Цитаты из книги «Год Змея»

Тойву спросил, кто Рацлава такая, и Совьон нашла ответ. Самозваная певунья камня, которая выменивала на музыку собственные боль и кровь. Кому бы ни принадлежала костяная свирель, она отвергала Рацлаву. Но Рацлава продолжала играть. Её ладони – словно перепаханное поле. Совьон видела, что она с трудом держала чарку и роняла ложку. Сколько у неё было вывернутых суставов и порванных жил? Сколько

А сейчас представь, что снежные ведьмы – это воздушные потоки. Они не люди, а ворожеи-полуптицы, с тонкой кожей и носом, похожим на клюв. Скрюченные, с полыми костями. От их рук вниз спускаются почти прозрачные кожистые крылья – стоит распахнуть объятия, и крылья расправятся, как фата. – Ты их видела? – О нет. – Совьон усмехнулась, похлопывая коня по шее. – Ворожеи обитают слишком высоко. Я знаю их по чужим историям, передававшимся из уст в уста. Мне говорили, что им незнакома человеческая речь – их горло издаёт клёкот. А когда, устраивая шабаш, ворожеи танцуют на вершинах у́же игольного ушка, из-под их ступней сыплются самоцветы, но разбиваются в полёте, оставляя после себя лишь свет.

Она лишь стелилась внутри ястребиного тела, зачарованно ощущая, какая под ней распростёрлась высота. Дымки цветов ускользали, оставляя невесомые следы. Небо, сгустившееся вокруг горных пиков, – это ткань её длинных рукавов, раскроенных холодным жемчугом и шершавыми петлями узора. Снежные вершины – это шитьё изо льда и вербы, и изгибы гор вдавались в облака, как заливы – во фьорды, о которых Рацлаве рассказывал брат. Она не слышала ни сухого кашля Хавторы, ни конского ржания, только вой ветра и музыку свирели, стучавшую глухо и горячо, будто ястребиное сердце. Рацлаве приготовили свадебный наряд, а она надела оперение.

Говорила мне бабка лютая, Коромыслом от злости гнутая: – Не дремить тебе в люльке дитятка, Не белить тебе пряжи вытканной, — Царевать тебе – под заборами! Целовать тебе, внучка, – ворона. Марина Цветаева

– Видят боги, я люблю тебя. Хьялма медленно подался вперед – в его зрачках блекнул свет лампад. – Да сохранят меня эти боги от твоей любви.

– Что ты дашь людям, которые присягнут тебе? – Славу. Золото. Величие. – Каждое слово – лезвие, обернутое в шелк. – А им нужны спокойные дороги и пашни, ломящиеся от хлеба. Разве ты этого не знаешь? Люди хотят, чтобы их дочери не надевали вдовьи платки, а сыновья вырастали и умирали седыми. Ты сулишь народу войну, Сармат, и не для того, чтобы восславить его или защитить. Ты мечтаешь о битвах в честь единственного божества – тебя самого.

чудесное палевое платье. Его пышные рукава сужались к запястьям, а по центру, от ворота до подола, шли две широкие ленты вышитого узора. Птицы и переплетения ветвей

«Море» – славное слово, ласковое.

лети горлица за княжьей вольницей, за княжьей конницей…

отбрасывал длинную тень на кудри перламутровой пены, и в море дрожала его освещенная солнцем алая чешуя. Под Криггой шевелилась толща лазурной воды – близко-близко, маняще