Цитаты из книг автора «Яна Жемойтелите»

Тут Наденька подумала, что жить не так уж и плохо, в конце концов. По крайней мере, бывает весело. Прежде ей никогда не бывало настолько весело. И что просто не надо бояться жить иначе, чем ее учили с раннего детства – уважать начальство, не прекословить… Ну кто такое это начальство? Дамочки, которые так и не смогли осуществиться нигде и ни в чем, по большому счету, поэтому и вели за собой массу необразованных художников-творцов к новому и светлому академизму-реализму. Потому что искусством надо обязательно руководить!

а Вадим еще рассказал о смерти свиньи, случившейся в прошлом году на Старой Петуховке. То есть мужик попытался зарезать свинью, да сил не рассчитал, она вывернулась и, раненая, понеслась по улице. Поймать не могли, сколько ни пытались. Тогда мужик догадался выставить к калитке ведро помоев. И вот свинья, истекая кровью, к этому ведру вернулась и принялась жадно жрать. Тут ее и прикончили. Сопун опять раскатисто рассмеялся, подытожив, что встречаются и среди людей такие личности, что им лишь бы пузо набить…

Если есть что сказать, время всегда найдется.

Наденьке казалось, что все вокруг смотрят на нее и думают, что она – неблагодарная дочь и жена. Вдобавок на Вадиме оказался свитер с огромным пятном на животе, а она дома этого не заметила.

Наконец автобус, пыхтя и ядовито пованивая бензином

Вадим даже книжку однажды принес Анны Сниткиной, «Воспоминания», дабы Наденька наконец поняла, как нужно жить с писателем. И если уж Наденька так хочет что-то написать, пусть пишет книжку «Мой муж гений».

Вдобавок Наденьке до сих пор ничего особенного написать так и не удалось. Были какие-то попытки, больше похожие на полет курицы с насеста. Ну спрыгнет курица с родного насеста, удачно приземлится и воображает себя Валентиной Гризодубовой.

И вот Наденька ехала в набитом до отказа автобусе, ухватившись за хлястик пальто Вадима, и думала над его словами о том, что если она всерьез собиралась что-то писать, так нужно прежде жизнь узнать во всех ее проявлениях, в самой ее натуре.

А что узнаешь? Наденьке пятьдесят лет уж точно никогда не стукнет. Ну тридцать, ну тридцать пять еще туда-сюда. Но пятьдесят – этого просто не может быть. Однако в ближайшей перспективе надо было решать вопрос, заходить или не заходить к маме после выставки. И Наденька решила, что пусть сперва состоится открытие, а потом можно будет решить, идти или не идти, потому что если прежде она целиком зависела от мамы, то теперь точно так же – от Вадима. И как прежде она не могла оставить маму, если той бывало без нее плохо, – а так бывало почти всегда, но ведь это ужасно – когда мама плачет или когда у нее болит сердце. И связь приходилось рвать очень больно, с кровью. И всякий раз, навещая маму, Наденька уносила с собой вину, а маме оставалась обида. Теперь же вина ее разрослась и странным образом перетекла и на Вадима. Все чаще Наденька с удивлением открывала, что Вадим – недолюбленный ребенок, который думает, что он никому не нужен, хотя это, наверное, неправда. И что если у него в детстве не было даже мячика, как он однажды пожаловался, то это вовсе не значит, что родители его не любили. Мячика не было потому, что их не было в продаже, наверное, вот и все. У нас всегда так: то одно исчезнет из магазина, то другое.

Нет, самое главное, что мама целый месяц молчала о том, что, собственно говоря, случилось. И вот ходи и думай, чем таким ей насолить успели. А когда проблема наконец прояснилась, Наденька еще подумала, что множество горьких обид – фантомны. То есть человек сам себе что-то такое насочиняет и вот ходит и дуется, а фантом тем временем разрастается, пожирая нутро.