый мой верный Буба…

И тут внезапно у него похолодело внутри.

Костя услышал звук, достигший в кухню из комнаты.

Негромкий металлический лязг.

И почему-то Костя сразу же понял, что это лязгает шпингалет на двери в темную комнату. Как если бы пытались открыть ее изнутри…

Костя замер. К его великому облегчению звук больше не повторился.

Мерещится, – уговаривал себя Костя. – И это не удивительно: ведь только что на моих глазах случилось убийство… нервы же на пределе!

И Костя принялся большими глотками пить воду и его зубы стучали о железную кружку.

…А завтра вновь спел соловушка. На этот раз Костю навестила мама. И Костя маме был рад, и весьма печалился, что он не может ей предложить никакого угощения, даже чаю. Но мама давно привыкла.

– Да не убивайся ты так, что Анька ушла, – говорила мама. – Ну нету ее и нет, другую себе найдешь. Да ведь и не понимала она тебя, Костенька. Не ценила, какой ты добрый. Она…

– Она сука! – вдруг прозвучало из темной комнаты.

Костю прошил озноб.

И он сидел, сжавшись, и думал, уже не веря, а словно бы за щепку хватаясь у самой пасти водоворота: нет! показалось! ведь сколько я накручивал себя страхами, все время ждал чего-то подобного, ну и вот…

Но мама Кости безошибочно обернулась в направлении темной комнаты, как только прозвучал голос.

Потом опять обратила побелевшее лицо к сыну, медленно. И Константин увидел, насколько она испугана: какое-то время у нее даже руки перестали дрожать!

– Костенька, это… ты ведь сейчас сказал? – лепетала мама.

Она реагировала точно также, как ее сын. Тоже пыталась сейчас себя обмануть. Наверное, это было у них наследственное. Ведь мама знала, что Костя бы никогда не сказал так об Анечке… хотя, может быть, иногда о ней так и думал.

– Д-да, мама, – отвечал Костя. – Конечно… я, а кому же тут еще говорить?

И неуверенно улыбнулся. Ведь правда все равно бы никому сейчас ничего не дала. И, к тому же, Костя очень давно привык обманывать свою маму.

– А я пожалуй пойду, – вдруг произнесла мама, косясь на дверь темной комнаты. – А то бутылочки-то все подметут. Да и контейнеры вывезут… Теперь ведь регулярно… не то, что раньше. Замешкаешься чуть и…

Она продолжала и еще что-то бормотать, пробираясь боком. Бросая настороженные взгляды Косте через плечо. И только уже в дверях, на пороге, выдохнула все же свое заветное, безнадежное, повторяющееся постоянно:

– Костенька… а может быть у тебя… есть немножко… поправиться мне, совсем чуточку?

Но Константин помотал в ответ головой и улыбнулся печально. И в этот раз передаваемая им информация в точности соответствовала действительности. И даже Костя вдруг вспомнил из далеких времен, когда еще имел аудиоаппаратуру и что-то слушал: «И там и сям есть шаманы, мама, – я тоже шаман, но другой».

3

Костя пробудился внезапно и понял, что уже глубокая ночь. Он совершенно не мог припомнить, что делал после того, как проводил мать. Однако сейчас его занимало совсем другое.

Костя лежал на спине и смотрел широко раскрытыми глазами на потолок… и с удивлением обнаружил, что потолок его совсем не пугает. И даже Костя подумал: а это было бы хорошо – при нынешнем-то раскладе – чтобы потолок сейчас начал опускаться. И чтобы уж не случилось, как в прошлые разы, когда такое бывало с потолком, чудесного избавления. Нет, пусть эта едущая вниз крыша снизойдет до конца и превратит Костю в месиво. Он видел очень много плохого за свою короткую жизнь. Однако вот сейчас он предчувствовал: с ним скоро случится нечто по-настоящему жуткое… такое, по сравнению с чем поблекнут все злоключения его прошлого. И движущийся потолок милосердно мог бы от этого – подступающего – его избавить.

Но потолок оставался неумолим, недвижен.

И Костя стал тогда думать о другом. А сколько ведь это было веществавещества за все истекшее время! Срезанные верхушки пластиковых бутылок (удобное простое приспособление – инструмент пройденного давно этапа), окурочки косяков, ампулы и облатки капсул… к тому же и всевозможные пыль и пепел… уже и не говоря про иглы и про использованные одноразовые… Отходы производства Костя поспешно заметал в комнату как только этого