Огонь

Мне было одиннадцать, когда я открыла в себе силу.

Диана повторяла, что я особенная, что у меня есть миссия, что я – последняя надежда своего рода. Я всегда просто кивала, ведь все родители говорят так своим детям… Я осознала, в чём моя особенность, когда Диана сидела передо мной, а за её спиной догорала занавеска на окне, которую я подожгла лишь подумав об этом.

Диана схватила стакан воды на столе и вылила всё содержимое на огонь.

– Нельзя так делать, Соня, – выдохнула она. Так спокойно, без лишних телодвижений, будто как минимум ожидала чего-то подобного.

– Оно само, – пожала плечами я, не ощущая свою вину в произошедшем.

Конечно, я не хотела, чтобы Диана пострадала, но я так же чувствовала, что огонь не причинил бы ей вреда.

– Огонь мог задеть и меня, – сдержанно произнесла Диана.

– Ты смогла бы потушить его… – Вырвалось у меня. Я различала цвета её ауры. Их было три: синий, фиолетовый и зелёный – иногда они сплетались вместе и получался насыщенный изумрудный, а иногда, будто разноцветные нити, вились вокруг Дианы, лишь слегка касаясь друг друга. Так же я слышала воду, как будто рядом спускался водопад, потом его перебивал шум ветра, как будто начинался шторм на море, а потом всё затихало настолько, что слышно было, как корни дерева прорываются сквозь землю. – В тебе много воды, – опять не контролируя слова сказала я, – а ещё ты могла бы засыпать пламя песком. Или потушить его ветром…

– Довольно! – перебила меня Диана. – Ты должна быть… осторожней.

– Не кипятись, Ди, – закатила глаза я.

«Как мне подготовить её, если я сама не знаю, к чему готовиться?..»

Мне казалось, она сказала это, но, когда я посмотрела на неё, её губы не шевелились. Я не сразу осознала, что это были её мысли.

Мне нужно было переварить эти открытия в одиночестве, и я вышла из комнаты. Но осталась возле двери, прислонившись к стене и закрыв глаза. Даже сквозь стену я слышала голос Дианы и не могла разобрать: это она говорит вслух или это её мысли. Кроме неё в комнате находился кто-то ещё… Я ощущала его – или их? – присутствие. А ещё слышала незнакомые голоса.

Любого другого одиннадцатилетнего ребёнка подобные события привели бы в ужас, но мне было любопытно. Я как будто проверяла на прочность себя: а что ещё я способна вынести?

Слышала, как Диана с кем-то спорила, не скрывая злость и раздражение. Другие голоса были мне незнакомы. Вряд ли это был телефонный разговор – я ощущала физическое присутствие кого-то постороннего. Я не хотела подслушивать, но от тайн меня начинало подташнивать.

Я вернулась в комнату на словах Дианы:

– Соня ещё не готова.

– К чему не готова? – спросила я.

Диана повернулась ко мне. Она быстро взяла верх над своими эмоциями, но я успела кое-что заметить в её глазах: страх.

– Дайте нам время, ладно? – прошипела Диана. Это было предназначено не мне.

– Ба? – Я прикусила щеку изнутри. Дурная привычка с детства: когда я начинала терять контроль над эмоциями, то пыталась привести себя в чувства подобным образом. Иногда раскусывала щеку до крови и сейчас тоже ощутила привкус меди во рту. Я редко звала её «ба» и только в тех случаях, когда злилась. «Мама» было занято и предназначалось той, кто меня родила, но иногда с моих губ слетало более интимное «мами». Чаще всего я обращалась к ней «Ди». Диана не скрывала, кем приходилась мне, но свою мать я видела только на фотографиях, а теперь это лицо смотрело на меня из воспоминаний Дианы.

– Милая, – она присела напротив меня, – кое-кто очень хочет с тобой познакомиться, но сначала… я должна тебе кое-что рассказать.

В тот день я узнала, что мой род наделён магическими способностями, сила которых заключалась в четырёх стихиях. А ещё мой род проклят.

– Больше ста лет назад, в 1919 году, – продолжала Диана, – в нашем роду активировалось проклятие.

Я смотрела ей в глаза.

– Виктор… – Она закрыла глаза и замолчала, подбирая слова.

– …до сих пор терроризирует наш женский род, – продолжил за неё другой голос.

Я обернулась на него.

Передо мной стояла девушка в длинной белой сорочке. Она была отдалённо похожа на Диану. Бледная. Рыжая. Зеленоглазая.

– Меня зовут Ева, – улыбнулась мне она.

Я посмотрела на Диану, ожидая объяснений.

– Она твоя мать, – вздохнула та.

Тогда я впервые увидела Еву – свою маму. Дочь Дианы. Диана рассказала, что Ева умерла при родах, и моё воспитание стало обязанностью Дианы. Она сказала, что ей выпал второй шанс, потому что первый был тем самым блином, который обычно получается комом.

– Покончить с Виктором сможешь только ты, – тише добавила Диана.

– Потому что ты самая сильная из нас, моя прекрасная дочь, – Ева подошла ко мне и протянула руку.

Я ещё не приняла, что моя родная мать – призрак. Не смирилась. Сейчас она была для меня чужой, а я не любила, когда чужие прикасаются ко мне.

Занавески на втором окне вспыхнули.

– Чёрт! – воскликнула Диана.

Я уже не просто ощущала привкус меди во рту, мне казалось, что я чувствую её запах. Сглотнула и почувствовала приступ тошноты.

Возле Евы появился ещё один призрак.

Диана громко вздохнула.

– А это кто? – недовольно фыркнула я.

– Тоже Ева, – ответила она, а в её голове я прочитала: «Та, из-за которой наш род проклят».

– Есть ещё кто-то с того света, кто хочет познакомиться со мной? – закатила глаза я.

– Думаю, для первого раза достаточно, – тихо ответила Диана. Я прочитала в её мыслях ещё два мужских имени, которые были мне незнакомы.

– Я, значит, должна разорвать проклятие, которое активировала вторая рыжая, – уточнила я.

Диана кивнула.

– Меня зовут Ева, – ухмыльнулся второй призрак. Она была ещё прозрачнее, чем моя мать, и будто только вышла из воды: платье мокрое, по плечам с волос стекали капли. Я по инерции опустила взгляд ей под ноги, чтобы убедиться, что там нет лужи. Там было сухо. Я вновь посмотрела на её лицо. Кожа была серой, а глаза впали. Она тоже пристально рассматривала меня в ответ.

– Запретный плод ты сорвала, Ева, – я присела в кресло и подобрала под себя ноги, – а разбираться мне.

Следующие десять лет Диана готовила меня к принятию всех стихий и противостоянию Виктору. А рядом с нами всегда были два призрака: первая Ева и моя мать. Казалось, они и правда обе хотели нам помочь, но чаще их присутствие раздражало меня. Потому что я не слышала их мысли. Не могла предугадать их действия. Они обе не вызывали у меня доверия. Я не чувствовала себя в безопасности в их присутствии, отчего каждый раз, когда кто-то из них появлялся между мной и Дианой, я напрягалась. Диана считывала эту реакцию и мысленно посылала мне просьбу: «Перетерпи». Я лишь закатывала глаза и сжимала зубы, чтобы не дать лишним словам вырваться наружу.

До своей смерти Ева – моя мать – обладала силой телекинеза и могла менять будущее, а в руках Дианы была сила исцеления, мне же достался дар гораздо мощнее: я могла проникать в головы других людей и внушать им мысли, а изменения мыслей приводило к другим действиям. Я не сразу сама осознала, что слышу то, о чём люди думают, и когда поняла, не сразу сказала даже Диане, хотя никогда ничего не утаивала от неё. Но мне казалось, что, когда узнает, она будет относиться ко мне иначе. Вот только её мысли и слова всегда совпадали и до того, как она узнала о моём даре, и после. Когда я поделилась с ней, она подумала: «Не могло быть иначе, ты самая сильная из нас».

Сложнее приходилось с другими – обычными людьми, в жизни которых нет мистических способностей и родового проклятия. Я выбрала отшельничество: так было проще оградить себя от чужой лжи. И каждое соприкосновение с людьми было тем ещё испытанием для меня. Человек, особенно неподготовленный к тому, что кто-то может читать его мысли, всегда думает о правде, держит её рядом с ложью, сравнивает, подтасовывает истину.

Прежде чем научить пользоваться силой, Диана научила меня быть справедливой и искренней. Это была её вина, что я стала такой нетерпимой ко лжи и всему, что та порождала: лесть, зависть, лицемерие – я видела все их оттенки, ощущала запах гниющей плоти, единый для таких проявлений. И каждый раз, когда я сталкивалась с ложью и её производными, первым в ноздри ударял именно он, проникая внутрь меня и оставляя неприятное послевкусие. Поначалу я отчаянно пыталась отмыться от него. Мне казалось, что я насквозь пропахла им, лишь постояв рядом с человеком, который лжёт. Спустя несколько дней запах становился едва уловимым, а через неделю вовсе выветривался. Или я просто-напросто привыкала к нему.

Вот только каждый раз, когда мне нужно было контактировать с людьми, я впитывала часть трупного запаха в себя. Особенно ярким он был у мужчин. Они не скупились на ложь, чтобы произвести впечатление. Чтобы затащить в постель. Чтобы потешить своё эго. Каждое «я свободен, как степной орёл» было на самом деле «одна жена, двое детей, три любовницы». И один необузданный член в штанах, гораздо меньше, чем количество лжи, в которую он сам же верил.

Со мной пытались знакомиться везде: я как будто притягивала их – лживых, льстивых, лицемерных. Из самого неприятного – в очереди в женский туалет в торговом центре. Он ждал свою невесту, попутно пытаясь впихнуть мне свою визитку.

Диана считала, что это всё сила огня, которая досталась мне. Я закатывала глаза, зная точно, что не последнюю роль в этой притягательности играли черты характера, которые обжигали сильнее внутреннего пламени.

Саша

Мне не пришлось искать и создавать себя – я всегда знала, кто я есть. Знала и принимала все свои стороны. Поэтому легко принимала и других людей. Мои требования к себе были высокими, так же как и требования к другим.

Диана никогда не осуждала мои желания, всегда поддерживала мои поступки, какими бы несуразными они не были. Она думала и говорила, что это моя жизнь, и только я вправе выбирать, чем её наполнить. Она принимала меня любой, наверное, больше никто в этой жизни не способен на это. Особенно если я рискну признаться, что обладаю способностью читать мысли.

После того как мой дар пробудился, я стала ещё осторожнее контактировать с людьми. Когда я в детстве спросила у Дианы, могу ли я заводить друзей, то думала, она ответит, что это опасно – как для меня, так и для них, но её мнение было другим. «Тебе будет сложно найти друга, который будет искренен с тобой и в мыслях, и в словах», – прочитала я в её мыслях, а вслух она сказала: «Но это совсем не значит, что ты не найдёшь такого человека».

И я его нашла.

Когда мы столкнулись с Сашей в длинном коридоре института, я сразу же почувствовала в ней родственную душу. Если сравнивать в стихиях – а я привыкла смотреть на других людей сквозь призму четырёх стихий – я была огнём, а Саша – водой. Не бушующим водопадом или океаном с сильными волнами, а глубоким спокойным озером. В тот день меня в очередной раз вызвали к декану, потому что я – снова – «умничала» на паре. Но разве я была виновата, что знаю предмет лучше, чем преподаватель?! Сашу не вызывали, она целенаправленно шла забирать документы.

В тот день никто из нас так и не дошёл до декана. Как-то не сговариваясь развернулись в сторону зоны для курения, хотя я не курила. Саша протянула мне пачку, я отказалась. Она закурила, рассматривая меня.

– Как? – коротко спросила она, в её мыслях я увидела и её имя, и желание узнать моё.

– Я Соня. Приятно познакомиться, Саша, – ответила я.

Она улыбнулась.

– Тот момент, когда репутация впереди?

Я посмотрела на неё. У неё были зелёные глаза, но не такого оттенка, как у меня и Дианы, а спокойного, болотного. Она засмущалась от моего пристального взгляда и неловко убрала выпавшую прядь за ухо, выставив напоказ большую чёрную родинку на щеке, а потом засмущалась и этого и быстро выпустила волосы обратно.

Я отвернулась.

– Я ничего не слышала о тебе, – призналась ей.

– Если вкратце: забираю документы, опережая тот момент, когда меня выпрут отсюда. За неподобающее поведение. – Её голос был грубоват для девушки: низкий и с хрипотцой, но почему-то я поймала себя на мысли, что хочу слышать его чаще.

– А мои ожидания снова не совпали с реальностью, – пожала плечами я, повернувшись к ней.

– Я уже привыкла к этому, – усмехнулась Саша. Теперь она рассматривала меня. Но меня никогда не смущали пристальные взгляды, которые я часто ловила на себе.

– Я привыкла к этому с рождения, – добавила я.

Саша остановила взгляд на мне подольше, и я выдержала его, чем снова засмущала её.

– Не хочешь выпить кофе? – предложила она.

Я согласилась. После двух глотков кофе, в который Саша плеснула несколько капель коньяка из фляжки, что достала из рюкзака, я стала смелее: говорила больше, чем когда-либо за всё время общения с незнакомыми людьми, и не стеснялась рассматривать её. Саша любила кольца, почти все пальцы были заняты, а те, что оставались свободными, были покрыты татуировками. Я пыталась рассмотреть и кольца, и тату, но Саша заметила моё любопытство и сказала:

– Все тату сделала по глупости. Никак не сведу.

– Говорят, сводить больнее, чем бить. Особенно на пальцах, – пожала плечами я.

– Проверю – расскажу, – усмехнулась она, плеснув в свой стакан ещё из фляжки.

– А кольца – памятные подарки? – поинтересовалась я.

– Обычные побрякушки из барахолки, – улыбнулась Саша, опустив взгляд на свои пальцы. – Люблю старые вещи.

Это было заметно и по её одежде: потёртые серые джинсы и пиджак, который был на пару размеров больше, с заплатками на локтях и без одной пуговицы, а старые кеды явно прошли не один переулок.

Из университета мы вышли на Арбат, а потом и не заметили, как дошли до Тверского бульвара. Нам просто было хорошо в компании друг друга: то во время ходьбы невзначай соприкоснёмся плечами, то во время разговора кто-то из нас дотронется до предплечья другого. И молчание не напрягало. Между нами определённо происходила химия, о которой я на практике не знала. Может, это именно то, о чём говорила Диана? Это я должна была почувствовать, когда встречу своего человека?

Мимо проплывали дома и памятники, магазины и кафе, но мы нигде не останавливались. Даже несмотря на то, что небо затянулось серыми тучами и вот-вот должен был пойти дождь