Света
– Да ты, от когда приехала, только и делаешь, что постоянно контролируешь меня! Туда не ходи, то не делай. Будто офигеть какая правильная, а все вокруг плохие. Ты совершенно не представляешь, как отдыхает молодёжь на самом деле! Мы просто в парке потусим под гитару, а не пива напьёмся где-нибудь в подворотне. Но откуда тебе это знать, когда ты вечно торчишь дома и бережёшь себя для своего мажора?
– Слава хотя бы хорошо воспитан.
– Ну ещё бы! Не чета нашим голодранцам. А ты возьми спроси своего Славика, почему он не знакомит тебя с друзьями? Или сама стесняешься светить перед ними обновками из базарной коллекции Луи Моветтон? Если учишь других, так начинай с себя! Эгоистка и чёрствая зануда, – срывается на крик сестра.
Со вздохом завершаю звонок. Так хочется тоже крикнуть, кто из нас эгоистка, но я понимаю, что Соня меня сейчас не услышит. Это возраст такой. Она хочет внимания мальчиков, хочет веселиться. Что бы я сейчас ни говорила, сестра всё воспримет в штыки и продолжит рваться куда-то в вечерние улицы и проблемы.
Последняя неделя выдалась трудной. Мне пришлось искать дополнительный заработок. Когда отец спустил на коньяк всю получку, вопрос встал ребром, без возможности выбора других вариантов. Так я уже несколько дней учусь обращаться с подносом. Удобно и то, что бар недалеко от дома, а работать в нём можно не только в будни, но и по выходным, не пропуская хотя бы часть занятий.
Первый месяц, конечно, испытательный, зато чаевые мои. Хоть Славку поздравлю не с пустыми руками. Да и работа нехитрая. Всем улыбайся, правильно обслуживай, молчи, если хамят, бегай, подавай блюда, вовремя реагируй, если столику чего-то нужно, вовремя со столика убирай. Но тяжело физически и морально. Тёмные круги уже проступают под глазами, а волосы к вечеру пропитались запахом сигарет.
Яростно затираю едва заметное пятнышко на рукаве блузы, стараясь не вспоминать обидные фразы. Я отчасти понимаю негодование Сони. Сестра на два года осталась предоставленной сама себе. А теперь снова нужно перед кем-то отчитываться.
Она считает, что я перевелась, чтоб быть поближе к Славе. Думает, это жажда красивой жизни заставила меня отказаться от занятий с именитыми профессорами в пользу скромных возможностей местного университета. А ведь я думала только о ней. Когда Сонька проговорилась, что отец спивается, секунды не сомневалась. Я нужна ей, пусть даже сестра думает иначе.
– Не считай ворон, Савельева. За твоим столиком посетитель, – подсказывает шёпотом администратор. Почему-то в её тоне мне мерещатся едкие нотки зависти.
Бросаю быстрый взгляд в зеркало и выхожу в зал, цокая высокими каблуками по направлению к угловому столику. Вероятность встретить в этой забегаловке Злобина настолько ничтожна, что от неожиданности роняю себе под ноги ручку и блокнот.
– Мне доложили, что ты договорилась с напарницей о подмене. Куда-то торопишься вечером? – заговаривает Вадим с ленцой. Можно подумать, он не догадывается куда! – Кстати, добрый день.
– Обалдеть, каким «добрым» он стал только что, – выцеживаю тихо, стараясь не показывать смятения.
Слава, в отличие от брата, не сноб. Ему всегда было всё равно, во что я одета, какого качества кофе ему налили и сколько лет колченогому табурету на моей кухне. А весь мир пытается нас убедить, что это неправильно. Я ведь потому и уехала, устала доказывать всем обратное. О чём говорить, если даже родная сестра меня осуждает.
Ещё удивительнее то, что Вадим поднимается со стула, чтобы помочь мне и, выпрямившись первым, галантно подаёт блокнот, глядя на меня с высоты немалого роста.
«С высоты птичьего помёта», – острит расшатанная психика.
А потом как-то резко становится не до острот. У меня вся кровь к лицу приливает, когда он переводит взгляд на мои губы и ниже – в вырез блузки, даже сглатывает…
Я резко поднимаюсь на ноги, одёргиваю жакет и хватаю край блокнота, который мне отчего-то не спешат отдавать. Кажется, смена обещает быть адской.
– Скажу по секрету, ты слегка заблудился. Элитный ресторан тремя улицами выше.
Вадим придвигается почти вплотную, дыша свирепыми рывками.
– Я пришёл куда надо. Но не стану злоупотреблять твоим терпением, если объяснишь, каким местом ты меня вообще слушала, и почему мой брат с тобой ещё не расстался?
– Ты уже злоупотребляешь, – шиплю, дёргая на себя руку.
На лице Вадима проскальзывает непонимание, что несколькими секундами позже сменяется ещё более злым выражением, чем было раньше.
– А тебе неприятно, что я стою так близко, да?
– Конечно, ведь ты – брат моего парня.
– Слава тебе никто и никогда не станет кем-то большим. Ясно? Оставь его в покое.
– В конце концов, это не твоё дело. – Опускаю глаза, чтобы не обжечься о ярость его взгляда. На меня так убийственно ни разу никто не смотрел.
– Ещё как моё. Не заставляй меня показывать насколько.
Я нервно заправляю выбившуюся из пучка прядь волос за ухо. Что мне угрозы, когда я уже сама поговорить со Славиком собралась. Не получается у нас, может, не судьба? Но не в его день рождения всё же. И Вадиму удовольствия своим решением не доставлю. Не смогу видеть его торжества. Боюсь, вывернет.
– Если продолжишь меня преследовать и угрожать, то я напишу заявление, что ты меня домогаешься, – говорю ему в спину, когда он возвращается за столик. Так оно проще.
Вадим плавно оборачивается и с непередаваемой смесью интереса и вызова на лице склоняет голову набок.
Он выше меня. Крупнее. Строже. Старше. Влиятельнее… И абсолютно всё это отражается в жёсткой усмешке, идеально ровной осанке и пронизывающем насквозь взгляде.
Но что-то не позволяет мне склонить перед ним голову. С любым другим на его месте я бы не стала связываться. Властность, пропитанная абсолютной уверенностью в себе, ураганом бьёт в мозг, вызывая одно желание – отшатнуться. Но и этого я тоже не делаю.
Его усмешка становится шире, злее, ещё более хищной. Вадим словно мысли мои читает и каждую эмоцию видит насквозь. По крайней мере, он именно такое ощущение вызывает. А ещё обостряет во мне все органы чувств. Вплоть до озноба по мышцам от того, как к коже льнёт его неразложимый на составные запах. Так пахнет роскошь, недосягаемость, вседозволенность. И я совру, если скажу, что не взволнована.
– Тебе помочь? – невозмутимо произносит он. – Подкинуть оснований? Прямо здесь разорвать на тебе эту блузку будет достаточно?
Несложно догадаться, что закон у таких, как Вадим, куплен. Не возьмусь утверждать, как далеко он готов зайти, но в серых глазах напротив разгорается угроза и что-то ещё. Что-то малопонятное. Настойчивое. Личное?..
Это уже не намёк, не предупреждение. Это прямое обещание больших неприятностей.
– Не. Смей. Ко. Мне. Прикасаться, – произношу ровным голосом, без вызова, но и без подобострастия.
А самой страшно себе признаться, что ему на самом деле плевать! Плевать на всё, кроме себя и своей выгоды!
Демонстративно постукиваю ручкой по блокноту, показывая, что он отнимает моё рабочее время. Что он не имеет права вторгаться в мою жизнь и чего-то требовать. Да, может себе позволить. И нет – я ему всё равно подчиняться не буду.
Вадим небрежно берёт со стола меню. Не открывает. Просто смотрит на меня сощуренным взглядом. Очень выразительные у него глаза – то морозят, то обжигают, то обещают что-то… не понимаю что. Но на подсознательном уровне неловко становится. Губы колет и пульс ускоряется.
– Ну, хватит, Светлячок. Учись смирению. Очень полезный для девушки твоего положения навык.
Чего?! Он совсем охренел?!
– А что не так с моим положением?
Не получается держать себя в руках хоть тресни. Выводит. Господи, у меня от него нервный тик скоро будет!
– У обслуги очень узкий спектр возможностей. Ни огрызнуться толком, ни послать, без риска остаться на улице с пустыми карманами.
Я обтекаю от его «вежливости». Вадим мог просто продолжить угрожать, зачем оскорблять-то? Это уже личное что-то. Личное и лишнее.
– И снова всё упирается в деньги… – подытоживаю с иронией.
– Не будем лицемерить, они тебе явно нужны. И мне нужны тоже. Покажи миру свои преимущества и тебя начнут ценить. А пока на твоё место толпится очередь таких же неудачниц. Поверь, никто не заметит разницы.
– Другое дело дочь мэра! – бросаю в запале.
– Абсолютно другое. Но к сожалению, ты не она, – произносит Вадим с ошеломляющей искренностью. – Сам огорчён, что фаворитка моего брата и Аглая – это разные девушки. Поэтому хочется тебе или нет, придётся сжать зубы и выполнять, – медленно скользит по мне взглядом, откидываясь на спинку стула. – Скажу, что чай холодный, значит, принесёшь другой. Скажу «к ноге», значит окажешься там. Вопрос времени…
– Что будешь заказывать? – перебиваю подчёркнуто ровным тоном. Внутри так полыхает, что интонации сгорают в пепел.
– Проведи со мной эту ночь, – выдаёт вдруг на полном серьёзе. И опять ведёт по мне взглядом с каким-то упоением непонятным. Стегает ощущением, что он не из-за брата преследует меня, но сам же при этом меня едва выносит. Шизофрения какая-то. Зажравшийся богатый извращенец с пугающим видом и ещё более пугающими намереньями.
Отшатнувшись от неожиданности назад, с трудом возвращаю себе равновесие. Растерянность длится лишь долю секунды, после чего мне всё-таки удаётся взять себя в руки.
Морду лопатой, Света – напоминаю себе совет напарницы. Не в первый раз мне посетители такое предлагают. Это за пару дней-то!
Как Вадим сказал? «Обслуга»? Она и есть. Всегда найдётся сволочь с особыми запросами. Вдруг не откажут?
– Такого в ассортименте нет, – использую заученную фразу и добавляю от себя: – Тебе в другое заведение. У жриц любви поспрашивай.
– Я сам решу, куда мне. А ты принеси… – тычет пальцем наугад в меню и заодно в моё подневольное положение. – Сырные шарики с брусничным соусом.
Отхожу от столика на ватных ногах. У меня натурально дрожат колени и сильно сохнет в горле… После общения с ним всё время испытываю нечто вроде похмелья.
Передав заказ повару, опрокидываю в себя треть бокала неразбавленного рома. Если администратор увидит, меня за такое уволят. Плевать. Подозреваю, сегодня это неизбежно.
Как же меня колотит! Впервые пробую спиртное, а изменений ноль. Какой же мудак этот Вадим!
Ну да, конечно, будет ему какая-то безмозглая обслуга вякать и что-то трындеть! Конечно, мы будем недовольные. «Избранный», мать его!
Да какое он вообще имеет право, а? – выхожу из себя.
Меня до колик в кончиках пальцев бесит этот непробиваемый чёрствый сухарь.
Никогда ещё мой путь с подносом до столика не был настолько стремительным.
– Ваш заказ! – сорвавшись на крик, впечатываю в наглую рожу тарелку.
Глупо, знаю. Это жест безысходности, жест недостатка выдержки и аргументов. Роспись в собственной неуравновешенности. Но хоть на несколько секунд чувствую себя отмщённой, и это перекрывает все минусы.
Вадим оказался мстительным. Я, конечно, понимала, что не состоялась даже как обслуга, когда растягивала по его лицу бруснично-сырную маску, но я просто выпала в осадок, от его реакции.
Нет, Вадим не кричал, не требовал меня четвертовать, он сделал всего один короткий звонок. А через десять минут я уже ехала в полицейской машине! И это ещё полбеды. В отделении полиции мой телефон отобрали, а меня закрыли в вонючей камере за решётчатыми дверями возле дежурки.
Абзац! Нахамил мне, фигни всякой наговорил, а закрыли в итоге меня. Потерпевший чёртов! Ладно, заслужила. Так ведь он сам довёл! Только камеры в баре звук не пишут и на записях Вадим ведёт себя прилично, галантно даже! А от меня ещё спиртным несёт…
Вот это сестра удивится… Мне так стыдно в жизни не было! Я уже волосы распустила, чтобы только спрятать лицо и, упаси боже, не попасть в телевизор. Злобин – персона в городе известная, «прославиться» можно запросто.
Это ещё повезло, что я тут заперта одна. Запашок стоит, будто здесь отжималась потная команда футболистов, если меня всё же вывернет завтраком, хоть никто не увидит.
От холода стучат зубы. Хочется стянуть куртку и укрыть ноги в тонких колготках, но блуза моя не сильно плотнее. Пока есть силы, хожу по периметру камеры. Обшарпанная скамейка вызывает чувство брезгливости. Ветер, как бы сочувствуя, стонет под карнизом. Где-то вдалеке за стеной сквернословит герой боевика. Звук шагов убаюкивает. Это плохо, ноги после рабочего дня гудят, надолго меня не хватит. А вот чеканный топот, идущий с коридора – это хорошо. Попробую выпросить стакан горячего чая.
То, что моим жизнеутверждающим планам хана, становится очевидно, едва за шарообразным дядькой в форме замечаю сухопарого Злобина.
– У вас пять минут, – сообщает дежурный, прежде чем покинуть нас.
Я так и застываю в шаге от решётки.
– Припёрся, пижон… – констатирую презрительно. – С брусникой на бровях ты был как-то приятней.
О проекте
О подписке