Цитаты из книги «Живые люди»

была вся – нападение. Ей не было нужды подбирать слова, улыбаться или кричать; она просто давила, вооруженная своим спокойствием, своим одиночеством, своей заботой о детях. Нескольких негромких слов ей было достаточно, чтобы превратить Сережу в виноватого ребенка, и всё, что я любила в нем, слетало с него, как плохо при-гнанный костюм; мне совсем не нравился этот незнакомый Сережа, – возможно, потому еще, что я и сама могла бы увидеть его таким, если бы прищурилась. В этом их ежедневном будничном взаимодействии не было близости; они говорили о рутинных вещах, о рыбе, о теплой детской одежде, она приказывала – он без удовольствия повиновался, но всё чаще я чувствовала, как смыкается вокруг них почти осязаемая, гладкая, непроницаемая снаружи стена их десятилетнего супружества, сквозь которую мне было не пробиться, даже если бы я старалась это сделать.

не могу до нее дотянуться, как будто у меня не осталось рук, совсем.

уже не осталось никого, кто мог бы горевать о нем сильнее, чем мы.

осталось слишком мало, чтобы мы могли позволить себе роскошь молчаливого присутствия.

Больше она не выходила. В конце недели соседка стучалась к ней и кричала: «Ирочка! Ириша! Вы как там?» – но она даже не смогла себя заставить подойти к двери и объяснить, почему больше не может выйти наружу. Просто не может снова идти туда, а потом возвращаться, принося на себе невидимую липкую заразу, от которой нельзя избавиться и нельзя спастись.

по наивному, детскому, но от этого не менее бесспорному закону любое произнесенное слово способно легко разрушить хрупкую, непрочную конструкцию еще не случившейся реальнос

не заметила, как на самом деле стала тем, кем собиралась только притвориться, – беззубым, бессильным, бесполезным существом,

широкие, полные яда улыбки и едкие слова, произносимые дурашливо и невсерьез, слова, застревавшие у меня внутри колючками, не дававшими спать по ночам. Всё, что она говорила, было неслучайно, и адресовано точно в цель, и для того чтобы парировать, потребовалось бы такое же, как у этой женщины, хищное и острое чутье, позволявшее ей безошибочно определять тонкую невидимую грань между оскорблением и шуткой.

давно забытой созидательностью простых и честных мышечных усилий, направленных не на безрадостное выживание, а на другое – новое, осязаемое

Чтобы поймать в фокус ту, вторую, группу, мне всякий раз нужно метнуться взглядом, сдвинуть кадр, и несколько панических секунд я боюсь, что потеряла их, что пропущу какое-нибудь важное движение, как будто от меня зависит что-то, как будто, пока я смотрю – пристально, не отводя глаз, – ничего плохого не может случиться.