Разобравшись в традициях и обычаях дома Элли, Паша решил не вмешиваться в жизнь мажоров. Кто он этим детям? Правильно, Эллина игрушка. И ему самому нет дела до воспитания мажоров, ему просто нужна пауза в пару недель, чтобы принять решение.
Но однажды Седов понял, что нейтралитет сохранить не удастся – он просто не может позволить этим детям разлагаться и дальше.
Случилось это утром. Не ранним утром, когда дом спал, а в то время, когда утро уже плавно растворялось в дневном солнце. Паша и Элли вернулись домой после завтрака в городе. Элли ушла в мастерскую рисовать небеса, Седов же вышел к бассейну, привлеченный неожиданными звуками – страстными стонами. На одном из шезлонгов копошились двое: парень и девушка. Они были голые, целовались.
Паша подскочил к парочке, подхватил с кафеля их тряпки и швырнул в них. Парень поднял голову, девушка обернулась. Это были Гаврил и Оксана.
– Оденьтесь! – приказал им Седов строго и отвернулся.
Они попытались дерзить, но он не стал слушать, а ушел в дом. Выпил у бара глоток коньяка, глянул сквозь стеклянные стены во двор – дети оделись, они были уже не одни. К бассейну вышли полные неги сестры, разлеглись в эротических позах на лежаках, о чем-то защебетали.
Глотнув еще коньячку, Седов решил, что попытка инцеста была вызовом. Пара из Оксаны и Гаврила была странная: взрослая строгая девушка и мальчишка с бушующими гормонами. Свести их могла только скука, желание подразнить старших: а как вам это?
Со скукой следовало бороться.
После обеда Седов пригласил мажоров к бассейну.
– Я заметил, что у нас тут есть две команды – мальчишки и девчонки. Вы все не можете решить, кто из вас круче, а между тем есть метод выяснить это без потасовок и ругани. Предлагаю дуэль.
Гаврил вылупил на него глаза:
– Это чего?
– Объясняю. Дуэль двадцать первого века – это вам не драка до смертоубийства, это поединок воли. Вы станете соревноваться, а тот, кто заупрямится, начнет игнорировать свою команду и выпендриваться, будет признан проигравшим и покроет позором свой пол.
– Облюет полы, – подыскал аналогию Захар.
Мажоры рассмеялись, но Паша упрямо продолжил:
– Для начала пойдем в лес и проведем турнир по волейболу.
Все растерянно переглянулись.
– А мне идея нравится, – заявила Наташка. – Представляю, как заплачет Захарка: «Ой, я больше не могу, у меня ножки трясутся!»
– Ты первая заноешь! – бросил ей Захар. – Пошли собираться, парни! Сейчас они у нас попрыгают!
После обеда Паша, собрав молодежь под свои воображаемые хоругви, вывел их в лес, на ближайшую полянку. В волейболе победили мальчишки.
На следующий день Пашка придумал поставить спектакль, что больше понравилось девочкам. Они выбрали «Ромео и Джульетту», долго ссорились, деля роли. Парни же никак не хотели принимать в «этой фигне» участие. Сошлись на том, что Элли найдет для них тренера по фехтованию и они разыграют бои, без реплик. Потихоньку и члены братства увлеклись спектаклем, но главную роль ни Захар, ни Гаврил брать не хотели. Тогда на роль Ромео пригласили охранника Илью. Знал бы Паша, что случится чуть погодя, он бы заменил трагедию на комедию.
После спектакля, утомившись, Седов решил занять детей чем-нибудь попроще, причем таким делом, в котором сам пионервожатый мог бы не принимать активного участия.
Лучшей идеей в этом формате оказались сетевые компьютерные игры. У каждого мажора в доме и даже у гостей были собственные ноутбуки, нетбуки и планшеты. Дети почти не пользовались своими техническими возможностями, разве что сидели в социальных сетях или смотрели ролики на YouTube. Седов ввязал их поголовно в масштабную онлайн-игру в жанре фэнтези.
Как и обычно, на первоначальном этапе дети весьма лениво отнеслись к идее рыжего гостя Элли, но постепенно втянулись в его затею. Придумали себе персонажей, миссии, вникли в графику, ввязались в пару боев – и понеслось!
Не сказать, что Павел Петрович считал, что сделал особо полезное дело, организовывая развлечения для мажоров, но уровень молодой агрессии в доме снизился. Элли посмеивалась над ним, называя его пионервожатым и усатым нянем.
… Однажды днем Паша вошел в мастерскую Элли. Она говорила по телефону, стоя у мольберта и лениво касаясь кистью полотна. Паша подошел ближе. На картине он увидел предгрозовое небо с сизыми облаками, а Элли то там, то здесь ляпала желтые пятна.
– Нет, он не приехал… – говорила она в трубку, не отводя взгляда от своего творения. – Нет, не звонил. Не встречали, говорю же тебе!
На полотне появилось еще несколько ляпов, и Паша увидел тот эффект, к которому стремилась художница: небо, изнутри подсвеченное солнечным лучом, вдруг обрело глубину. Предгрозовые тучи и луч солнца – это было тревожно.
Элли завершила разговор, оглянулась на Пашку.
– Выпьем?
Он хотел сказать ей, что потрясен, но передумал, заметив на лице подруги озабоченное выражение.
– Что-то случилось?
– Муж приезжает.
– Мне надо убираться?
– Обычно такие меры не требуются.
Она положила кисть на мольберт, прошла к столику, налила в бокалы вина. Паша присоединился к ней, взял свое вино, плюхнулся на диванчик.
– Обычно он в Курортный даже не приезжает, ему тут делать нечего. Дети сами едут к нему в Гродин, у него там квартира.
– А ты?
– А я остаюсь тут. На этот раз, правда, он по делу приезжает, у него суперпроект для нашего правительства. И вот должен был старший сын моего мужа Артур приехать заранее, подготовить тут кое-что, но он не появился.
– А что за суперпроект?
– Какую-то дорогу собирается чинить. Может, позвонить в милицию?
– Ты о пропаже Артура? Это самое правильное.
– Ой, ну его, – вдруг махнула рукой Элли. – Приедет еще!
Пашка пожал плечами и вышел во двор. У бассейна сегодня собрались все пятеро детей, они спорили:
– Вы, девчонки, слишком глупые, чтобы с вами разговаривать! – услышал Пашка голос Захара.
– Девочкам достается интеллект отца, – парировала Наталья. – Это научный факт. Ты хочешь сказать, что наш отец глупый?
– Ну, тебе, видно, ничего не досталось! – заявил Гаврил со смехом.
– А ты еще и истеричка! – ввернула Оксана. Видно, их краткий роман заглох, не набрав оборотов. – Ты плакал, когда наши в футбол продули!
– Дура!
– Баран!
Гаврил шагнул к ней с самым угрожающим видом, Наташка подошла к сестре.
Павел Петрович встал между противниками.
– Брек! Пойдемте в поход, я знаю одно интересное место.
Мажоры лениво согласились. Паша обернулся и увидел Элли.
– Охота тебе!.. – только и сказала она.
– Куда пойдем? – спросил Гаврил.
Братья и сестры уже переоделись в спортивные штаны, переобулись в кроссовки и собрались во дворе.
– Пойдем к Немецкому мосту! – объявил Седов. – Тут неподалеку есть одно место в лесу, очень красивое. Идем!
Паша пересчитал свой выводок и подал знак охраннику Илюше открывать ворота. Илюша сделал то, о чем его просили, не сводя влюбленных глаз с Ульяны. Она же, изображая взаимные чувства, молча удерживала его взгляд, но как только компания вышла за ворота, Ульяна отвернулась от ворот и сказала:
– Вот идиот!
Сестринство взорвалось смехом. «Сука!» – пробормотал Захар.
… В первый раз Паша увидел Немецкий мост несколько лет назад. Тогда Яна впервые привезла его к матери в Курортный, что было весьма неприятным путешествием. Под тяжелым взглядом Софьи Владимировны они оба чувствовали себя идиотами, поэтому старались больше времени проводить вне дома. Обошли весь Курортный, стали гулять по окрестностям, тогда-то Яна и привела Пашку к Немецкому мосту.
Увидев его, Седов обомлел. Ему показалось, что они попали на развалины Римской империи, – еще никогда Паша не видел вживую такой мощи, красоты и драмы, воплощенной в камне. Мост был трехарочный, на вид высотой метров десять, облицованный ракушечником. Теплый цвет камня в зеленой мрачноватой листве казался живым. Седов трогал шероховатую поверхность, поднимал голову, разглядывая аккуратную кладку арки над головой, и окал в пролет, дразня слабое эхо.
Уже дома в Гродине он полез в Интернет и разузнал, что ощущение трагичности этого места соответствовало истории постройки.
Прочитав на тему «немецких» мостов все, что нашлось в Сети и в книгах о Гродинской области, Седов процедил инфу, сделав краткие выводы. К 1916 году купцы станицы Малые Грязнушки построили железную дорогу, которая вела к Черному морю. Задумка эта была великая, потому что без дороги нет и торговли, а растущее грязнушкинское предпринимательство задыхалось, тупиковая ветвь дороги душила все попытки процветающей станицы превратиться в экономический центр, в город, наконец.
Прежде железку даже не пытались строить, потому что станица стояла на возвышенности и весь окружающий ландшафт был то гористый, то пересеченный речушками, то просто холмистый. И простую дорогу тут было непросто проложить, а уж железную – вовсе невероятно, обычной насыпью не обойдешься, железнодорожное полотно следовало пускать по мостам. Но наступил XX век. Многие малогрязнушкинские купцы бывали за границей, видели, что в Европе теперь строят сказочные дороги, прогресс в чистом виде, – грандиозные виадуки с тоннелями, а по ним несутся вперед паровозы, кипит жизнь, богатеют люди. Захотели они и себе такое.
На проект нужны были деньги, тогда станичные купцы привлекли в качестве спонсоров крупные банки, продали часть акций богатым купцам и земледельцам. Получив финансовую базу для своей идефикс, они нашли немца-инженера, который и создал для них уникальный проект. Как в Европе – дорога шла то землей, то виадуками, по старинке каменными или новомодными железобетонными, ныряла в тоннели, некоторые из них длиной превышали километр, и выходила прямиком к морю, пересекая на пути важнейшие российские железнодорожные развязки.
Закончив строительство, купцы преисполнились надежд. Они протоптали дорогу к покупателям зерна, фруктов, ископаемых! Теперь Малые Грязнушки разбогатеют, прославятся, будет это новый Париж, Париж на юге России, не меньше!
Кончилось все самым неудачным образом: началась революция. Во время Гражданской войны дорога сильно пострадала, а чинить ее никто не собирался, да и возить по ней теперь было нечего: голод, разруха. Потом большевики решили, что эта «железка» уже не понадобится, стали восстанавливать ветку, идущую в обход поникших Малых Грязнушек, а рельсы, шпалы и все, что можно было перетащить с грязнушкинской дороги, отправили на восстанавливаемые дорожные полотна. И даже когда в Грязнушках выстроили крупнейший в области химзавод и переименовали станицу в город Гродин (по имени одного из местных большевиков, который, кстати, также приложил руку к разрушению тех самых купеческих железнодорожных путей), дорогу не восстановили. Обошлись узкоколейкой от завода-гиганта к действующей ветке, вот и все.
Через сто лет, прошедшие с начала строительства грязнушкинской железной дороги, от нее остались только разрозненные артефакты: мостовые переходы и арочные виадуки, дренажные тоннели и несколько полуобрушенных больших тоннелей, по которым когда-то грохотали поезда.
… Вот эту печальную историю Седов и рассказал по дороге мажорам, они выслушали, но интереса к сюжету не проявили. Вскоре за финалом истории пришел и конец пути. Слева от дорожки земля стала опускаться, приближалась глубокая балка. Еще через минуту деревья расступились, и Пашка со своим детским садом увидели желтоватую громадину моста с тремя сквозными пролетами – надгробный памятник чьим-то надеждам.
Кто-то из детей ахнул. Ульяна визгливо засмеялась.
Седов усмехнулся. То-то! Проняло!
Ребята ускорились, вышли на небольшую полянку, откуда мост был виден полностью. И остановились, удивленные. У моста суетились люди в куртках с надписью МЧС, сквозь деревья были видны машины с мигалками.
Такой активности пионервожатый никак не ожидал.
– Отдыхайте здесь! – повелел он.
Пересчитал детей и направился к мосту, не реагируя на посыпавшиеся вопросы, требования и комментарии.
– А ты тут что делаешь? – Витя Калачев был все таким же круглым, крепеньким, как и прежде. Он встретил Пашку широкой улыбкой довольного жизнью человека. Звездочки на погонах свидетельствовали: Витя мог себе позволить хорошее настроение.
Они с Седовым не были близкими друзьями, Паша уволился из органов через месяц после начала Витиной карьеры, но Калачев один остался работать в полиции из всего седовского отдела, а так уж выходило, что против собственной воли Паше приходилось общаться с правоохранительной системой. В этих случаях он, чертыхаясь, звонил Вите.
Калачев был неприятен Паше своей преданностью структуре, где правда и справедливость были оформлены в приказы. Паше казалась убогой эта нацеленность на служебное продвижение, карьерный рост, стремление к привилегиям и возможностям, гарантируемым высоким чином. Витя же в свою очередь жалел Седова: как же это можно было отказаться от высокого предназначения, спиться и превратиться черт знает во что, несмотря на прежние успехи и хорошие профессиональные данные? Он вряд ли знал о причинах Пашкиного увольнения, однако догадывался, что Седова подвела лишняя чувствительность. Сам Виктор Калачев был убежден, что служба есть служба, внутрь себя ее допускать нельзя, иначе твоя карьера, считай, спущена в унитаз.
– Привет! – Паша пожал пухлую ладонь приятеля. – Что случилось?
– Труп на мосту найден, самоубийство. Наш эксперт слазил наверх, обнаружил упаковку реланиума. Потерпевший умер часов десять назад.
Они стояли у опоры моста, наблюдая за тем, как спасатели спускали с моста чье-то большое тело на носилках. Из-под простыни, которым оно было накрыто, выглядывали гладкие носы белых мокасин.
– Черт, – сказал Пашка. – А я детей сюда привел!
– У тебя есть дети?
Седов полез в карман за сигаретами, буркнул:
– Не мои, чужие.
– Вон те?… – Витя указал на полянку. – Ничего себе дети! Лоси.
– Дети, – повторил Паша, – и очень глупые. Им скучно жить.
– Да, ума не нажили.
Объяснять Вите ничего не требовалось, на службе он многое успел повидать: тринадцатилетние героиновые наркоманы, пятнадцатилетние проститутки, зараженные СПИДом, мужья, убивающие жен в пьяном бреду, женщины, превращающие в секс-рабынь своих малолетних дочерей. Жизнь бывает так жестока, что скука превращается в немыслимую роскошь.
– Как зовут мертвеца? – спросил Седов.
– Артур Перцев, если по паспорту. Сейчас будем искать, кому сообщить.
– Сколько лет?
– Тридцать пять.
Извинившись перед другом, Пашка отошел в сторону и достал телефон.
– Элли, кажется, вашего Артура обнаружили в лесу мертвым.
Реакция любовницы его удивила.
– Да?… – В ее голосе мелькнуло сомнение. – Я тебе номер телефона мужа эсэмэской скину, ты передай его… ну, кому там надо.
Седов поступил так, как она сказала. Калачев удивился:
– Ты знаешь этого Артура? Ты знаешь его отца? А на самом деле как ты тут появился?…
На последний вопрос Паша мог ответить только одно: случайно. С тем и ушел.
Детям он выложил всю историю прямо на полянке, откуда открывался вид на мост. Они восприняли новость по-разному.
– А я не знал, что он приехал, – сказал Захар, смущенно улыбаясь.
– И я не знал, – поддержал его Гаврил.
– А как он умер? – спросила Оксана, которая училась на юридическом факультете.
– Предполагается самоубийство, – объяснил Паша.
– У него жена беременная, – заметила Ульяна. – Небось достала его окончательно, вот он и покончил с собой. А вообще его все терпеть не могли, наверное, он понял, что дальше так нельзя.
– Жалко папу, – вздохнула Наташа. – Папа больше всех его любил, потому что Артур самый взрослый и ответственный. Он нам его в пример приводил каждый раз, когда мы чего-то не то делали.
Вернувшись из похода, Паша отправился прямиком в мастерскую Элли, но ее там не нашел. Тогда он разыскал Тамару и выяснил, что Элли на пленэре, делает зарисовки «всяких тучек», как объяснила экономка.
– Эх, везучая она! – заключила женщина, размешивая в здоровенной кастрюле суп, сваренный для детей. – Я бы лучше эти тучки малевала да деньги пересчитывала, чем на кухне жизнь свою гробить!
Когда Пашка нашел Элли в яблоневом саду, все так и выглядело: красивая дама наслаждается жизнью, ей повезло – не надо работать, а можно просто любоваться пейзажами. Однако мольберт оказался чистым, а кисточка сухой, мокрыми были только глаза Элли.
– Это из-за Артура? – спросил Седов.
Она покачала головой из стороны в сторону, словно делала упражнения для шеи. Потом решительно бросила кисть на вымощенную камнем дорожку и села на лавочку. Пашка присел рядом. Элли достала из-за лавочки бутылку бурбона, своеобразный рояль в кустах, поморщившись, отхлебнула и протянула Паше.
– Я Артура никогда особо не любила. Он мне чужой человек.
– Тогда что?
– Никита меня бросает.
Она всхлипнула, вытерла нос тыльной стороной руки, точно так, как это делают маленькие дети. Паша, сделав добрый глоток виски, вернул бутылку.
– Поженимся? – спросил он.
Она взглянула на него колюче и вдруг усмехнулась, догадавшись, что он пытается ее подбодрить.
– Ты настоящий друг, – ответила она. – Представь, он позвонил мне пять минут назад.
– А про смерть сына он знает?
– Знает, конечно.
– Это как-то связано?
– Нет. Разве что дело в характере Никиты. Он узнал, что Артур погиб, и, чтобы не утонуть в переживаниях, решил действовать, менять свою жизнь, переустраиваться, чтобы потеря не казалась такой болезненной. Он всегда так делает. Во время кризиса Никита потерял половину своего бизнеса – в его автомобильные салоны люди перестали даже заходить, не то что покупать дурацкие «геленвагены». И тогда он взялся строить этот дом, чтобы его дети летом не уезжали к матерям, а он мог с ними видеться когда захочет. Растратил кучу денег, но расходы Никиту не волновали, он решил укрепить семью. И меня назначил главной нянькой.
– Просто для того, чтобы чем-то занять себя?
– У него, разумеется, было объяснение. Сказал, что все в этом мире непрочно, призрачно, а настоящее – это не заводы-пароходы. Настоящее – это потомки. Им надо дать все, чтобы они продолжили дело и сохранили твое имя в веках.
– И он дал им все, – иронично резюмировал Паша.
О проекте
О подписке