Олег лежит на ковре, опираясь на предплечья. Перед ним шахматная доска с двумя наборами чёрных фигур. Если играть одним цветом, то мозг задействует раз в десять больше ресурсов для игры. Отличная тренировка, и я практикую.
Оседлав его сверху, разминаю ему плечи и шею. Рассказываю про своё последнее увлечение, которое удалось упаковать в курсовые.
– Я взяла «Теорию игры», чтобы одной работой защититься сразу и по экономике, и по высшей математике.
– Теория игры?
– … это вероятностная вещь… синергетика… – объясняю я, – позволяет математически рассчитать поведение систем с неопределённостью состояний и флуктуационным характером принятия решений активными агентами, которые влияют на попадание системы в точку бифуркации… Эти агенты и есть игроки! Их объединяет единое энергоинформационное поле, за рамки которой они функционально не выходят – это среда. Ну и, конечно, единые правила! Шахматы – упрощённая модель…
– Какой тезис будешь защищать по экономике?
– Я беру три модели экономического поведения фирмы и в частично заданных условиях рассчитываю выбор стратегии в рамках дифференциальной игры. Стохастическая, конечно, интересней, но у меня ещё комиссия по моделированию, и я не могу себе позволить более обширную тему. В общем, буду искать интервал неопределённости условий, за рамками которого вероятность предсказуемости выбора стратегии стремится к нулю и к бесконечности. Вот значение этого интервала и буду защищать… Но только качественный анализ, через графики…
– А по математике?
– А по математике – алгоритм его расчёта…
– Очень круто! Тянет на кандидатскую.
– Для кандидатской не хватает статистического анализа и охвата всех моделей поведения.
– Да это понятно, что нужна статистика, но это же дело времени… Экспериментальная наработка… Зачем, кстати, выбирать такую сложную? Явно же уровень матэка…
– Всё просто! – ухмыляюсь я. – Мне нравится защищать только то, в чём я первый специалист. Тогда защита превращается в лекцию, и преподаватель вникает, стараясь разобраться. Это другие статусы. Каждый его вопрос в этом случае не попытка меня проверить, а попытка разобраться самому в сути. Мы меняемся местами. Мне так вкуснее! Слушай, Крис как-то оговорилась, что ты тоже писал диссертацию.
– Было дело.
– Дописал?
– Дописал. Но защищать не стал. Убрал в стол и ушёл из медицины.
– А почему?
– Разочаровался в системе. Не то чтобы я был ею очарован…
– Подробнее!
– Я проходил интернатуру в психиатрической клинике. И писал свою работу, проводя исследование нескольких пациентов. Там был один человек… Вернее, их было два. Первый – мой наставник, врач-психиатр. Марк. Мы сблизились. Он ввёл меня в Тему. Но эта история не про него. В тот момент он как раз ушёл в отпуск и уехал отдыхать. Второй – один из моих пациентов. У него была шизофрения. Расщепление сознания. В рамках исследования я договорился, чтобы его сняли с препаратов на время проведения психоанализа. Это оказался самый продвинутый человек из всех, кого я встречал. Он занимался разными практиками по расширению сознания, практиковал Кастанеду, заигрался в это, и его точка сборки расшаталась. Итог – принудительное лечение. Он не мог зафиксировать себя надолго в одном состоянии. Множественные личности… Он смещал меня в какие-то невообразимые состояния. В тот момент я перестал быть жёстким агностиком. Я поверил, что есть нечто необъяснимое, иррациональное…
Замолкает.
– Дальше…
– Дальше… Марк был в отпуске, я уехал ненадолго в Европу. Когда вернулся, увидел, что они превратили его в овощ. Лоботомия.
– Зачем?!
– Несколько вспышек агрессивного поведения. И его родственники подписали согласие. На тот момент в России это была ещё не запрещённая практика. Это была невосполнимая потеря для меня. Я забрал свои документы и ушёл из профессии. Я не мог найти ничего, что смещало и просветляло бы меня так же сильно. Возможно, только Тема могла давать мне такие погружения. И я полностью ушёл в неё.
– Хм… Ты восстановил это пустое место?
– Да.
– Как?
– Встретил тебя. Ты очень похожа на того пациента. И мне страшно за тебя, моя девочка. Не раскачивай свою точку сборки.
– У меня есть ты, чтобы фиксироваться, Крис, другие люди… А потом будут ещё и дети. Мужчины быстрее слетают с катушек, они свободнее внутри.
– Никого свободнее тебя я не встречал.
– Не волнуйся за меня. Лечения я не допущу. С детства учусь имитировать нормальность. Мне кажется, получается неплохо.
– Женечка, я прошу тебя об обратном. Допусти, пожалуйста, лечение.
– Что?
– Психоанализ.
– Нет! Я не пойду к психоаналитику! Мне не о чем с ним разговаривать. Мы из разных реальностей. И у меня нет мотива. Меня полностью устраивает тот мир, который я собираю.
– Он сам к тебе придёт. И ему есть, о чём с тобой поговорить. Это буду я. Пожалуйста.
– Ты?… – задумчиво вожу пальчиками по его волосам. – Тогда два условия.
– Внимательно…
– Первое: ты не поднимаешь вопросов о медикаментозном лечении.
– Хорошо.
– Второе: как только я понимаю, что ты начинаешь переносить атмосферу наших сеансов в реал, мы это прекращаем. Всё, что я тебе открываю, не влияет на наши отношения мужчины и женщины.
– Я буду очень стараться. И прошу тебя немного пожить у меня, чтобы у нас было достаточно времени на эти сеансы.
– Я приеду к тебе вечером.
– Спасибо. А что с комиссией?
– Завтра мой декан уточнит дату. В пятницу начинается всероссийская конференция на базе нашего университета, и приедут профессора, которые примут участие в моей переэкзаменовке.
– Ты выступаешь на конференции?
– Нет. Не успеваю. У нас такой аврал на работе. Кстати! Нас же ждут там! – спохватываюсь я.
– Нас? – напрягаются его плечи.
– Прости… Я сдала тебя. Иначе я бы с утра уже была на работе, вернулась бы только к ночи. А завтра утром мне в университет.
Наклонившись, разворачиваю его лицо за скулы, заглядывая сбоку. Нахмуренный.
– Я накосячила?
– Ну что ты… – перехватив мою руку, целует в ладонь. – Я завтра и сам планировал появиться. Сегодня… хотел побыть с тобой.
– Ребята там зашиваются…
– Тогда поехали.
Втолкнув Олега вперёд себя в кабинет Ожникова, я захожу следом, выглядывая из-за его широкой спины.
– Ооо! – оживляется Саня. – Наша потеря!
На столе недопитая бутылка коньяка. Крис, улыбаясь, сидит на коленях у Кости на единственном живом, но роскошном Санином стуле. Все остальные предметы мебели завалены платьями. Разглядывая нас, Костя кладёт руку на сердце:
– Вы меня умиляете!
Я показываю ему язык, Олег игнорирует их стёбные выпады. Протягивает руку Сане, потом Косте. Встречается взглядом с Крис. Та очень выразительно и ядовитенько улыбается ему. А он продолжает давить… Цокнув языком, Крис закатывает глазки, сдаваясь в этой схватке.
– Ну что?!
– Совет про другого мужчину я не оценил.
– Сработало же… – ухмыляется она.
– К счастью, не это.
– А что?
– О чём это вы? – прищуривается Ожников, ловя атмосферку.
А я впиваюсь в его бутерброд с салями. Даёт мне разочек откусить, остальное доедает сам.
Вокруг всё порхает от радостных лёгких эмоций, и я, как наркоман, вдыхаю их полной грудью, млея от удовольствия. Наконец-то…
– Штрафную Аронову! – тянется за бутылкой сидящий на столе Саня.
Но стаканчики у них пластиковые, и Олег перехватывает из его рук бутылку, прикладываясь сразу к горлышку.
Я наблюдаю, как двигается на его шее кадык…
Горячие напитки, горячие мужчины, горячие зрелища!
Со стуком ставит пустую бутылку на стол.
– Рассказывайте, чего тут без меня успели накосячить?
– Ммм! – довольно мычит Ожников под наше общее хихиканье. – Олег Андреевич в духе!
– Не без этого.
Вкладывает в Санины руки ключ от своего кабинета:
– В шкафу коньяк и человеческие рюмки.
– Барин вернулся… – снова хихикаем мы.
– О! – подпрыгивает Крис, слетая с колен Томилина. – В Питер Алию и Соню везёт Аронов!
– О, нет! – поднимает руки Олег. – Я лучше по бумажкам.
Крис, взбивая копну волос, переходит на серьёзные интонации:
– С бумажками мы с тобой сегодня ночью посидим – завтра ехать в налоговую, а девочек надо свозить по пиар-теме – там международное событие. Нам нужно засветиться. Заказчики из ближнего зарубежья.
– Да я приехал только! – раздражённо хмурится Олег, забирая из рук Сани рюмки.
– Но без тебя мы пролетаем. Всего двое суток вместе с дорогой! Я не могу Алию отправить туда без сопровождения. Да и толку от них без менеджера? Там же надо…
– Поменяй Афанасьеву на Туманову, и я подумаю.
– Не-не-не! – тормозит их Чеширский, поднимая руки в останавливающем жесте. – Женька – центральный персонаж на показе. Мы всю картинку на неё завязали! Костя уже пару раз кончил на образ! И мне некем заменить её.
– Некем, или ты просто не хочешь этого делать? – поднимает бровь Олег.
Пока они спорят, присаживаюсь на колени к Косте. Легонько целую его в сладко пахнущие губы. Облизываюсь, пытаясь угадать вкус. Мята? Улыбаясь, он показывает мне карамельку, зажатую в зубах. Качнувшись ему навстречу, перехватываю её своими и отбираю.
– Воровка…
– Жадина!
– Я отдал…
– Я отняла сама! Как у тебя дела?
– На личном – отстой. Но сегодня реально кайфанули, подбирая для тебя образы! Пойдём…
Подхватив меня за талию, он забирает в охапку несколько платьев и уводит в первую попавшуюся гримёрку. На работе уже никого, кроме нас.
– Вот это! – достаёт шикарное вечернее платье. – Охренеть, какая красота! Надевай!
Скидываю вещи, оставаясь в трусиках и колготках. Натягиваю на себя «красоту». Едва-едва садится на бёдра… Корсет явно мал.
– Это вы так пошутили, да? – показательно дёргаю за не соединяющиеся края корсета. – Разница в два размера.
– Да! – закатывает он глаза. – Оно на «эльфа»! Ты не эльф, слава Богу… Но, Жень, ради такой красоты можно и скинуть немножко на время! Тем более, Ожников уже набросал сценарий. Ты скинешь, затянем пожёстче корсет…
Я считаю дни до показа, загибая пальцы – пять дней.
– Сколько мне надо скинуть?
Костя делает шаг назад.
– Килограммов пять… Остальное затянем.
Скинув платье, рассматриваю себя в зеркало.
– Кость! – кручусь перед ним и зеркалами, рассматривая своё упругое, подтянутое тело. Я ещё не набрала свой вес после пневмонии. – Ну откуда я это уберу? По килограмму в день? – фыркаю я. – Может, скальпелем срежем? Тебе где больше нравится!? Тут? – сжимаю ладонями попку в спортивных трусиках. – Или тут? – прикрываю руками голую грудь.
– Ленка! – поднимает он вверх указательный палец, словно найдя решение.
– Ленка срежет? – поднимаю с сарказмом бровь.
– Почти. Она же фитнес-инструктор… Поможет тебе скинуть по-быстрому. Они это умеют.
– Ладно… – разглядываю снова полупрозрачную красоту. Очень не хочется ломать концепцию Кости и Ожникова. – Аронову не говори…
– Я – могила!
БОНУС 1 – СЕАНС РЕГРЕССИВНОГО ГИПНОЗА.
– Ты знаешь, что такое регрессивный гипноз?
– Конечно. Это отматывание времени назад, погружение в предыдущие реинкарнации.
– Это ненаучная трактовка. В научной версии откатывание происходит до постнатального периода. Я бы хотел провести с тобой сеанс лёгкого погружения.
– Я не против, доктор, – улыбаюсь я, закрывая глаза и ложась поудобнее.
Свет притушен, играет медитативная музыка тибетских чаш.
– Чтобы у нас с тобой получилось, ты должна быть расслаблена и полностью доверять мне. Говорить без обдумывания, непосредственно, первое, что приходит.
– Я тебе полностью доверяю. Но у меня есть некоторые опасения.
– Какие?
– Если кратко, боюсь сломать твою психику и потерять тебя, как мужчину.
– Что?
– Ты включишь папочку.
– Нет, этого не будет. И я прошу тебя не анализировать нашу связь на сеансах. Здесь мы в других статусах. С тобой происходило что-то ужасное, Женя?
– Со мной происходила жизнь. Не всегда радужная, но в целом некритичная, на мой взгляд.
– Мы сделаем так. Сначала откатимся до младенчества. Потом будем двигаться обратно до «здесь и сейчас». Это будет исследовательский сеанс. Я попробую нащупать ключевые точки напряжения твоей психики.
– Нащупай. Поехали…
– Открой глаза.
Пару минут он молчит, и мы просто слушаем музыку. Я смотрю в потолок. Он белый.
– Сейчас я досчитаю от десяти до нуля, – спокойный бархатный голос. – Твои веки станут тяжёлыми, глаза закроются. Ты увидишь перед собой большой белый экран. И перестанешь слышать всё, кроме моего голоса.
Десять… девять… восемь… семь… шесть… пять… четыре… три… два… один… ноль…
Я послушно смыкаю уставшие веки. Потолок в моём воображении обретает чёрную рамку.
– Ты расслаблена… Ты чувствуешь, что уплываешь на волнах от берега… Тебе не страшно… Это путешествие для тебя безопасно… Ты знаешь, что вернёшься… Этот океан безопасен… Плыви…
И я плыву. И меня даже слегка покачивает на этих волнах.
– Тебе тринадцать. Смотри на экран. Что ты видишь на нём?
– Этимологический словарь…
– Ты читаешь?
– Да.
– Подними глаза. Что видишь вокруг?
– Окно.
– Что на окне? За окном? Отыщи что-нибудь интересное вокруг себя, привлекающее взгляд, тревожащее…
– На окне книги. На столе книги. У кровати книги…
– Почему книг так много?
– Я наказана.
– Как это связано с книгами?
– Ультиматум. Мне нельзя выходить из дома. Месяц. Только в школу.
– Что ты чувствуешь?
– Я ломаю.
– Что ломаешь?
– Родителей.
– Как?
– Не выхожу вообще. Никуда. Третий месяц. Я только читаю. Мне хорошо. Я переехала на страницы.
– Что ты читаешь?
– Остались только справочники, словари и техническая литература. Читаю.
– Дальше… день… два… три… неделя… Что происходит?
– Книги закончились. Я пишу свои, в голове, глядя на стену, у которой стоит кровать. Это очень увлекательно. Я теперь гораздо глубже страниц. В моей голове оживают голоса. Они общаются, я слушаю. Они очень разные.
– Что они говорят?
– Они просто рассуждают… дискутируют…
– Как это заканчивается?
– Мама сдаётся. Она плачет. Боится, что мой аутизм вернулся. Просит меня остановиться. Система сломана.
– Что чувствуешь?
– Удовлетворение.
– Картинка исчезает. Ты плывёшь дальше. Тебе одиннадцать. Экран оживает. Что ты видишь?
– Больничные койки.
– Ты лежишь в больнице?
– Да.
– Почему ты там?
– Обследование. В моей голове опухоль. Она говорит со мной. Никто, кроме меня, её не видит.
– Что она говорит тебе?
– Она говорит мне, что я – сосуд.
– Что ещё?
– Она говорит: в паре «король и шут» свобода и власть у шута. Она говорит: раздави форму – увидишь содержание. Она говорит… говорит… говорит… Он. Это он. Он говорит: расслабься и доверяй мне. Ты всего лишь сосуд.
– Кто он?
– Винайака. Не имеющий господина. Или господа.
– Ты понимаешь, что он говорит?
– Я понимаю…
– Ты читала раньше те фразы, которые говорит это существо?
– Нет. Он открывает мне много нового.
– Тебя влечёт то, что он говорит тебе?
– Конечно. Я хочу диалог. Но мне не хватает сил включить нужный голос в моей голове. Услышать кого-то, кроме него. Он блокирует всех.
– Кого – всех?
– Всех меня.
– Тебя… Он показывает тебе страшные взрослые сны?
– Да.
– Зачем?
– Занижает мои вибрации. Стыд. Страх. Вина. Ненависть. Отвращение. Иначе я его выплесну.
– Как он ушёл?
– Я его выплеснула.
– Как?
– «Обними и поцелуй кровавую пасть».
– Так… Картинка стирается. Белый экран. Ты уплываешь ещё дальше. Тебе девять. Что ты видишь?
– Я вижу мужчину. В очках.
– Кто это.
– Учитель физкультуры.
– Что он делает?
– Он хочет помочь мне переодеться, – улыбаюсь я.
– Он трогает тебя? Вы одни?
– Да, он трогает. Ему очень страшно и горячо. Руки дрожат… И его лицо краснеет… Он кладёт руки на пояс моих шортиков.
– Дальше…
– Я спрашиваю у него, что значит слово «педофил». Он очень пугается. Спрашивает, где я слышала такое слово. Я вру, что так его называют родители…
– Он не трогает тебя больше?
– Больше не трогает. Никого больше не трогает. У нас другой учитель физкультуры.
– Что ты чувствуешь?
– Удовлетворение. Удовольствие. Азарт.
– Экран снова пуст. Плыви… Тебе семь. Что ты видишь?
– Я вижу свой раскуроченный арбалет.
– Арбалет?.. Что за арбалет?
– Я его делаю. Боевой арбалет. Картинка из книги. Отцовский гараж. Рессора… подшипники… шуруповёрт… Я встраиваю его в дерево напротив. Там подходящая вилка из двух стволов. Натягиваю рессору вилами, нужно «плечо»…
– Дальше…
– Пробитая стена гаража… Раскуроченная дверь машины. Мой арбалет уничтожен. И моя спина тоже.
– Тебя били?
– Били.
– Ремнём?
– Да.
– Что ты чувствуешь?
– Больно. У меня жар… Я чувствую удовлетворение.
– Почему?
– У меня получилось.
– Белый экран. Плыви глубже. Тебе три. Что происходит?
– Взрослые не боги. Они просто высокие. Страх… Стыд… Вина… Усталость… Раздражение…
– Тебе страшно? Это твои эмоции?
– Мне – нет. Это вокруг.
– Ещё… Что ты видишь?
– Кошка. Гроза… Мозаика. Красных кнопочек меньше. Симметрии не получится. Я расстроена.
– Ещё… День… два… три… Месяц назад… два… Что там?
– Аутизм. «Ваша девочка аутист». Страх… Стыд… Вина… Усталость… Раздражение…
– Ещё…
– Молоко. Кошка урчит… У неё будут котята. Ей хорошо. Мне хорошо. Я чувствую каждого… Часы тикают… На ковре спирали… Веду по ним пальцем. «Она не заговорит». Я уже давно могу. Я не понимаю, зачем. «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан». Фиолетовый самый красивый. В нём спрятано лето. И цветок фиалки.
– Белый экран. Уплывай… Тебе два… полтора… один… Тебе несколько месяцев… Сколько? Что ты видишь?
– Глаза… Это боги! Я счастлива…
– Почему они боги?
– Я тону в счастье. Это тёплый экстаз… Не о чем беспокоиться. Больше ничего не существует.
– Белый экран. Плыви глубже… Что там?
– Там экран… И я куда-то плыву… Самбандха…
– Ммм… Стоп. Ты плывёшь обратно к берегу. На мой голос. Ближе… Ещё ближе… Тебе год… Что ты видишь?
– Рыба… бьётся… Мне тяжело дышать…
– Плывёшь дальше… Четыре года…
– Кровь…
– Что за кровь?
– Моя.
– Ты поранилась?
– Я изучала.
– Ты разрезала себя?
– Да.
– Смотрела, что внутри?
– Нет. Чувствовала боль.
– Зачем?
– Надо разделить.
– Что разделить?
– Страх и боль.
– Плыви ещё ближе. Пять. Что ты видишь?
О проекте
О подписке