Цитаты из книг автора «Яна Вагнер»

Неправы те, кто надеется на лечебные свойства сна. Сон не лечит, он всего лишь дает передышку, позволяет нажать на паузу. Заморозить кадр, отложить решение. На время перестать чувствовать. У страдающего, измученного сознания всегда есть последнее укрытие, крошечная, пускай и временная, лазейка; обессилевший мозг хватается за возможность сна, как утопающий за соломинку. Как и необходимость дышать, пить и принимать пищу, нужность сна очевидна всем сторонам. Охотникам и жертвам. Защитникам и нападающим. Казакам и разбойникам. Сон – универсальный повод для перемирия. Однако слишком на него рассчитывать не стоит. Его обезболивающие возможности ограничены. Как и всякая анестезия, он не ослабляет страдания, а всего лишь откладывает их до пробуждения.

Острое режущее чувство потери, которое мы привезли с собой на остров, но не дали ему выхода, и которое поэтому должно было остаться нетронутым и свежим, за время долгой безрадостной зимы слежалось и прогоркло, ушло внутрь, как уходят, скручиваясь, разорванные сухожилия – слишком глубоко; и чтобы вытащить его на поверхность, пришлось бы рассечь заторможенные отупевшие ткани до самой кости, задевая и раскурочивая мышцы. Мы оказались калеками с неправильно сросшимися костями; калеками, готовыми хромать вечно, только бы не ломать их заново.

Если хочешь сделать так, чтобы тебе поверили, выбора нет. Свою историю придется рассказывать без трусов.

Сонина спальня пуста. Соня лежит на дне неглубокой скалистой террасы в двухстах метрах от Отеля, мертвая, с двумя дырками от лыжной палки: в левом легком и в низу живота.

Когда не знаешь, что делать дальше, делай, что должно, и будь что будет.

Сколько волнений подряд может вынести человек, сколько раз у него ёкнет сердце и собьется дыхание прежде, чем все, происходящее вокруг него, не превратится в бессмысленную нереальную декорацию?

Страдания тела уничтожают человеческую душу; это известно всякому, кто хотя бы раз в жизни испытал невыносимую боль. Пока боль длится, она забирает себе все сознание без остатка, не оставляя места для любви, сожалений или стыда. Лишает свободы. Боль проста и навязывает простоту, грубо делит время на базовые фрагменты, всего на два: пока она есть и пока ее нет.

В любой, даже самой пустячной ссоре (знает Маша) возможна точка невозврата. Непредсказуемый перелом. Момент, когда дело уже не в предмете спора и не в том, с чего началось и зачем было затеяно; не в том, кто прав.

У каждого, кого хотя бы раз в жизни били всерьез, есть выбор: дорасти до нужных размеров и тоже начать драться или ужаснуться и запретить себе ярость совсем. Отменить ее, как диабетики отменяют сахар. Как наркоманы – героин. И первое, и второе решение можно объяснить, важно другое: вне зависимости от того, какой выбор сделан, ярость никуда не уходит. Застревает в жертве молекулой, как ДНК насильника, крошечной клеткой, которая не смывается. И со временем непременно прорастает в тканях, пускает корни.

Недетская, неправедная Лорина красота оглушает, как пароходный гудок. Как пожарный ревун. Она не радует, не внушает нежности; просто вышибает дух, грубо выкачивает из легких кислород. Возмущает и жжется. Не заметить ее невозможно так же, как и пытаться использовать.