Сеймур, ты? – надменно уточнила темнота голосом аристократеныша, и я не утерпела, поведала замогильным шёпотом:
– Нет, это миссис Освальд пришла лишить тебя самого дорогого!
– Самое дорогое из меня уже Шарге выдернул, – хмыкнул Феррерс, не убоявшись перспективы домогательств со стороны миссис Освальд, дамы в возрасте и необъятных размеров.
– Здорово досталось? – деловито уточнила я, чтобы он не подумал, что я его жалею.
Еще чего! Ему тут и без меня, небось, коллектив жалельщиков хороводы водил.
Эдвард не ответил, судя по движению, потянулся куда-то, и в следующую минуту слабый огонек ночника осветил мою борьбу с одеялом.
Ну, вот! Эта сволочь его под себя подоткнула! Гневно выдернув одеяло, я, наконец, опустилась на кровать рядом с Феррерсом. И впилась поцелуем в не ожидавший такого коварства рот.
Зря он ночник включил. Больничная ночная рубашка мне не слишком к лицу.
Я прижалась к нему всем телом, и Феррерс откликнулся быстро, он всегда быстро откликался. Я с наслаждением выгнулась навстречу рукам, забравшимся мне под рубашку, и сладко потерлась о живое, горячее, отзывчивое тело, закусив губы, чтобы не заскулить – до того это было хорошо.
Я снова впилась в него поцелуем, запуская руки под футболку, гладя плоскую грудь, лаская, чуть царапая выпирающие ребра, трогая подрагивающий от прикосновений живот… Когда я запустила пальцы под резинку пижамных штанов, Феррерс нетерпеливо дернулся, и я мстительно замерла. А потом осторожно провела пальцами вдоль горячего твердого члена, от головки к корню, с ликующим восторгом чувствуя, какой он напряженный. Гладкий. Бархатистый…
Прерывисто выдохнув, я сжала его плоть, и Феррерс судорожно дернулся в кольце моих пальцев. И все это время мы целовались, целовались, как сумасшедшие, и моя свободная рука сжимала короткие волосы у него на затылке, его язык у меня во рту двигался, скользил, по-хозяйски входя и выходя, а руки собственнически тискали охотно подставляемую грудь.
Я сдалась первой – отстранилась, задрала подол рубашки, и стянула с себя больничное рубище, с наслаждением отбросив его куда подальше. И неожиданно смутилась, поймав жадный, голодный взгляд Эдварда.
Но не дала опрокинуть себя на спину, а подце