Читать книгу «Белая колбаса любви» онлайн полностью📖 — Янины Олеговны Бересневой — MyBook.
cover

Воевала бабка не только со мной: Полесовы ей тоже чем-то не угодили, потому что называла она его не иначе как вор и алкаш, а Инессу считала недалекой курицей, о чем по секрету сообщала всему свету. Полесовых она невзлюбила с самого начала: изначально ее дочка с мужем претендовали на их участок. Он находился прямо возле леса и не имел соседей сбоку. Но так как Полесов предложил за кусок земли большую сумму, ее дочери пришлось довольствоваться соседями с двух сторон. А еще Инесса Полесова, по мнению бабки, была жуткой стервой и вертихвосткой, пытавшейся увести из семьи ее зятя. Наверное, поэтому они и смотались за границу, от греха подальше. При всей моей любви к людям, Инесса и впрямь отличалась слишком свободным нравом и открыто строила глазки всем мужчинам от 15 до 80. Хотя осуждать ее я не спешила: какое мне дело до чужой личной жизни?

– Вот старая мегера, – проворчала я, и побрела в дом за совком и пакетом.

– Опять бабка шалит? – крикнул Иваныч, а я только рукой махнула. Настроение работать как-то само собой улетучилось, и остаток вечера я провела в кровати в обнимку с коробкой конфет и сериалом о великой любви.

***

Утром я проснулась и сразу пожалела, что с вечера забыла зашторить окно: солнце уже давно и бесповоротно встало и нагло проникло в мою девичью светелку. Даже сквозь маску для сна я почувствовала его непоколебимую силу, повернулась на другой бок, с хрустом потянулась и открыла глаза. Итак, утро порадовало апрельским солнцем, а Анна Тимофеевна, уже вовсю трудившаяся в огороде, порадовала отборной руганью:

– Сколько это будет продолжаться? Эта чертова псина опять порыла мои кусты, а они, между прочим, из Голландии выписаны. Нет, это просто сумасшедший дом! Ну, погодите, я вам устрою!

Тут бабка разошлась минут на пятнадцать, плавно перейдя от подрытых кустов к характеристике соседей, а после и к политической ситуации в нашем крае в частности и стране в целом, обозвала всех жуликами и бандитами, удовлетворенно крякнула и наконец пошла в дом.

Но даже не это испортило мне утреннее настроение. Я вдруг вспомнила вчерашний звонок и вновь пригорюнилась. Год жила себе спокойно, а сейчас какой-то идиот начинает мутить воду и требовать от меня каких-то денег. Чтобы узнать, куда делись деньги, придется основательно покопаться в вопросе кончины мужа. Копаться же в смерти Бориса мне страсть как не хотелось. В конце концов, к его делам я не имела отношения, и он меня никогда не посвящал в свои серьезные проблемы. Может, снова уехать к маме в Испанию? Там меня точно никто не побеспокоит, спокойно буду писать роман, слушая шум моря. Но тут пришла мысль, что я прежде всего вдова, а потом уже писатель, так что сначала предстоит разобраться с делами. А там можно и на море.

Годовщина гибели Бориса меня не то чтобы волновала, но представлялась событием изрядно утомительным. Родных у Борьки, кроме бывшей жены и сына, не наблюдалось. Была старая тетка в Израиле, но, по причине нездоровья, явиться она точно не могла. Борис был поздним ребенком: мать его давно умерла, родного отца же он и вовсе не знал. Тот бросил семью, когда Борька еще пачкал пеленки. Фамилию Ржевский ему дал отчим, человек состоятельный и предприимчивый. Моя мамуля таких называла бандитами. Я же не была столь категорична, потому что именно бандит Ржевский и сколотил то состояние, которое дало старт Борькиному богатству. А так как богатством этим охотно пользовались мы с мамулей, то и болтать лишнего явно не стоило. Но и Ржевский-старший уже десять лет назад отбыл к праотцам. Так что особого наплыва гостей я не ждала. Как оказалось, зря. Гости, равно как и неприятности, как раз были в пути.

Накинув халат, я спустилась на первый этаж и прошла на кухню, где Валентина уже приготовила завтрак и ждала меня, попивая кофе. Мы мирно поболтали минут двадцать, после чего домработница отбыла в город по хозяйственным делам, прихватив Иваныча, а я стала составлять список гостей. Поглядев в окно, я снова увидела Тимофеевну, что-то ковыряющую в своем огороде. Тут же их другого окна раздались крики и отборная брань. Я прислушалась и убедилась, что Полесовы в очередной раз скандалят, открыв двери нараспашку. Сегодня причиной семейной ссоры было то, что Леонид приехал домой поздно и навеселе. Чтобы супруга не прибила его раньше времени, он устремился на ночевку в домик для гостей. Свою же машину он по привычке поставил со стороны улицы, ближе к моим воротам. Возле их въезда в дом были посажены туи, и там Мерседес приткнуть было проблематично. В гараж же заезжать желания и возможности у него, видимо, не было. Для меня вообще всегда было загадкой, как он в таком состоянии добирался до дома. Его новый железный конь был тютелька в тютельку как мой, только черного, а не темно-серого цвета. Иваныч даже как-то по ошибке его вымыл, а потом долго плевался, узнав, что проделал дурную работу. Мне же машина соседа не мешала: свою я загоняла в гараж, а его пусть себе стоит сколько душе угодно. Но Инесса не могла упустить такой повод проесть ему плешь и старательно выговаривала супругу и за пьянку, и за баб, и за наплевательское отношение к совместно нажитому имуществу. Я еще раз вздохнула, позавидовав чужой насыщенной жизни, и вновь принялась за список. Покончив с ним, я набрала номер закадычной подруги Ленки, решив попросить ее помочь мне с подготовкой мероприятия. Ленку хлебом не корми, дай поруководить и подавать умные советы.

Она тут же отозвалась в трубке:

– Соня, ну наконец-то! А я все гадаю: позвонишь или нет? Приехала и уже неделю молчишь, скоро же годовщина смерти Бориса, ты помнишь? Хотя, как такое забудешь… Бедная моя девочка, я представляю, как тяжело ты переживаешь этот ужас. Это гад умудрился умереть и оставить тебя практически без копейки.

– Ленка, ну что ты такое городишь? – прервала я ее бурные излияния, – не ровен час кто услышит, подумают, что я совсем не любила Бориса.

– А ты любила Бориса? – подозрительно шмыгнула носом Ленка, успев прослезиться, описывая мою незавидную долю. Остаться без денег, по ее мнению, было смерти подобно. Она еще помнила те времена, когда, будучи студенткой, штопала колготки. На мои робкие возражения, что я и сама себе на жизнь заработаю, Ленка только махала рукой.

– Тебе нужно снова выйти замуж! Подумай об этом. Вот пройдет годовщина, и ты, как женщина порядочная, вполне можешь подыскивать себе достойную партию. Вот у Вовки есть знакомый адвокат, и я, на правах старшей подруги и почти что матери, могла бы…

– Не надо! Тем более адвоката – они все жулики, – рявкнула я, потому как поняла, что Ленка села на своего любимого конька про замужество.

Она была старше меня лет на десять, но занудствовала на все 60. Я же совсем не планировала выходить замуж, по крайней мере, в ближайшее время. Меня устраивал мой статус почтенной вдовы, финансовая независимость и возможность свободно предаваться творчеству в окружении природы. Последнее время меня не донимала даже мамуля, которая так глубоко окунулась в испанскую жизнь (или в испанских мачо), что иной раз забывала даже позвонить.

– Ну, как знаешь… Цветы к важной дате я уже заказала – от нас и от скорбящей вдовы. Ты же наверняка забыла? – обиженно просопела Ленка и дала отбой.

– Забыла, – вздохнула я и почувствовала себя плохой вдовой. Надо хоть наряд выбрать получше, чтобы Борька порадовался на небесах. Или куда его там занесло?

Пока я размышляла, стоит ли вызвать своего парикмахера на дом или прокатиться в город самой, заодно и платье прикупить, в дверь неожиданно позвонили. Я вспомнила, что Валентина отбыла на рынок и, видимо, не закрыла ворота. Запахнув полы халата, я нехотя я поплелась открывать. Может, это почтальон или снова свидетели Иеговы? И как они умудряются проникнуть в наш охраняемый поселок? Кто бы это ни был, он был нежданным гостем. Вздохнув, я распахнула дверь и, кажется, слегка вздрогнула. На пороге стояла высоченная девица неопределенного возраста. Первое, что бросалось в глаза – это ее невероятная прическа. Волосы незнакомки были похожи на распушенные афрокосички, в целом же прическа напоминала шар или ежа, которого ударило током. Одета она была в какое-то длинное рубище, а в руках держала видавший виды рюкзак внушительных размеров. С круглого рябого лица на меня в упор смотрели два немигающих синих глаза.

– Если вы по поводу сбора пожертвований на строящийся храм, так я уже передала чек… – робко начала я, решив побыстрее отделаться от гостьи.

– Сестра! – девица неожиданно бухнулась на колени, предприняв попытку обхватить мои ноги руками.

– Все мы братья и сестры, – философски изрекла я, пытаясь высвободиться из цепких объятий. Не иначе секстанты пожаловали. Сейчас начнет втюхивать брошюры и листовки, а может и баллончиком в глаза. Тут я некстати вспомнила, что в доме я одна одинешенька, не считая Моти, которая с интересом обнюхивала незнакомку, но признаков агрессии не проявляла.

– Я не понимаю, чем обязана… Чего вы от меня хотите? – совершенно растерялась я, почувствовав, как девица еще крепче впилась в мои лодыжки.

– Меня зовут меня Пелагея, Пелагея Скворцова,– скороговоркой выпалила девица, как будто это что-то объясняло. Она боязливо покосилась на мою собаку, но та уселась возне нее в позе египетской кошки и принялась подметать хвостом пол.

– Сестра я Борькина… Вот и свиделись, – шмыгнула она носом. – Ой, прости меня, Христа ради, Борька! Не уберегла я тебя, хоть с женой твоей погорюю.

Тут она и вовсе заревела, а я испугалась, что гостья начнет биться о пол головой, поому сделала попытку поднять ее с колен. Расценив это как знак ободрения, она лихо прошмыгнула в холл, ловко обойдя меня на вираже, и вновь предприняла попытку бухнуться на колени. При этом повертела головой, перекрестилась на угол, рассматривая убранство, вторично шмыгнула носом и даже прошептала: «Лепота!».

Я же стояла истуканом, пытаясь понять, какое отношение эта юная особа (при ближайшем рассмотрении ей оказалось на вид не более 25 лет) имеет к моему покойному муженьку и как вообще стоит понимать весь этот балаган. Тут я заметила, что у забора на своем бессменном посту дежурит Анна Тимофеевна с лопатой. Услышав про сестру Борьки, старая ведьма тут же навострила ушки, став подозрительно похожей на летучую мышь.

«Только этого еще не хватало, теперь весь поселок будет знать, что у нас в семье пополнение» – скривилась я, быстро отодвинув ногой грязные кроссовки Пелагеи, и захлопнула дверь.

Сама же Пелагея с видом казанской сироты пристроилась на краешке дивана и заныла:

– Ой, а вы красавица, я еще на фотках поняла, а теперь и вовсе вижу. Ну до чего есть охота, я же к вам издалека. Я вам барсучий жир привезла, сама топила. И варенье из клюквы. Хотите попробовать?

Тут мне чуть не стошнило, потому что я представила, как Пелагея разделывает барсука, а она продолжила:

– Я вообще хозяйственная, многое могу, и полы мыть, и по хозяйству. Пироги хорошо пеку, мучное вообще. Ой, сестра, осиротели мы….

Тут она вновь заплакала, зашмыгала носом и стала шуршать в своем рюкзаке. Запахло вареными яйцами, а я этот запах на дух не переношу с детства.

– Так, яйца отставить! – рявкнула я, выходя из ступора и забирая у Пелагеи рюкзак. – Что-то у меня голова с утра плохо варит. Сейчас будем завтракать, и ты мне все подробно расскажешь. Только сначала в душ! – скомандовала я.

Пелагея с готовностью сняла с плеча платок, запихала его в рюкзак, и, вздохнув, последовала за мной на второй этаж. По дороге к ванной я хмурилась и приглядывалась к ней с все возрастающей подозрительностью. Повторюсь, на вид гостье можно было дать не больше двадцати пяти, что как-то не вязалось с возрастом Бориса. А уж с его лысиной как-то совсем не вязалась бурная растительность на голове гостьи. Борька покинул нас в возрасте 45 лет, но, конечно, его отец вполне мог… Стоп, какой именно отец? Тот, который родной или… Может, мать? Хотя мать-то уж точно не могла не догадываться о наличии у нее еще одной дочери. Тут я окончательно запуталась и еще больше разозлилась. Пелагея же затормозила возле ванной и насупилась:

– У меня вещи все в машине остались. А после бани надо в чистое переодеться, вы как хотите, а у нас так заведено.

– Вот ванная комната для гостей, там есть халат, тапочки и все необходимое, – пожала я плечами, пропустив мимо ушей информацию о машине. Как оказалось, зря. – Вымоешься и спускайся вниз.

– Ой, спасибо. Вот красота-то, богато живете, – не унималась девица. – А вот мы с мамкой и батей совсем бедно жили, да и жизнь ли это? Батя почти не работал, пил да песни пел, но чаще скандалил. Так мы с мамкой от него запирались, а сами через окно – и к соседям. Мы же на втором этаже жили, так что не страшно. Хорошо хоть брат у меня в люди выбился. Батя, как выпьет, а пил он каждый день, – всегда повторял «Пелагея, вырастешь – поезжай к Борьке, он тебя не бросит!». Я и хотела, да сначала училась, потом работала, потом неудобно как-то было. А тут как узнала, горе-то какое…

Тут взгляд ее упал на картину в холле, на которой Борис был изображен в образе графа в бриджах, и даже восседал на каком-то подобии трона. Выглядело все это сущей нелепицей, но ему нравилось.

– Красотища… – почтительно прошептала сестрица Борьки. – А брат, видать, и вправду в люди выбился, не то что батя…

По всему выходило, что странная тяга к прекрасному им досталась как раз от бати. Я усмехнулась, внимательно поглядев на нее. Никак еще одна наследница объявилась? Мало мне Петьки-иждивенца, так еще и это чудо в перьях. Махнув рукой, я решила оставить ее ценные замечания без ответа и побрела вниз.

Тут в моем кармане зазвонил телефон и уже знакомый голос астматика-шантажиста заявил:

– Ты не забыла про деньги? Готовься раскошелиться, а то хуже будет. Я не шучу.

– А что, если денег у меня нет? – зло прошипела я в трубку, потому что этот умник меня вконец достал.

– Найдешь. И не болтай лишнего, а то головы лишишься! – весело прохрюкал гундосый.

Похоже, звонивший точно лишился рассудка: если я не буду болтать, а еще останусь без головы, про деньги он точно сможет забыть. Кто ж ему скажет, где они?

Тут он, видимо, вспомнил, зачем звонит, и снова противно загнусил:

– И никаких ментов, запомни. А то хуже будет. Разберемся по-тихому.

– Кретин, – ответила я и бросила трубку, но задумалась. Второй звонок не оставлял сомнения, что он всерьез вознамерился получить бабки. Значит, что-то о них знает. Или Борис был ему должен, хотя с чего бы ему иметь дело с таким придурком? Деньги, безусловно, были. Да сплыли. Борьке хорошо, он скончался, а мне теперь решай его проблемы.

Я заметалась по комнате и даже схватила сумку, намереваясь прямиком отправится к Якову, раз уж он был правой рукой мужа. Во всяком случае, о делишках Бориса он знал побольше моего. Но тут я вспомнила про свою гостью, а после и она сама не замедлила явиться из душа, намотав на голову полотенце. Лишившись шара из волос на голове, Пелагея стала казаться весьма симпатичной.

Если бы она еще не так таращила глаза и набрала парочку килограмм, то и вообще была бы очень даже миловидной девицей. Однако сходства с Борькой я в упор не видела, поэтому история про сестру продолжала казаться мне какой-то вымышленной. Борька всегда говорил, что он единственный сын в семье, а тут… Видимо, прочитав мои мысли по глазам, Пелагея скоренько изложила свой историю:

– Батя наш, гад, но не тот, что Борькин второй отец, а мой папаша, Скворцов Илья Иванович, царствие ему небесное, – тут она торопливо перекрестилась, из чего я сделала вывод, что девица она глубоко верующая. Хотя следующее ее высказывание это опровергало:

– Черт старый. Ой, так вот: он мамку Бориса бросил, когда тот только родился, ну и пустился во все тяжкие: пил, гулял, куролесил, а потом мою мамку встретил, это когда ему уже годков под сорок было. Ну, пожили они, потом я родилась, батя вроде как не хотел, но мамка уперлась и я, значит, на свет появилась.

– А имя у тебя чего такое чудное? – не удержалась я

–– Это батя постарался, вот за что ему спасибо. Хотел мамке назло, ну, что та настояла на ребенке. А вон как вышло, имя-то красивое. И модное. И фамилия ничего. А вот у тебя, ты уж не обессудь, фамилия вообще не очень, лошадиная какая-то… Сменила бы ты ее на девичью, что ли?

– Подожди, – заволновалась я, решив, что она начнет расспрашивать про мою девичью фамилию. А она у меня еще хуже – Козлова.

– Конечно, твоя любовь к классике делает тебе честь, я Чехова тоже уважаю, но давай сразу к тому месту, где ты появилась на свет. Ну, допустим, у вас с Борькой один отец. Но столько лет прошло… Как ты вообще узнала о его смерти и почему только сейчас приехала?

– Так батя помер, я же говорю, царствие ему небесное, хоть он форменный гад и злодей, но все же… Мамка к родственникам подалась жить в деревню, там огород, коза, куры и жеребчик. Я, когда школу закончила, в техникум пошла, но там учить много надо было, а у меня зрение стало падать. И гемоглобин. Ну, я немного на рынке постояла, мандарины продавала у хачика одного. Но от всей этой торговли у меня в голове сплошное помутнение. И людей дурить надо, а я этому противлюсь. Я в книжный устроилась, книжки продавать, чтобы быть ближе к прекрасному. Читала много, но, опять же, зрение, да и уволили меня. Я как-то дверь забыла закрыть, ну и свистнули книжки. Особенно за ящик Камасутры мне влетело. Ничего у людей святого…

– А потом что? – незаметно увлеклась я повествованием.

– А ничего. Квартиру я стала сдавать, какое-никакое подспорье, а сама при церкви жила. Я там в церковной лавке работала, иконы продавала, всякую божественную литературу. Кстати, святой Пантелеймон говорил…

– Ладно, Пелагея, мне сейчас немного некогда, я как раз собиралась уходить, – вспомнила я про свое намерение навестить Якова и задать ему пару вопросов. – Ты где собралась остановиться? Могу тебя отвезти.

– Я никуда не спешу, времени у меня вагон. А идти мне некуда, я же к тебе приехала. Я как раз в отпуске, – кашлянула девушка. – Меня же когда Алексей нашел, так и сказал: бери отпуск и дуй к жене брата, авось не выгонит. На могилу надобно сходить, так сказать, духовно пообщаться, тебе по хозяйству помочь. Ой, осиротели мы…

Тут она приняла робкую попытку заплакать, но я взглянула на нее волком и мигом отбила охоту к мокрым делам.

– Стоп, какой еще Алексей, в смысле отец Алексей, батюшка? А ему откуда известно про Борьку? – заволновалась я, потому что окончательно потеряла нить повествования.

– Да какой батюшка? Батюшка у нас статный, борода окладом, степенный такой, а уж как поет, – прослезилась Пелагея. – Алексей – Борькин старый приятель. Он, конечно, тоже человек хороший, стало быть, раз брат с ним дружил, так ведь? Но, конечно, без бороды и других достоинств. Да мы и знакомы-то два дня. А ты разве его не знаешь? Он же меня разыскал и всю историю рассказал: и про вас, и про убийство. Святые угодники, это же такое делается-то? Среди бела дня человека на воздух!

...
6