Было дико, что он заговорил об этом. Современник Рея не поступил бы так.

– Ну что ты, – торопливо замотал головой Рей, – ты меня, кажется, путаешь с пришельцем из викторианской эпохи. Мы в наше время вытворяли такое… так что не беспокойся! Все нормально.

– Нет, не все, – неожиданно жестко произнес Ле, в упор глядя на него. – Я хочу, чтобы ты понял. Тебе пора понять нашу жизнь. И наши отношения с девочками. Джин!

– Да? – Девушка просияла на него глазами.

– Встань-ка.

Девушка послушно поднялась.

– Тебе нравится штучка от Прада, которую я тебе купил?

– О, очень!

– В ваше время тоже уже была фирма Прада, не так ли?

– Точно, – кивнул Рей, – даже фильм такой был, «Дьявол носит Прада».

– Ну продемонстрируй нам, Джин! – ласково произнес Ле. Девушка скинула легкие бретельки. Одним движением расстегнула и отбросила юбочку. Прошлась по комнате, танцуя. Рей зажмурился. Белье от Прада было почти невидимым на темных крутых ягодицах. Джин подошла к Ле, подтанцовывая. Тот одобрительно звонко хлопнул ее по круглой заднице.

– Садись, ешь.

Джин, так и не одевшись, подхватила буррито и сочно укусила.

– Сейчас я тебе объясню, дедуля. – Ле подхватил на вилку омлет. – Джин и Кео – они обе приехали из ЗР. И они точно знают, кто их папочка здесь. И если папочка не будет платить – девочкам придется ехать обратно, не так ли? Но девочки у нас умные. Дурочек мы не держим. Они умные, и поэтому будут делать то, что папочка скажет. И все будет хорошо. Вот именно поэтому, дед, никто уже давно не смотрит на сучек, выращенных в Федерации. Кому они нужны – себялюбивые уродки? Нет, если там деньги или титул – конечно. Жениться мы вынуждены. Нужно потомство из приличной семьи. А так… конечно, для меня или Рона не было бы проблемой переспать с любой девкой из Европы или Штатов. Но – плавали, знаем. Сегодня она на тебя смотрит влюбленными глазами – потому что ты герой и потому что у тебя кошелек толстый. А как только ты с ней переспишь, начинаются претензии. Отношения, обязательства какие-то. Ее надо, видишь ли, понимать, лелеять, надо влезть к ней в голову и понять без слов, чего она хочет, а если не поймешь – губки бантиком и дуться, она тебя динамит, а как только что не по ней – к адвокату. А с нашими девочками все по-другому. Они понимают, что такое жизнь и что такое мужчина, и они счастливы. Не так ли, Джин? – Он приобнял подругу за плечи, властно положил ладонь на почти обнаженную грудь.

Джин искренне улыбнулась, ее глаза заблестели – как всегда, когда она смотрела на Ле.

– Что, скажешь, у вас было не так? – поинтересовался Рон.

– Так, – кивнул Рей, – все так же.

Так же ездили европейские богатые мужчины в Таиланд – спать с маленькими туземками, и привозили индиек, таек, африканок, счастливых уже тем, что отныне будут есть досыта. Покупали украинок и полек. Чего же не воспользоваться материальным преимуществом и не уговорить бедную девушку…

– Только у нас об этом не принято было говорить вслух, – добавил Рей.

После завтрака Леон загорелся.

– Знаешь что, дедуль? К черту салон. Здесь же граница недалеко. А что, если мы и твою личную жизнь устроим? Надо уже остепениться когда-то, как считаешь? Не все только по борделям бегать.

Рей сам не знал, почему согласился. Да, раньше он был не лучше. Правда, его постоянной подругой была все-таки независимая певица Дженни. Которой он не платил.

Но он был не лучше. И все-таки сейчас у него не было ни малейшего желания заводить послушную, как собачка, красивую девочку.

Ягодицы Джин, полоска стразов между буйными полушариями, все еще волновали его – только вспомнишь, темнеет в глазах.

Но он покорился Ле. Ему всегда было интересно, как устроен мир – что это, черт возьми, за Зона Развития такая? Как у них там?

Джип шел около двух часов, иногда скользя над магнитными полосами. В древние времена полдня ехали бы по тускло-желтой техасской прерии, по пыльной дороге. Все ближе и четче была видна двухметровая Стена, ощетинившаяся вверху рядами колючей проволоки.

Девушек с собой не взяли, они радостно побежали заниматься шоппингом – это древнее женское развлечение теперь, как видно, тоже заиграло новыми красками. Ле и Рон разглагольствовали в основном о вчерашней игре. Рей заскучал.

– Но ты заметил, защитники у зеленых? Никакого драйва.

– Седьмой трусоват. На обманку пошел сознательно.

– А по-моему, глупость.

Геймеры замолчали.

– Не понимаю, – сказал Рей, – все-таки почему эта ваша игра так популярна? Ведь даже футбол в наше время… ну да, тоже очень популярен. Но не так!

– Да это несложно понять, – махнул рукой Ле, – идеальное решение второй основной потребности.

– Это какой?

– Зрелищ. Хлеба и зрелищ – это нужно было массам во все времена, гениальная формула римлян. Без зрелищ система не выдержит, нужны качественные и постоянные зрелища. У нас слишком сложные мозги, даже у самых тупых сапиенсов – их надо постоянно чем-то занимать, иначе сапиенс свихнется. А Турнир – идеальное зрелище, – пояснил Ле. Внучатый племянник был склонен к философствованию. Собственно говоря, он окончил философский факультет, как недавно с удивлением узнал Рей.

– Почему же идеальное? – спросил он.

– В ваше время было установлено, что человеку массы необходим регулярный легкий стресс – это обусловлено филогенетически… пардон, я имею в виду, память предков. Человечество живет цивилизованно совсем недавно, до этого мы десятки тысяч лет бегали по джунглям от диких зверей и сами охотились. Нам необходимы отрицательные эмоции, страх, ужас, гнев, злоба, агрессия. Но как осуществить эту потребность в условиях нормальной цивилизации? Спорт – это не то, он недостаточно кровав. Обрати внимание, даже футбол в ваше время был довольно агрессивным, футболисты то и дело переходили к рукопашной, получали повреждения. Это увеличивало зрелищность игры.

– Компьютерные игры? – предположил Рей. – В наше время было много кровавых жестоких игр, их еще пытались запретить, дескать, они развивают агрессию у подростков.

– На самом деле – помогают сублимировать агрессивность, – подхватил Ле, – но игр тоже недостаточно – человек понимает, что это происходит не в реале. Что он не живых людей крошит пачками. В том-то и дело, что нам необходимо солененькое. Чтобы кровь, кишки, и чтобы мы знали – понимаешь, знали! – что это на самом деле живые люди! Журналисты, конечно, отчасти в этом помогают. Но в наше время уже нет войн. Мы в определенном смысле достигли идеала. Все страны сотрудничают друг с другом, все хорошо, террористов… ну почти нет. Изредка бывают. Политические экстремисты все под контролем, уличных стычек не бывает.

– Как в раю живем, – добавил Рон.

– Именно! А вот турнир эту функцию выполняет идеально. Идеальная игра. Гибнут немногие, смертность обычная для любого экстремального вида спорта. А вот кровь льется почти каждый раз, переломы, травмы, ранения – геймеров-то лечат, медицина у нас прекрасная, но людям достаточно, чтобы сублимировать агрессивность. Убить кого-то или просто расквасить нос до крови – это почти одно и то же для гормонов. Это заменяет и патриотический накал – знаешь, как раньше гордились армией. Тем более что есть национальные команды, есть партийные. Чувство единения, чувство локтя. Гордость за свою нацию или партию. И в то же время можно ничем не жертвовать – посмотрел игру, купил символику своей команды и пошел домой кофе пить. Турнир нам заменил все – войны, спорт, политику.

– Не знаю, – Рей помотал головой, – ну войны, ладно, не нужны. Это хорошо, что заменил. Спорт… Ладно, турнир – тоже спорт. Но политика?.. Разве же это можно назвать демократией, когда не люди выбирают правительство, а все решает игра команд? Что-то искусственное…

– Да наоборот, это самое естественное! – фыркнул Рон. – А как в Средние века многое в политике определялось на рыцарских турнирах?

– Демократия! – саркастически провозгласил Ле. – Дед проповедует нам демократию! Уж не в том ли эта демократия заключалась, чтобы массы сходили раз в четыре года на избирательные участки и поставили крестики против имен совершенно незнакомых им кандидатов из партий, чьи программы они никогда не читали и даже не собирались! Вот уж воистину торжество народовластия! Дедуль, ты вспомни: а разве победа на выборах тогда не определялась тем, сколько бабла может выделить партия на свою рекламу?

– Ну в общем, да… Наверное, – согласился Рей.

– Причем рекламу совершенно дебильную – лицо кандидата в цветочках или с детьми на руках. Чтобы примелькалось. В лучшем случае – самые общие лозунги: мы за благо для всех! Что это за благо, скажите мне пожалуйста, и как вы собираетесь его добиться? Так ведь быдло таких вопросов не ставит. Быдло – оно только на картинки смотрит! Но если хочешь, дедуль, так тот же принцип сохраняется и сейчас – команды ведь не случайно побеждают! Побеждает та команда, которую лучше профинансировали. Только теперь у народа тоже есть возможность финансировать команды снизу. Вот собрали бы народную команду и профинансировали сами! Так нет же. Платят тем партийным, которые есть. А от денег в Турнире зависит все! Большинство геймеров продаются и покупаются – это я с фамильными деньгами могу себе позволить выбирать, а вообще мораль геймера – идти туда, где платят больше. Лучшие команды – это те, что скупили лучших игроков. Проапгрейдили их, снарядили, дали лучшую технику. Та же система с демократией, что и раньше – поддерживай свою команду, и она придет к власти! Даже лучше на самом деле. И заодно агрессивность сливать можно.

– А что, террористов у вас в самом деле нет? – Рей вспомнил вдруг «коммунистических террористов из Венесуэлы». – А из этой… Колд-зоны? Я видел в новостях…

– Ну да, вроде бывают. Да у нас же новости, знаешь, какие – все их как сказку воспринимают давно. Не знаю, – признался Леон, – вроде бы и бывают какие-то нападения из колд зоны. А в ЗР у нас все теперь по-другому, там национальные государства тоже есть, но они все под контролем. Никакого терроризма. Да сам увидишь сейчас и поймешь, что из них террористы – никакие уже.

С американской стороны у Стены было безлюдно. Они подъехали к высокой проволочной ограде, меж нею и Стеной оставалась пустая зона в ширину метров тридцать. Подъехали к высокому автомату с окошком. Ле просунул в окошко запястье.

– Мой чип, – пояснил он, – я привилегированный гражданин, так что могу провезти вас без проверки. Впрочем, в ту сторону проверка несерьезная – больше для статистики.

– А если так проехать? – поинтересовался Рей. Машина тронулась. Ле указал на темные небольшие отверстия, разбросанные по стене.

– Автоматические стрелковые установки. Впрочем, они настроены на движение с той стороны. Если кто через КПП прорвется или через стену. Этого почти не бывает, но если – то здесь на полосе и остаются.

– Ничего себе, – пробормотал Рей.

– Можно подумать, в ваше время на мексиканской границе не стреляли! – буркнул Ле. – Мы же должны защищать себя от всякого сброда!

У самой стены миновали следующий КПП. Проехали короткий туннель, за ним новый пропускной пункт, на сей раз уже с хорошо вооруженными солдатами в бронекостюмах, с щитками на лицах. Джип проехал беспрепятственно, и тут Рей увидел Очередь.

В основном здесь стояли чиканос, мексиканцы. Но были и чернокожие, и редкие представители белой расы. Очередь тянулась от дороги куда-то в поля и терялась вдали. Вдоль шоссе – разбитого и очень старого – там и сям бугрилась авторухлядь, Рей узнал даже какие-то знакомые очертания, до того старинными были эти автомобили, грузовички, бусики. Джип медленно ехал мимо них.

Так медленно, что Рей мог разглядеть местных жителей, стоящих в очереди на КПП, – очевидно, им каким-то образом удалось заполучить визу на проезд в Федерацию. Вид этих людей поразил его.

Такого он не видел даже в своем прошлом. По правде сказать, Рей и тогда не бывал, скажем, в районах Африки, пораженных засухой и голодом. Или там, где шли войны. Возможно, там он мог бы увидеть что-то подобное.

Там, куда он ездил туристом, люди – пусть нищие – были все-таки жизнерадостными и здоровыми на вид, носили национальные одежды или бегали чуть не голышом, у них кипела какая-то бурная жизнь, недоступная и непонятная европейцу.

Эти же выглядели в первую очередь больными.

Их одежда была обычной, только очень старой и заношенной. Лохмотья, иногда тщательно заплатанные и выстиранные – но лохмотья. Среди них не было толстяков, хотя мексиканцы от природы должны быть довольно полными. Зато были женщины и дети, до того исхудавшие, что лица напоминали птичьи, а нос и скулы выделялись как клюв. Они все были слишком тихими, слишком пассивными – сидели и молча ждали своей участи, даже дети не играли. Если бы их всех одеть в полосатое, подумал вдруг Рей, можно прямо сейчас снимать фильм про Гитлера и евреев в Аушвице.

– Жуть какая, – произнес он.

– Плодятся, как кролики, – фыркнул Ле, – не могут жить по-человечески сами, все к нам прутся. Федерация уже не знает, что с ними делать. Хоть дустом трави…

В самом деле, здесь было очень много народу. Очередь вроде бы кончилась, но повсюду, до самого Вако, то и дело попадались на дороге люди; мелькали скопища убогих хижин, на обочине играли совершенно голые ребятишки, кто-то копошился на скудных маисовых полях.

– Я думал, уже все производится на этих… фабриках еды, – произнес Рей, с любопытством разглядывая крестьян.

– Не в ЗР, – лаконично ответил Рон.

– Это для их собственного потребления, – добавил Ле. – Некоторые концерны здесь, кажется, Юнайтед Фрут, скупили патенты, земли и растят по-старому. В итоге эта еда стоит дороже, а пищевых фабрик здесь нет. Получается выгоднее, чем в ЗР кормить их нормальными фабричными продуктами. Ввоз дешевой фабричной еды сюда запрещен, там какие-то рыночные ограничения, их лобби пищевиков продавило. Да еще отсюда к нам везут био… Ну ты же знаешь, дебильные экологи. Им нужно все натуральное, не с конвейера, чтобы в земле выращено. Понятно, этот маис куда вреднее фабричного – тут пестициды, гербициды, генные модификации – но им по барабану. Главное, чтобы из земли.

– А в наше время экологи боролись за то, чтобы не было генных модификаций, – вспомнил Рей. Геймеры рассмеялись.

– Против паровозов они не боролись? – поинтересовался Рон.

В Вако они разделились. Рон с Ле отправились куда-то развлекаться – тут были такие штучки, как намекнул Ле, которые в Федерации запрещены законом. Рея же отправили гулять по городу в одиночестве.

Если бы это напоминало город! В прежней жизни Рей не бывал здесь, и однако не мог представить, что в могущественной Америке может быть такое.

Вероятно, старый город был разрушен какой-нибудь чистой бомбой. Или недалеким взрывом – правда, куполов поблизости было не видно, но Ле пояснил, что в Зоне Развития вообще мало ставили куполов. Это проблема местного правительства, не так ли? Почему Федерация должна заниматься благотворительностью, ты представляешь, сколько стоит купол? Впрочем, счетчик Гейгера, встроенный в комм, помалкивал, в Вако радиация была в пределах нормы.

Рей не видел домов выше, чем в два этажа. И те были редкостью. Никакого сити, никаких высотных домов не просматривалось. Правда, вдали виднелись еще какие-то суровые ограды, и вот над ними уже высились здания. Про это уже объяснил Ле: в городе живут и более или менее приличные люди. Ну, например, есть отель для приезжающих менеджеров, есть и местные бизнесмены, есть священники. Адвокаты, налоговые консультанты, врачи, учителя. Построить нормальное жилье среди быдла невозможно – разнесут в первую же ночь. Поэтому кварталы с управленческим персоналом здесь обносят оградами и тщательно охраняют. Благо эти кварталы небольшие – скопив здесь денег, каждый может подать заявку и через несколько лет переселиться в Федерацию.

Но, видимо, скопить деньги здесь было крайне сложно.

До самого горизонта тянулись лачуги. Рей видел домики из картонных коробок, из листов фанеры, обитые пенопластом, но чаще всего – разнокалиберные, собранные, как пазл, из чего придется. Иногда попадались и каменные дома, но очень давно не ремонтированные, без окон, иногда с проломленной крышей. Весь широкий центральный проспект, с асфальтом, положенным, кажется, еще до войны, представлял собой гигантский рынок.

Торговали чем придется. Никаких чипов – в ходу были бумажные и медные деньги, Ле тоже выдал Рею несколько долларов, но пока неясно было, на что их потратить.

Продавали старье, всякую «почти новую» одежду. Продавали подсвечники, игрушки, коврики, мебель, поросят, картины в подрамниках, кирпичи, флаконы с шампунем, свечи, сбрую, лампы, шурупы, инструменты, части автомобилей и сами невообразимо старые рыдваны, бумажные книги, старинную технику (Рей с изумлением узнал айфон не то пятого, не то шестого поколения), кукол, посуду, там и сям красовались полуобнаженные девушки и совсем маленькие девочки, продающие, видимо, себя самих. Или же их продавал какой-нибудь сутенер. Девки были до того грязны и неухоженны, что Рей в страшном сне не мог бы представить переспать с ними. Но здешняя торговля и не была рассчитана на туристов из Федерации. Туристам в этом городе делать нечего.

Гигантский блошиный рынок. Изможденные лица, торчащие ребра, грязь, насекомые. Рей подумал, что неплохо было бы перекусить – но чем? Не покупать же, например, вот эти сомнительные лепешки – какими руками их делали?

В штанину вдруг клещом кто-то вцепился. Рей посмотрел вниз – маленький мексиканец.

– Дя-дя! – заныл он. – Дай десять центов! Дай десять центов, я тебе таких девочек покажу…

Хотелось дать ребенку доллар, но Рей знал по прежнему опыту, что делать этого ни в коем случае нельзя – тут же налетит толпа. Поэтому он просто брезгливо стряхнул мексиканца со штанины и ускорил шаг. Мальчик бежал за ним некоторое время, потом отстал.

Рей вышел на площадь – здесь собралась небольшая толпа. Кого-то били. Несколько мужчин покрепче молотили кого-то, лежащего на земле – пинали ногами, тыкали палками, хлестали железными цепями. Под ударами корчилось что-то страшное, кровавое, и тихо, но слышно хрипело. «Забьют же насмерть», – подумал Рей и поспешно отвернулся. Юркнул в переулок. Полиции здесь нет совсем, что ли? Он огляделся. Неподалеку стояла приличная на вид женщина с ребенком, сидящим в перевязке. Рей подошел к мексиканке, сунул ей в руку доллар.

– Скажи, чика, как здесь полицию вызвать?

– Чего? – спросила женщина с сильным акцентом. Рей попытался вызвать в памяти школьные знания испанского и не смог.

– Полиция! Ну охрана какая-нибудь!

– А… да тут и нет такого.

– А кто же у вас порядок поддерживает? Закон? – удивился Рей. – А если кого-то убьют?

– На заводе, там есть охрана. А здесь никто не поддерживает. Здесь, в районе, Наригудо поддерживает.

– Это бандиты, что ли?

– Да, – равнодушно ответила женщина, – это их район. А там, за заводом, – Босого район.

Ребенок захныкал, завозился, женщина затрясла телом, пытаясь его укачать. Медленно пошла прочь от Рея. Он огляделся. Спасти избиваемого, как видно, не получится – полиции здесь нет. Оружия у него тоже нет, а вот у этого Наригудо-Носатого и его парней какое-нибудь оружие наверняка имеется. Получается, управы на них нет никакой. Рей вышел за хижину и увидел голого ребенка лет трех с круглым животом, торчащими ребрами и особым бессмысленным и тяжелым взглядом темных глаз, больших, как у героя древних аниме. Ребенок сидел на земле, поджав рахитичные ножки, и раскачивался из стороны в сторону.

Черт возьми, лучше бы он пошел с Ле и Роном! Чем здесь вообще заняться? У местных нет абсолютно ничего интересного, они только попрошайничают и продают всякую ерунду. Тупые, грязные… Завод, она сказала. Рей огляделся и увидел вдали бетонную стену – не такую высокую, конечно, как на границе, но все-таки стену. Видимо, это и есть завод. Или местная тюрьма. Хотя если нет полиции, то какие тюрьмы?

Если завод, то что здесь вообще можно производить – и зачем? Разве давно уже все не автоматизировано? Рей припомнил какие-то теории – что, дескать, когда все автоматизируют, то большая часть людей станет не нужна, вот на то и похоже: все эти чиканос абсолютно никому не нужны. Жаль их, конечно, бедняг. Но не пускать же их в Федерацию всех – столько нахлебников…