Цитаты из книг автора «Яна Ясная»

– Мистер Ароу, – голос мой звучал сухо и отстраненно. – В мой кабинет, на два слова. Старый друг, оторвался от задумчивого созерцания задницы Кейт Сеймур, вызвав новый прилив злости и, не подозревая о том, что находится на волоске от опасности, спокойно последовал за мной. А когда дверь кабинета захлопнулась, отсекая нас со Стэном от коридора, как ни в чем ни бывало заговорил: – Так, с расписанием на завтра секретарь все утрясла, пресс-служба просила учесть, что вечером будет еще одна пресс-конференция, а до того – никаких интервью, нашу машину пока отдали экспертам, так что домой через переход, – бодро отрапортовал товарищ, пока я буравил его взглядом – Что еще? Может, хочешь я сегодня у тебя переночую? Не то, чтобы я опасался за твою непробиваемую шкуру, но даже всезнайка Сеймур наверняка еще не закончила щиты, так что оно, может, и понадежнее будет, если… – Это что я такое сейчас видел? – перебил я, не выдержав упоминания набившего оскомину имени. – Где? – В коридоре. С Сеймур. – А! Ты видел?! Совсем страх потеряла! Чуть не удавила меня, стерва! Так. Уже лучше. Возмущение приятеля очевидно было искренним, а сцена сразу сделалась неоднозначной, что не отменяло узких пальцев на черных лацканах пиджака и недопустимой близости. Поэтому я ласково уточнил: – Не удавила? – Нет… – Ароу дураком тоже не был, и взгляд его сделался настороженным. – А я удавлю! – Феррерс, так ты ж сам!.. – Вот именно. Я – сам. А тебя – удавлю. Во взгляде старого друга Стэнли Ароу прорезался чистый и незамутненный детский интерес: – Так вы что?.. Да иди ты! Серьезно? Я уже почти жалел и о своем порыве, и о вспышке, и о том, что Стэн стоял сейчас и смотрел на меня, определенно ожидая таинственных и крайне любопытных подробностей. А потому, опустившись в кресло с традиционным для этого кабинета видом Крайне Занятого Человека, сухо произнес:

А я мог думать только о том, как она пришла ко мне в палату – такая доверчиво открытая. Впервые сама пришла ко мне – и осталась. И, черт побери, за это мне хотелось кого-нибудь убить. За то, что отняли у меня – мое.

– Эдва-ард, – почти простонала я, умоляя чуть-чуть притормозить и с трудом удерживая нити почти развернувшегося каркаса. Зря. Надо было молчать. Феррерс почти зарычал. Тонкая ткань блузки с треском разошлась в стороны, пуговицы горохом сыпанули во все стороны. Он обнажил мое плечо и принялся исступленно его целовать, порождая ворох мурашек по всей спине и невыносимый зуд между ног. Ладонь снова легла на грудь, а другая задрала юбку, проникла под белое кружево, и пальцы безошибочно отыскали то место, где зудело больше всего. Беззвучно хватая ртом воздух, я откинула голову на жесткое плечо и впилась ногтями в ладони, словно пытаясь хоть немного вернуть себя к реальности и удержать заклинание. Сознание раздвоилось. Одна его часть продолжала упрямо вливать силу в звенящие струны каркаса, который уже почти сомкнулся над нашими головами, а другая… другая проваливалась в бездну порочного наслаждения. Если бы я не опиралась спиной на мужскую грудь, я бы, наверное, рухнула на колени. Язык и губы выписывали узоры на коже, пальцы скользили по влажным складкам, игрались с почти болезненно чувствительным клитором, проникали внутрь. Мне хотелось плакать от невыносимого желания повернуться, поцеловать, вцепиться пальцами в жесткие мышцы, ощутить внутри не пальцы, а твердый, горячий член. Но когда, наконец, заклинание было завершено, я обмякла, лишенная сил, выжатая, не столько от того, что действительно поистратилась, сколько от напряжения. Сумела, не уронила. Шевельнувшиеся внутри пальцы резко прибавили мне энергии. Я коротко, шумно вдохнула, а в следующее мгновение закинула освободившуюся руку Феррерсу за шею, снова впустую мазнув по пушистому ежику, и повернула голову, ловя поцелуй. Контрастно неторопливый, глубокий, вдумчивый. И то верно. Куда теперь торопиться? Пальцы огладили напоследок набухшие складки и медленно выскользнули. Я не возражала – поигрались и хватит. Почти не разрывая поцелуй, я повернулась, расстегнула пуговицы рубашки, с чувством прошлась ладонями по напряженному животу, по груди, прижалась к ней своей, полуобнаженной, и продолжила его раздевать. Плечи, рукава с золотыми запонками, пряжка ремня, пуговица, молния. Феррерс параллельно проделывал то же самое со мной, и мы как-то удивительно друг другу не мешали. Когда на мне остались только чулки, а на Эдварде вообще ничего, я оторвалась от его губ. Поцеловала жесткую линию подбородка, кадык на запрокинутой шее, ключицу. Лизнула темный твер

Голова кружилась, сердце колотилось, как не моё. Ноги дрожали внутренней мелкой дрожью, отступившая еще вчера днем слабость радостно вернулась, в теле тряслась каждая жилка. – Чтоб я еще раз тебя спасать полезла… Вляпаешься – подыхай, понял, Феррерс? – я со стоном опустилась на дрожащие руки, прижавшись к его груди своей. Я же до своей палаты не дойду! Собравшись с силами, я скатилась с парня и попыталась встать с кровати. Вместо того, чтобы мне это позволить, не говоря уже о том, чтобы помочь, Феррерс ухватил меня поперек живота и притянул обратно, подмяв под себя. – Э, нет, второго раунда я не переживу! – Я протестующе замотала головой. Я и первый-то с трудом пережила! – Да ладно, ты же все равно до своей палаты не дойдешь! – отмахнулся Феррерс, по-хозяйски оглаживая мое бедро и подтягивая меня так, чтобы мои ягодицы прижимались в стратегическом месте.

Сеймур, ты? – надменно уточнила темнота голосом аристократеныша, и я не утерпела, поведала замогильным шёпотом: – Нет, это миссис Освальд пришла лишить тебя самого дорогого! – Самое дорогое из меня уже Шарге выдернул, – хмыкнул Феррерс, не убоявшись перспективы домогательств со стороны миссис Освальд, дамы в возрасте и необъятных размеров. – Здорово досталось? – деловито уточнила я, чтобы он не подумал, что я его жалею. Еще чего! Ему тут и без меня, небось, коллектив жалельщиков хороводы водил. Эдвард не ответил, судя по движению, потянулся куда-то, и в следующую минуту слабый огонек ночника осветил мою борьбу с одеялом. Ну, вот! Эта сволочь его под себя подоткнула! Гневно выдернув одеяло, я, наконец, опустилась на кровать рядом с Феррерсом. И впилась поцелуем в не ожидавший такого коварства рот. Зря он ночник включил. Больничная ночная рубашка мне не слишком к лицу. Я прижалась к нему всем телом, и Феррерс откликнулся быстро, он всегда быстро откликался. Я с наслаждением выгнулась навстречу рукам, забравшимся мне под рубашку, и сладко потерлась о живое, горячее, отзывчивое тело, закусив губы, чтобы не заскулить – до того это было хорошо. Я снова впилась в него поцелуем, запуская руки под футболку, гладя плоскую грудь, лаская, чуть царапая выпирающие ребра, трогая подрагивающий от прикосновений живот… Когда я запустила пальцы под резинку пижамных штанов, Феррерс нетерпеливо дернулся, и я мстительно замерла. А потом осторожно провела пальцами вдоль горячего твердого члена, от головки к корню, с ликующим восторгом чувствуя, какой он напряженный. Гладкий. Бархатистый… Прерывисто выдохнув, я сжала его плоть, и Феррерс судорожно дернулся в кольце моих пальцев. И все это время мы целовались, целовались, как сумасшедшие, и моя свободная рука сжимала короткие волосы у него на затылке, его язык у меня во рту двигался, скользил, по-хозяйски входя и выходя, а руки собственнически тискали охотно подставляемую грудь. Я сдалась первой – отстранилась, задрала подол рубашки, и стянула с себя больничное рубище, с наслаждением отбросив его куда подальше. И неожиданно смутилась, поймав жадный, голодный взгляд Эдварда. Но не дала опрокинуть себя на спину, а подце

Та-а-ак. Так. Проклятье, пожалуй, исключу. Красная пелена, заволокшая глаза при мысли, что эта овца умудрилась схватить проклятье от кого-то другого, медленно таяла. Новая злость, наползавшая волной, была уже по иному поводу. Раскоординированные движения, глупые смешки… В висках застучали крохотные молотки. – Что ты пила? Злой рык отразился от стен кабинета, я сам не понял, как оказался возле нее и когда успел впиться пальцами ей в подбородок, запрокидывая голову Сеймур так, чтобы видеть ее глаза. Она замотала головой, пытаясь освободиться и фыркая, как возмущенный котенок. Молоточки в висках забились сильней. – Между прочим! Мой день рождения, что хотела – то и пила! И кстати, ты задолжал мне кое-что, Феррерс! – Что?.. – из последних сил удерживаясь, чтобы не оторвать ей голову на месте, медленно и страшно протянул я, давая этой дуре шанс передумать. – Подарок! – нагло выдохнула она и помотала у меня перед носом какой-то дурацкой голубой лентой. Я бы свернул ей шею. Предки свидетелями – я за этим и шел. Вот только сам не понял, как оказался стоящим у стены голышом и с эрекцией, давясь попеременно матом и смехом, наблюдая за стоящей на коленях Сеймур, пытающейся повязать бант мне на… … на эрекцию, твою мать!!! Дело не ладилось – с моторикой у пьяненькой Кейт приключилась та же беда, что и с координацией, лента выворачивалась, как живая, соскальзывала, узел выходил то тугим, то слабым, то расползался… Кейт то хихикала, то обижено сопела, и радужные пузыри поднимались цепочкой мимо моего бедра, невесомо касавшись живота, лопались с едва ощутимыми брызгами. Мне уже не было смешно. Сердце колотилось в пересохшей глотке, кровь пульсировала в ушах. Русая голова, склонившаяся к моему паху. Прикосновения неловких пальцев. Дыхание, касающееся то паха, то бедра, то живота… Помогите мне, предки! Лента снова соскользнула с члена, как изворотливая змея, и Сеймур с обиженным фырканьем

Внезапно мы с Китти снова остались без собеседников, лишь под прицелом любопытных взглядов, и моя свежеиспеченная невеста поинтересовалась задумчиво, глядя в спину удаляющимся родителям: – Объясни мне, ради всего святого, почему все так пялятся на эту чертову подвеску? У вас что, и по украшениям дресс-код? Носи бриллианты или будешь покрыт позором? – Да нет, – хмыкнул я. – Просто это родовая ценность Феррерсов, и они ее давно не видели. Соскучились! В обратившемся на меня сером взгляде плескалось неразбавленное изумление. – Ты подарил мне на восемнадцатилетие родовую ценность Феррерсов?! – Ну, извини, мне было лень шарахаться ради тебя по магазинам! А она лежала никому не нужная… Меня разбирал смех. Тогда я и сам не понимал еще, что мной двигало. Но уж точно не лень. – Я тебя ненавижу, – устало заявила Сеймур и, выхватив у проходящего мимо официанта бокал с шампанским, жадно к нему припала. – На здоровье, – кивнул я. – Только делай это с достоинством, как подобает моей невесте! – Кажется, еще немного и я переметнусь в лагерь Феррерсов-старших, – пробормотала Кейт себе под нос. – Вместе мы обязательно придумаем, как от меня отделаться! Я ухмыльнулся и притянул Китти за талию к себе, не обращая внимания на взгляды окружающих. – И не мечтай! Мы возвращались домой под утро. Немного пьяные, уставшие и совершенно счастливые. Победа в этом сражении безоговорочно была за нами, и пусть выигранная битва – еще не выигранная война, теперь я знал точно, что моя жен

Дело сделано. Предок отступил, растворяясь в сонме голосов, в родовом наследии.

В ж… ему эту компенсацию засуньте, когда поймаете!».

Установив четыре толстые ритуальн