Питер – это врата. Самые тонкие границы. Особенно Васильевский. Первый кордон. Раньше здесь были гиблые болота… Место выхода разнообразной нечисти. И Пётр, как первый «смотрящий», построил здесь город-крепость. Теперь этот город мой. И что-то не так с моим городом. В его вибрациях диссонансы. Энергия вспыхивает и развеивается в самых неожиданных местах. Неужели девчонка внесла столь сильный резонанс? Или история с ней – отвлекающий манёвр? В это верится больше.

Нужно отпустить всех отоспаться, и завтра – в рейды. Искать, где город звучит на нотах контроктавы. Приходящие оттуда – самые опасные. Но и остальных нужно не пропустить.

Устало протираю глаза. Сажусь за монитор, перелопачиваю очередную порцию лиц города. И пытаюсь найти какой-то отзыв внутри себя хотя бы на одно из них. Пусто…

Быть может, я вообще не отсюда. Зачем я смотрю на эти лица?

Но не появился же я ниоткуда. Кто-то же должен был быть ДО всей этой истории? Но моя память начинается лет семь назад уже в реальности «смотрящего». А до этого – пустота…

Анвар утверждает, что память сердца стереть нельзя. Но обычная стёрта, да. Для беспристрастности. Думаю, изменена и внешность, чтобы не беспокоили узнающие меня люди.

Зачем я смотрю на лица? Разве мне нужен кто-то?

Нет… Мне не нужен никто. Никаких близких связей.

Кручу амулет – кольцо на большом пальце. Абстинет. Блокирует любые попытки влезть мне под кожу.

Но какое-то грызущее чувство ответственности периодически толкает меня к монитору. И я вновь вглядываюсь в лица горожан, ища в себе отзывы на них.

Пролистав пару дюжин, закрываю. Накидываю пиджак. Открываю бар. Там у меня только одна бутылка хорошего коньяка, всё остальное забито резонаторами. Заменяю на ремне несколько потраченных шариков. Выхожу, прикрываю за собой дверь.

Нахалка спит в кресле. В расслабленной кисти – баночка пепси. Вот-вот выскользнет из пальцев.

Свалился на мою голову этот чемодан без ручки… И бросить жалко, и нести тяжело. Ладно… посмотрим. Может, чем и пригодится.

И только собираюсь пару раз хлопнуть в ладони, чтобы привести её в чувство, как баночка выскальзывает и хлопается об пол. И… сука, взрывается! Окатывая меня мощной струёй сладкой пены до колен.

– Ёбаный в рот!! – рявкаю я в бешенстве.

Мокрые брюки липнут к ногам. Поднимаю разъярённый взгляд на виновницу происшествия. Сонно хлопает глазами, сжимаясь в кресле.

– Сори… – прикусывает губу.

– Встать.

Послушно выбирается из кресла.

– Вперёд.

Держась за старые перила, спускается вниз.

Обгоняю.

– Я надеюсь, за испорченные брюки не казнят? – в спину.

– Надейся.

В её мыслях, судя по всему, я веду её вниз, чтобы надеть на шею верёвку с камнем и притопить в Неве. Неплохая мысль. Не стану разубеждать, пусть пострадает.

По каменной лестнице спускаюсь к берегу. У пристани мой катер. В какой-то момент ощущаю – что-то не так. Вторая половина удавки крепко охватила моё запястье, повторяя действия той, что у неё на шее. Разворачиваюсь.

С мучительным выражением лица застыла наверху лестницы. Метров пятнадцать до меня. Пальцы бесполезно скользят по шее.

– Ну и?

Закрывая глаза, прислоняется к каменной стене. В её голове тёмная беспокойная вода.

– Мне долго ждать?

Оседает, присаживается на ступеньку, тяжело и надсадно дыша.

Зараза упрямая! Делаю пару шагов от неё, увеличивая дистанцию. Поводок сжимает мою руку ещё туже. Вижу, как закатываются её глаза. И, слепо шаря руками, она начинает отключаться.

– Идиотка…

Психуя, ускоряюсь ей навстречу. Присаживаюсь, ловя её голову над каменной ступенькой. Светлые волосы рассыпаются по моим рукам. В голове неясные образы…

Вода, накатывающая на лицо и заливающая глаза. Мелькающие перед лицом детские руки. И лодка в нескольких метрах…

– Тонула, что ли?

Молчит, растирая горло и с горечью глядя на воду. В мыслях какой-то мужик, вытаскивающий её из воды.

– Я задал вопрос.

– Отчим учил плавать…

– С лодки скинул?

– Мхм…

– Ладно, болезная, пойдём. Мне тебя скидывать никакого профита. Домой поедем. Спать. Утомила ты меня – сил нет.

– На этом? – с опасением смотрит на катер.

– Боишься?

– Боюсь.

– Страх… это всего лишь система безопасности. Сигнализация. Которая срабатывает во время опасности. Отключай свою сигнализацию. В новой версии твоего мира бояться придётся других вещей. Я тебе её перенастрою.

– Других – это каких?

– Например, выбесить меня. Потому что из воды, допустим, я тебя по-любому вытащу. Даже если катер решит вдруг кануть в Неве. А вот если… Мои солдаты должны бояться только меня. Мысль ясна?

– Ясна.

– Ну, давай тогда, вперёд.

Неплохо держится для фобии! Пока мы идём до катера, внутри себя она мучительно тонет раз двадцать и раз десять задыхается от удавки, отказавшись сесть на мой катер.

Но дефективным у нас не место. Пусть борется.

Запрыгиваю внутрь первым. Так и быть, протягиваю ей руку. Заслужила!

Ладошки у неё ледяные и мокрые. Но всё это никак не отражается на её лице. На нём привычно-похуистичное выражение. И только когда катер неустойчиво дёргается под её ногой, она вскрикивает, взмахивая второй рукой. Не отводит глаз от воды. Застывает…

– На меня смотри.

Встречаемся взглядами. Не моргает. Её глаза – как застывшая отполированная смола. А всё равно залипаешь. Необычный цвет. Тяну на себя. Ещё одно её усилие над собой… и подхватываю за талию.

Хватит, пожалуй, на сегодня подвигов. С меня. Надавливаю на её лоб пальцем.

– Спать…

И она тут же отключается. Аккуратно усаживаю на мягкое кресло. Оттягиваю удавку, под ней красная полоса. Синяк будет… Внутри неприятно сводит. Порча имущества, всё-таки.

Завожу катер, выруливаю в сторону залива. Домой…

Глава 6. Маньяк. Сексуальный

Дашка

– Дарья… – чувствительный шлепок по щеке.

У меня два ебанутых брата. Один младше на год. Второй – на два. Мать решила отстреляться залпом. А если у тебя два младших брата примерно твоего возраста, с которыми ты жила в одной комнате, то рефлексы у тебя соответствующие. Поэтому, ещё полностью не придя в себя, я леплю ответную оплеуху. Наотмашь.

И тут же подскакиваю в ожидании привычного замеса. Но… не соответствующий ситуации голос возвращает меня в реальность.

– Блять!

Хам! Ооо…

– Я тебе руки вырву.

Это не звучит как пафосный фразеологизм. Это звучит как обдуманное решение. Извещение, так сказать.

– Ваше… как там Вас… – хриплю я испуганно.

– Светлость, – оскаливаясь.

Прижимает ладонь к щеке, водя нижней челюстью. Глаза пылают так, что мне кажется, сейчас вытекут и прожгут каменный пол.

Рука у меня тяжёлая, несмотря на мнимую хрупкость. И ладонь ощутимо горит от жаркой встречи с его щекой.

– Про-про-стите… – заикаюсь я. – Рефлекс…

Отнимает руку от щеки. Там красное пятно.

– Надо что-то холодное приложить, – сглатываю ком в горле, больше похожий на небольшого ежа, под его свирепым говорящим взглядом – что и куда он желает мне приложить. Делаю пару шагов назад и упираюсь спиной в каменную стену.

Кстати, где я?

Так как дать мне сдачи он не спешит, оглядываюсь. Отведённый от залива канал метра три в ширину и тридцать в длину, уходящий во что-то типа… гаража? Или как там это называется для лодок? Мы в самом тупике. Помещение, и правда, похоже на гараж. Его катер привязан… На руках меня, что ли, с него вынес? Ну, блять, мерси!

Ты неудачница, Любимова. Сам Хам носил тебя на руках, а ты всё проспала. Уверена, что кроме, быть может, Пикси, такие плюшки от него никому не прилетали.

Пытаюсь представить Пикси у него на руках. Немного не рисуется. С её-то ростом под метр восемьдесят…

Хам недовольно морщится. Рубашка на его груди колеблется, и ноздри подрагивают от едва сдерживаемого раздражения и гнева.

– Вперёд, – кивает мне на винтовую каменную лестницу вверх.

– А что там?

– Пытошная, – со злым сарказмом.

– Пытошная – это как «булошная»? – переставляю ноги по ступеням.

Приторно пахнет влажным камнем…

– Пытошная – это как…

Поднявшись на оборот винтовой лестницы, застываю.

– …пытошная.

Потому что… это чудовище не шутит. Вот это, кажется, называется дыба, а вот это… какой-то там сапожок… Испанский? А дальше, в тёмном углу – большая клетка… Там кто-то шевелится…

С колотящимся сердцем начинаю пятиться. Вниз на ступеньку… Ещё на одну. Упираюсь спиной в его грудь.

– В чём дело? – недовольно мне в ухо.

В чём дело?! Нахрена кому-то держать в доме такое? Он что – маньяк?

Чувствую спиной его горячую рельефную грудь. Его кружащий голову запах… Если у меня получится его сейчас вырубить… как сбежать отсюда? Если вниз – вода, а вверх – вот это вот всё?!

– Если ты ещё раз меня ударишь… клянусь – выпорю. Буду пороть розгой, пока твоя задница не треснет.

– Я туда не пойду.

– Тебе на этаж выше.

Обгоняя меня, идёт вверх первым. Исчезает из виду. И через некоторое время удавка мне напоминает, что эта сволочь уже слишком далеко. Быстро бегу по ступенькам наверх. На этаж выше – площадка. На ней стоит кадка с пальмой у окна. Выглядываю. Залив… Других домов не видно. Как далеко мы от города? Напротив окна две двери. Какая?..

Это напоминает ребус на логику, когда нужно выбрать, в какую из дверей безопасно войти. И если ошибёшься, то тебя съест дракон. Итак, за какой из дверей дракон?

– За обеими, – открывает он дверь, видимо приглашая меня внутрь.

– Ты мысли читаешь?!

– «Вы». Нет. В твоём случае – к счастью.

Огромная круглая комната… Нет, не круглая… В виде спиральной галактики. Метров сорок, не меньше. Панорамные окна… В центре большая круглая кровать.

– Кухня… – указывает в левый рукав галактики. – Ванная… – в правый.

Глядя мне в глаза, рывками расстёгивает рубашку.

– Натворишь какую-нибудь херню – я за себя не отвечаю.

Рывок за пряжку ремня – и брюки с его талии падают к ногам. Сложён ничего так… Мой взгляд застывает на его трусах. У него, интересно, такой большой или просто слегка напряжённый? Потому что выглядит внушающе. А в моём случае – так и вообще устрашающе. А если он встанет, как положено? Боюсь, сможет трахнуть самого себя в пупок!

Любимова… ты в себе? Это же Хам, а не просто образец зачётного самца, на которого можно облизаться.